Эдипальный конфликт что такое
Эдипов конфликт и три гениальных фильма о нём
Когда в поп-культуре речь заходит об Эдиповом комплексе, фрейдовскую идею низводят до примитивного объяснения: это бессознательное влечение любого мальчика к матери и желание устранить отца. Клинический психолог Марина Куликова разбирается, что же на самом деле представляет собой Эдипов конфликт, почему это неизбежный этап развития любого человека, как в нём вызревает наша идентичность и склонность к здоровой конкуренции с родителями, какие формы может принимать Эдипов конфликт в разных обстоятельствах и какие преломления он находит в трёх гениальных фильмах — «Зеркале» Андрея Тарковского, «Убийстве священного оленя» Йоргоса Лантимоса и «Крупной рыбе» Тима Бёртона.
Миф об Эдипе и психоанализ
Трагедия Софокла об Эдипе открывается разговором Эдипа с жрецом. На город свалился мор. Жрец говорит Эдипу:
«Воздвигни умирающий город вновь, как ты это уже однажды сделал».
Помощник Эдипа Креонт посылается к оракулу узнать причину.
Вестник отвечает, что боги карают город за убийство. Мировой порядок нарушен убийством предыдущего царя Лая. Пока убийца не изгнан, город будет страдать (Лай был царем города до Эдипа. Эдип же, по другим мифам о нем, стал царем, отгадав неразрешимую загадку Сфинкса; он в городе пришелец, не наследник, но эти сведения не из трагедии Софокла; подразумевается, что читателю эти сведения известны и так).
Есть старец Тиресий, который что-то знает. Он долго отнекивается, но Эдип принуждает его ответить. «Осквернитель — ты!» — слышит он от старца.
Креонта начинают обвинять как косвенно связанного с Тиресием — «Кого ты привел!», и Тиресия также изгоняют.
Супруга Эдипа Иокаста, когда-то бывшая женой Лая, открывает Эдипу тайну: у Лая был сын, но царю сделали пророчество, что он погибнет от рук сына. А Лай погиб на перекрестке трех дорог, от их с Иокастой сына же он давно избавился, оставив малютку погибать в горах.
Эдип уже о чём-то догадывается и настаивает на продолжении расследования, для чего посылает за оставшимся в живых свидетелем — слугой.
Тем временем приходит другой вестник из города, где вырос Эдип, и рассказывает новую правду: вырастивший его человек — не родной отец Эдипа, так как лично из рук вестника принял младенца. А младенец был найден пастухом в горах. Эдипа манит узнать своё происхождение, и он настаивает на продолжении расследования. Называют имя Лая — того человека, который избавился от младенца. Наконец, дожидаются и второго пастуха, которому Лай передал младенца, и тот подтверждает то, о чём уже все и так догадались. Он принял младенца от Лая и отнёс в горы.
Этот греческий миф, скорее, говорит о силе рока и бессилии человека перед судьбой, но метафорически имя Эдипа было использовано Фрейдом для обозначения того повторяющегося невроза, который он видел в своих пациентах и который в дальнейшем будет назван Эдиповым комплексом, краеугольным камнем психоанализа.
Читайте также Анализ сновидений: от древних греков до Зигмунда Фрейда
Но судьбе было суждено именно Эдиповому комплексу, а не комплексу Гамлета, стать центральным узлом психоаналитической теории.
Эдипов конфликт с точки зрения психоаналитической теории
В чём современное понимание Эдипова конфликта? Бессознательное влечение к матери и желание устранить отца — чересчур примитивное, упрощенное толкование, за которым кроется тайное желание разделаться, высмеять ту теорию, которая так неудобоварима для наших желудков.
Рожденный ребёнок состоит в плотном симбиотическом контакте с матерью. Родившись, он окончательно «не вылупился» из неё. Человеческий детёныш очень долго сохраняет зависимость от матери. Физически и психически он представляет единое целое с ней. Примерно год спустя он начинает отбегать от матери на небольшое расстояние, но всё ещё не может самостоятельно добывать пищу.
Всё это время мать — центр его мироздания. Вернее, он сам в слитом состоянии с матерью и есть центр своего мироздания. Постепенно ребёнок осознает свою отдельность от матери, он понимает разницу себя и её. Наконец, в поле зрения ребёнка появляется фигура отца, третьего, и возникают отношения триангуляции — мучительного треугольника, в котором заперт ребёнок. Отец становится фигурой, благодаря которой ребёнок начинает отделяться от матери и исследовать окружающее пространство. Во-первых, мать иногда принадлежит отцу, а не ребёнку — это начинает осознавать ребенок. Во-вторых, отец расширяет диадное пространство «мать-дитя», образуя ещё один узел. У ребёнка есть связь с матерью, связь с отцом, и у родителей есть связь друг с другом.
Осознав, что у него есть пол, ребёнок идентифицирует себя либо матерью, либо с отцом: «Я — либо мальчик, либо девочка». И примерно в этот момент у него начинается дикая ревность к родителю своего пола и борьба с ним за любовь родителя противоположного пола. Это и есть арена будущего Эдипова комплекса. В процессе длительного взросления ребёнок должен преодолеть желание жениться на маме или выйти замуж за папу и сформировать стойкое намерение «быть как мама или как папа», чтобы впоследствии завести себе свою пару. Говорят о положительном разрешении Эдипова конфликта, когда ребёнок окончательно разрешает себе любить человека противоположного пола, и о негативном разрешении, когда уже выросший ребенок не разрешает себе любить или осуществляет выбор в пользу партнёра своего пола. Это означает, что на арене Эдипова конфликта когда-то что-то пошло не так. Возненавидев родителя своего пола, ребёнок может возненавидеть своё собственное тело со всеми его проявлениями или просто себя. Это дорога в патологию или психосоматику. Ненависть к родителю своего пола, несомненно, должна рано или поздно стать метафорой, символом и пролиться на свет в виде творчества, поступков, в которых отдаленно есть конкуренция с родительской фигурой. Если метафора не образуется, то ненависть (а в вывернутом наизнанку виде ненависть может стать зависимостью) остается буквальной, а не символической, — это повод обратиться к личному анализу, к развитию у себя способности символизировать свои аффекты.
Биологи говорят, что окончательное взросление человеческого детёныша завершается к 4 годам — когда он уже действительно самостоятелен, может передвигаться и доставать себе еду, а исследователи нашего мозга утверждают, что окончательное созревание головной коры человеческого мозга завершается к 23 и даже к 26 годам, то есть всё это время человеческая особь развивается. Физическое отделение происходит к 4 годам, а психические процессы формирования и развития длятся почти 30 лет.
Эдипов конфликт имеет тысячи нюансов и оттенков в сценариях каждой жизни отдельного человека, и в одном случае может проявиться как патологическая ревность, в другом как желание конкурировать с людьми своего пола, в третьем как избегание любых парных отношений, в четвёртом как желание властвовать над партнёрами противоположного пола. Случаи самого крайнего разрешения конфликта, или, как говорят, перверсии, имеют также сотни вариантов.
Разрешением же конфликта является зрелая способность любить другого человека противоположного пола, уметь строить длительные отношения, рожать и воспитывать детей, проживать свою жизнь и стареть в удовлетворении своей жизнью и собой. Недаром Эдипов комплекс называют главным комплексом или этапом развития взрослого человека.
Совестью называют ту надстройку, которая образуется в психическом мире ребёнка в результате его прохождения через Эдипов Конфликт. Отец, принесший в мир ребёнка нормы, правила и законы, должен стать внутренней категорией. Это тот алтарь, на который ежедневно будут приноситься жертвы психических конфликтов человека.
Три гениальных фильма об Эдиповом конфликте
«Крупная рыба» Тима Бёртона (2003 г.)
Герой возвращается к умирающему отцу. Фигура отца сначала кажется нам несерьёзной, комичной. Его истории — блеф, сказки, всё неправда. С точки зрения главного героя, все истории отца ерунда. Да и отец какой-то не такой. Не такой важный, не такой серьёзный, как хотелось бы. Так, коммивояжер, пустышка. И ещё эти его фантазии. Удивительно удачно подобран актёр для пожилого отца — тяжёлый, полный и ни разу не привлекательный мужчина. Но есть одно «но». У этого пустозвона жена — настоящая красавица. Как такое вообще возможно? Это, конечно, метафора, которую должен разгадать зритель. Дело в том, что таковы родители — непритязательный отец и красавица мать — с точки зрения ребёнка-мальчика. Их разительное отличие в плане привлекательности доведено до предела.
Такими видит родителей находящийся в эдипальном треугольнике ребёнок: один необыкновенно желаем, второй посмешище и преграда на пути.
Отец в фильме низведен с престола. Это несерьёзная фигура. Хотеть быть, как он, смешно, не представляется возможным. Но есть ещё одно «но».
Сын выбирает себе профессию писателя. И жена его — иллюстратор, фотограф, рассказчик о чудесах мира через образы фотографии.
В профессии герой как будто конкурирует с отцом. И, естественно, побеждает. Отец — несерьёзный нелепый рассказчик. Сын — серьёзный писатель. Мы очень часто в своих профессиях пытаемся догнать и перегнать своих родителей. Мать — врач, дочь- нутрициолог или остеопат (профессия, одновременно имитирующая и отвергающая материнскую). Мы можем конкурировать с родителями другим способом: родителю не удалось чего-то добиться в жизни, а ребёнок этого достигает. Или родитель мечтал, а ребёнок воплотил. Отец поэт, а сын режиссёр и сценарист. Отец известен в своей стране, а сын становится мировой звездой. Конкуренция с родительской фигурой и есть желание победить её.
«Зеркало» Андрея Тарковского (1974 г.)
В центре фильма — воспоминания об отце. Мальчик находится в самом ключевом, «том самом» возрасте. Именно тогда, когда в Эдиповом треугольнике должно произойти мирное разрешение, в его личной психической эволюции происходит разлом. Отец уходит из семьи и треугольник даёт трещину. С этого момента отношения будущего героя с женщинами, как и вся жизнь с её плодами и результатами, обречены на драматичность.
Мы видим, как герой смертельно болен в фильме, и, умирая, он страдает, вероятно, о том, что было сделано и прожито не так.
«Совестью» называет врач эту болезнь в фильме. Из фильма мы узнаём, что герой, став взрослым мужчиной, тоже покинул семью и тоже оставил мальчика с матерью, повторив поступок своего отца. Находясь в поисках ключевого момента, загадки всей своей жизни, он возвращается в то самое лето и в тот самый дом, из которого отец ушёл и не вернулся в семью.
Жена героя, роль которой исполняет Маргарита Терехова, по гениальной задумке автора фильма, выглядит так же, как и мать (Терехова играет обеих героинь). Нам иногда трудно отличить мать от жены. В этом гениальный намек мастера на эдипальное и неосознаваемое желание мальчик-ребёнка к матери.
Но мы узнаём, что герой в конфликте со своей матерью уже много лет. Ненавидеть мать одновременно означает иметь вытесненное желание к ней. Жена, так похожая на мать, указывает нам на это.
Янковский в роли отца — далёкая и недоступная фигура, недосягаемая, как бог. Недосягаемая для мести и для поклонения. Его невозможно настигнуть, повергнуть и затем ощутить истинное раскаяние. Одновременно трудно хотеть быть таким, как отец, когда он совершил что-то «такое» по отношению к матери. Это «что-то» кажется непонятным, неуяснимым, но не прощаемым. Отношения родителей — мучительный треугольник, в котором неминуемо будет возникать третий или третья. Не разрешённый в свое время в мирном сценарии, треугольник будет манить и затягивать в себя вновь,. как узел, как загадка сфинкса. Уход отца и ожидание отца — ключевой момент фильма и истории героя. Попытка вернуть себе отца внутри себя и примириться с матерью — вот на что обречён герой на всю свою жизнь. Он как будто хочет вернуться в детство и прожить жизнь ещё раз, но так, чтобы той драмы не произошло.
Драма Эдипова конфликта здесь в том, что победить отца, пройти сквозь эту фигуру не удаётся, отец ускользает из жизни мальчика, и задача треугольника остается неразрешимой. Желаемая мать превращается в отцовский суррогат: возьми, принеси, выучи, перестань дурить. Так женская фигура становится амбивалентной: и желанной, и ненавидимой. Так реальные женские фигуры в жизни станут участниками драмы: одну и ту же женщину невозможно любить постоянно, рано или поздно любимая женщина превратится в преследователя.
Хороший и тонкий человек мучается всю жизнь и умирает несчастным. Совесть, которая мучает его и которая, вероятно, несправедлива к нему (и которой, по словам Тарковского, мучается каждый творческий человек) — это тот бог, который слишком жесток и не может быть милосердным. И ключ, который отворяет дверь к разгадкам, — драма Эдипального треугольника.
Читайте также О любви и смерти: музыка из фильма «Зеркало» Андрея Тарковского
«Убийство священного оленя» Йоргоса Лантимоса (2017 г.)
Это даже не фильм про миф, а, собственно, почти пересказ мифа. «Ифигения в Авлиде» Еврипида рассказывает о мучениях отца по поводу необходимости принести в жертву дочь ради победы войска в войне. По мифу, дочь была заменена на лань богиней Артемидой в последний момент, а саму Ифигению услали служить жрицей в метафорическую жертву богам.
В центре фильма Лантимоса история об убийстве отрока отцом — жертвоприношение. Так бы, по-Тарковски, я озаглавила этот фильм.
Принесение отрока в жертву — многочисленный и повторяющийся в истории и в культуре человечества ритуал. На костях младенцев строили реальные дома, закладывая кости для долговечности строения. Жертвы младенцев богам считались самыми угодными, когда это был единственный ребёнок или самый любимый.
Краеугольным камнем, на котором воздвигнута религия иудейско-евразийской культуры, была история о принесении Богом в жертву сына.
Главный герой фильма попадает, как Эдип, в замкнутое пространство рока, когда выбора нет. Опять рок.
И про рок можно говорить много с точки зрения психоанализа. Что-то управляет нами, но не мы. Что-то имеет силу и власть над нами, и мы это пытаемся подчинить себе, смирить это. Можно назвать это бессознательным. Можно назвать это, пользуясь лексикой нейробиологов, программами поведения. Но что-то в нашей жизни проносит нас по вехам, по этапам, обогнуть которые невозможно.
Итак, история неумолима, а мировой порядок, как в первоистории об Эдипе, страдает. В мифе об Эдипе нам известно, что люди в городе гибнут, и это решение богов. Они будут гибнуть, пока мировой порядок не будет восстановлен.
В истории человечества, запечатленной в других мифах и в религиозных обрядах, отец потенциально требовал жертвы от своих сыновей в обряде обрезания, дабы сыновья не посягали на имущество старшего в роду. Можно согласиться, что обряд заменил существовавшее ранее реальное оскопление или даже убийство. Эта жертва — жертва послушания.
Вся история человечества про этот выбор. Сынов всю жизнь слали на жертву ради спасения отчизны. Каждый сын «помнит» это. В истории Авраама, убивающего своего сына, — начало религии о готовности отца к жертве сына и о принесении этой реальной жертвы впоследствии в новозаветной истории.
Сейчас в истории отдельной семьи будущих детей приносят в жертву ради благосостояния семейной пары.
Мир построен на костях своих детей. Эту метафору недавно предложил Ларс Фон Триер в своем сенсационном фильме «Дом, который построил Джек».
И жертвоприношение не надуманная жертва, она происходит в каждом человеке в процессе его взросления. Принести в жертву свои желания во имя порядка, во имя разума, во имя своего будущего — не с этим ли выбором мы сталкиваемся ежедневно много раз. Эдипов конфликт — не только конфликт отдельного человека, человечество в целом его проживает постоянно.
P.S. Истории о прохождении Эдипова конфликта женщинами потребуют отдельного рассказа, но самые яркие фильмы про это, на мой вкус:
Обложка: The Illinois State University School of Theatre and Dance «Oedipus» (2017)
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
vakurov
vakurovАлександр Вакуров
Мой сайт: vakurov.ru
«Эдипальный конфликт выполняет несколько важных задач. Во-первых, в эдипальной ситуации впервые появляется третий. Ребенок от симбиоза с матерью сначала переходит к отношениям с частичными объектами, затем к диадным отношениям с матерью, затем к триадным с матерью и отцом. Таким образом, постепенно осуществляется переход к жизни в социальной группе.
Во-вторых, в эдипальной ситуации ребенок еще раз сталкивается с принципом реальности. В мифе об Эдипе правда становится известной после того, как преступление уже состоялось. Фантазия о реальности разбивается самой реальностью В эдипальной ситуации ребенок вынужден признать страшную правду о том, что он не взрослый. Но при при хорошем разрешении эдипального конфликта, отношения с ним продолжаются. С точки зрения Мелани Кляйн эдипальная ситуация разрешается одновременно с переходом от параноидной стадии к депрессивной, при которой ребенок интегрирует опыт хороших и плохих отношений в одном человеке и при этом сохраняет постоянство отношений с ним. Ребенок впервые видит разницу между притязанием и возможностью, физическим и психическим.
В-третьих, нахождение в так называемой третьей позиции – не в виде участника, а в виде наблюдателя – закладывает зачатки того, что в будущем становится особым психическим образованием, известным как наблюдающее Эго.
В-четвертых, с разрешения эдипального конфликта начинается формирование Супер-Эго. Поздние идентификации приводят к тому, что ребенок интроецирует не реальных родителей, а идеальных, очищенных от всего искажающего и человеческого. Идентификация осуществляется легче в отношении того объекта, который обладал большим фрустрирующим потенциалом.
В отличии от остальных стадий психосексуального развития, во время которых ребенок имеет своей задачей преодолевать сопротивление среды, на фаллической стадии, во время эдипального конфликта он должен проиграть и быть символически изгнан из родительской пары. Если этого не происходит, неразрешенная эдипальная ситуация может становится частью перверсий.
Можно говорить о том, что с разрешением эдипальной ситуации начинает формироваться организация характера невротического уровня. Невроз как культурный феномен является выражением конфликта между стремлением к индивидуации и потребностью в принадлежности. Эдипальный конфликт позволяет приступить к решению вопроса о том, как жить в мире, в котором присутствуют другие. До фаллической стадии ребенок преимущественно озабочен проблемами физического выживания, а также вопросами сепарации и зависимости в диадных отношениях. В этом смысле эхо эдипальной ситуации, как и утверждал Фрейд, действительно преследует человека всю оставшуюся жизнь»
Внутрипсихический (интрапсихический) конфликт
на примере Эдипова комплекса
Часть 1. Нарциссическая потребность
Термин конфликт происходит от латинского conflictus – столкнувшийся.
Внутрипсихический конфликт с точки зрения психоанализа – это не просто столкновение мотивов, не позволяющее сделать выбор, а сложная неосознаваемая полностью система противоречивых психических сил. Ид порождает желания, которые фрустрируются в результате невозможности их осуществления из-за внешних запретов со стороны родителей (или закона, норм и правил для взрослого человека), или из-за внутренних запретов со стороны Супер-Эго. Для облегчения негативных переживаний, связанных с фрустрацией, в действие вступают психологические защиты. В результате формируется компромиссное образование как суперпозиция векторов психических сил. Этот агрегат представляет из себя комплекс, влияющий на чувства и поступки, иногда в течение всей жизни. Этот комплекс может быть как стимулом к развитию, так и причиной невроза или депрессии.
Концепцию внутрипсихического конфликта начал разрабатывать Зигмунд Фрейд, многие психоаналитики возвращались к этой теме, но наиболее полное описание структуры внутрипсихического конфликта с точки зрения классического психоанализа дал, пожалуй, только Чарльз Бреннер в своей статье Роль психического конфликта в душевной жизни (которую можно почитать на этом сайте). В этом цикле статей будет кратко изложена концепция Чарльза Бреннера, дополненная точкой зрения современного психоанализа, а также будут показаны необходимые условия развития ребенка, чтобы внутрипсихический эдипальный конфликт не стал невротическим.
Инстинктивный импульс – первый элемент конфликта
Основная концепция классического психоанализа основывается на идее, что существуют инстинкты (драйвы), данные нам от рождения, которые управляют нашим поведением. Среди прочих инстинктов, классический психоанализ уделяет основное внимание сексуальному инстинкту, названному Фрейдом либидо. Соответственно, обычным желанием такого рода в эдиповом периоде [3-5 лет] является желание видеть в одном из родителей мужа или жену и избавиться от другого как от соперника (Ч. Бреннер). Такое проявление Эдипова комплекса было названо классическим.
Ранний Эдипов комплекс
Надо подчеркнуть, что классический Эдипов комплекс не возникает вдруг, а формируется на месте более раннего конфликта, заключающегося в том, что отец является нежелательным пришельцем, мешающим слиянию матери с младенцем (Вейкко Тэхкэ назвал такие отношения между матерью и грудным ребенком идеальной диадой).
Фрейд считал, что влечение младенца к матери носит сексуальный характер, и мы можем почерпнуть косвенное доказательство этому в «магическом» влечении мужчин (и гомосексуальных женщин) к груди женщины. Но, даже основываясь на этой сексуальной точки зрения, все же, Фрейд пришел к выводу, что мать для младенца становится большим, чем просто объектом сексуального удовлетворения:
Иначе говоря, младенец, завися от груди физически для удовлетворения потребности в питании (и, может быть, для удовлетворения сексуального влечения), начинает зависеть от груди психически – грудь его первый друг и весь его мир. Младенец плохо видит, поэтому сначала обнаруживает грудь, а не мать. Психически он тоже еще не может объять то, что не может обнять. В результате отношений с грудью, младенец начинает формировать взаимоотношения с матерью (см. Теория сосания первичного объекта). Если младенец вскармливается с помощью бутылочки: в благоприятном случае, он также привязывается к рукам матери и ее телу, а в неблагоприятном, если мать не позволяет ему контактировать с ее телом, – мир вокруг него оказывается резиновым и стеклянным (см. Госпитализм). Ведь нельзя построить взаимоотношения с соской.
Постепенно младенец обнаруживает и саму мать как источник удовольствия, спокойствия и комфорта – мать становится для него средством физического и психического существования и, как следствие, объектом любви – образцовым примером анаклитического объектного выбора (как выразился Фрейд). Младенец любит свою мать так, как это возможно для его незрелой психики – конечно, это любовь эгоистична и эгоцентрична.
Когда психика младенца развивается настолько, что он способен отличать мать от не-мать, вторжение отца вызывает у него неудовольствие – если, конечно, отец не смог подружиться с младенцем. Но, как правило, у мужчин младенцы не взывают особого интереса (если не вызывают раздражения). В этом случае отец оказывается нежеланным пришельцем.
Кажется, что младенец может находиться только в диадных отношениях с матерью. Ведь только у матери формируется с младенцем тесная связь, обусловленная самой природой, а именно, благодаря массированной выработке гормона окситоцина (но, к сожалению, это не является гарантией близких отношений матери с младенцем). Грудной ребенок тесно привязывается к матери и «видит» ее продолжением себя, частью себя, не отделяя мать от себя – это нормальный этап развития младенца, названный Маргарет Малер симбиозом. В первые месяцы жизни ребенка мать тоже бессознательно рассматривает его как часть себя – это необходимое условие для нормального развития младенца. Но нередко мать и дальше видит ребенка только как свою часть – это подтверждает радикальную идею Фрейда, что для женщины ребенок является только компенсацией недостающего пениса (см. Эдипов комплекс у девочек по Фрейду).
А для отца, лишенного такого нейрогуморального механизма, ребенок, нередко, также оказывается пришельцем, забравшим все внимание его жены – именно поэтому большинство разводов приходится на первый год после рождения ребенка (поэтому законодатели в России были вынуждены запретить разводы по инициативе мужа на первом году жизни ребенка). Иногда требуются годы, чтобы отец полюбил своего ребенка, даже если он был желанным и планируемым. Но именно сильная привязанность матери к ребенку может сделать ее чрезмерно ревнивой, и это оказывается препятствием для формирования у отца близких взаимоотношений с ребенком.
Психически здоровый младенец очень охотно общается с окружающими людьми, если те относятся к нему доброжелательно. А психическое здоровье младенца зависит именно от того, насколько окружающие относятся к нему доброжелательно и понимают его потребности и особенности взаимодействия. Поэтому ранний Эдипов комплекс, заключающийся в фиксации на матери, возникает именно в том случае, если у младенца нет достойной альтернативы матери. Младенец открыт миру – если мир открыт младенцу. Конечно, прежде всего, определяющим является то, насколько мать изначально была настроена благожелательно к младенцу и могла выполнять свои обязанности, и показать ему, что мир безопасен (см. об этом подробнее Травма рождения, Базальная тревога, Депривация и следующие статьи).
Классический Эдипов комплекс
«Первым элементом каждого конфликта является инстинктивный импульс (drive derivative), детское инстинктивное желание. Здесь имеется в виду желание приятного удовлетворения либидинозного или агрессивного типа.»
Классический Эдипов комплекс по мнению Фрейда основывается на желании ребенка безраздельно обладать родителем противоположного пола в случае позитивного Эдипова комплекса или родителем того же пола в случае негативного Эдипова комплекса. Такое желание является дериватом (производным) инстинктивного сексуального импульса, который и порождает ревностную ненависть к родителю-сопернику. А сама ненависть коренится в садистической фазе либидо (см. примечание к Вытеснению).
Таким образом, с точки зрения классического психоанализа получается, что сексуальный инстинктивный импульс порождает влечение к одному родителю, а агрессивный инстинктивный импульс – ненависть к другому родителю. То есть дело даже не в ревности, а в комбинации двух инстинктов. Эта концепция получила особенно широкое развитие в психоанализе после постулирования Фрейдом инстинкта смерти, которым стала объясняться любая агрессивность (особенно в кляйнианском психоанализе).
Исходя из этого подхода, получалось, что реальное поведение родителей не имеет большого значения для формирования переживаний ребенка – для обоснования этого взгляда Фрейд постулировал концепцию прафантазий. С этой точки зрения все основные переживания ребенка обусловлены филогенетически – наследуются поколением за поколением с доисторических времен:
«Я полагаю, что эти прафантазии – …являются филогенетическим достоянием. Индивид выходит в них за пределы собственного переживания в переживание доисторического времени, где его собственное переживание становится слишком рудиментарным. Мне кажется вполне возможным, что все, что сегодня рассказывается при анализе как фантазия, – совращение детей, вспышка сексуального возбуждения при наблюдении полового сношения родителей, угроза кастрацией (или, вернее, кастрация) было реальностью в первобытной человеческой семье, и фантазирующий ребенок просто восполнил доисторической правдой пробелы в индивидуальной правде.»
При этом основная сексуализированная концепция классического психоанализа строится вокруг идеи первичной сцены, под которой понимают половой акт родителей. Наблюдению за половым актом родителей изначально Фрейд придавал первостепенное значение как реальному травмирующему воздействию на ребенка. Он считал, что, с одной стороны, это вызывает у ребенка запредельное для его психики возбуждение, а, с другой стороны, порождает впечатление, что отец проявляет агрессивные и насильственные действия в адрес матери.
Еще до того, как были придуманы прафантазии, в книге “Об истории одного детского невроза”, получившей наименование случай Человека-волка, Фрейд рассуждает о значении первичной сцены в формировании невроза. Пациенту Фрейда, описанному в этой книге, в эдипальном возрасте (около 4-х лет) приснился очень реалистичный сон, как окно в спальню внезапно распахнулось и на ветвях растущего рядом орехового дерева сидели на задних лапах 6-7 волков. Фрейд приходит к выводу (между прочим, совершенно голословно, используя только свои собственные ассоциации, а не ассоциации пациента), что эти волки символизируют половой акт родителей в позе сзади (по-собачьи). Фрейд много размышляет в этой книге, видел ли пациент в самом деле половой акт родителей или это была только его фантазия.
Современный классик психоанализа Андре Грин в своей фундаментальной работе “Мертвая мать” утверждает:
«Я настаиваю на том, что первосцена – это фантазия, чтобы ясно отмежеваться от позиции Фрейда, как она изложена в случае Человека-волка, где Фрейд ищет в своей полемике с Юнгом доказательства ее реальности. Ибо чем так важна первосцена: не тем, что субъект был ее свидетелем, но как раз обратным, а именно, тем, что она разыгрывалась в его отсутствии.»
Это, пожалуй, самое важное открытие психоанализа за последние 100 лет. Такой взгляд вводит новый подход в понимание Эдипова комплекса – ребенок ревностно реагирует не на одного из родителей, а на свою исключенность из отношений между родителями. И половой акт родителей, конечно, является абсолютным примером полной исключенности ребенка из отношений – но это далеко не единственная ситуация, когда родители что-то делают без ребенка.
Триангуляция
Гармоничной триангуляцией можно считать, когда мать может общаться с ребенком без отца, отец может общаться с ребенком без матери, и родители могут общаться без ребенка, и все вместе – втроем. Если все эти конфигурации ни у кого в этом треугольнике не вызывают сильной ревности – значит триангуляция оказывается успешной. А успешной она оказывается, если в треугольнике не возникает устойчивых диад, когда двое дружат против третьего (чаще такими диадами бывают мать-ребенок и отец-мать).
В современном психоанализе, при исследовании переживаний ребенка, делается акцент не только на эдипальных составляющих, когда ребенок хочет исключить из диадных отношений второго родителя, который оказывается лишним, но и на триангулярных взаимодействиях – когда ребенок чувствует себя лишним. При этом фокус внимания смещается с филогенетических прафантазий на переживание ребенком чувства исключенности из отношений родителей, ощущения ребенка, что его собственная любовь отвергается, потому что она плоха (Фэйрбейрн). Ревность рассматривается как естественная реакция на исключенность из отношений, которая неизменно произрастает в любом любовном треугольнике, не являясь дериватом агрессивного инстинкта или инстинкта смерти, как считалось ранее в классическом психоанализе (и как, до сих пор, считают современные кляйнианские психоаналитики).
«Пожалуй, одним из наиболее важных факторов является ситуация в детстве, в результате которой индивид чувствует, что его объекты [любви] не любят его как личность и не принимают его любви.»
Говоря иначе: не сексуальный инстинкт ребенка и не ревностная злобность порождает у него Эдипов комплекс, а неизбежность формирования парных взаимодействий внутри триангулярных отношений, из которых ребенок исключен. Причинами пренебрежительного отношения родителей к ребенку может служить и отсутствие их эмпатии, и возрождение эдипальных травм самих родителей. В конце концов, родители могут просто устать даже от психически здорового ребенка, который для взрослого человека нередко оказывается чрезмерно активным. И особенно родители устают от не вполне психически здорового ребенка, который гиперактивен и истеричен. Надо всегда помнить, что родителем быть тяжело, поэтому родитель должен общаться с ребенком ровно столько, сколько он его выдерживает. В помощь обязательно следует привлекать бабушек, тёть и нянь (убедившись предварительно, что они способны общаться с ребенком должным образом).
На самом деле, нормальный ребенок больше всего хочет, чтобы и мама, и папа были рядом, и уделяли внимание только ему, а вовсе не исключить из взаимоотношений третьего. Успешность триангуляции зависит оттого, насколько родители понимают эту повышенную потребность ребенка быть в центре внимания, в соответствии с его возрастными особенностями. Но это не значит, что нужно удовлетворять все желания ребенка, например, систематически спать втроем. Диалектика воспитания состоит не только в удовлетворении всех потребностей ребенка, но и в фрустрировании многих его желаний, иначе ребенок вырастет психопатом, неспособным выдерживать любые запреты и уважать границы других людей.
Способность находиться в триангулярных отношениях очень важна для взрослой жизни. Триангулярные отношения существуют повсюду. Так, например, Ваш друг общается не только с Вами, но и с другим своим другом и со своей девушкой – и если это будет вызывать невыносимую ревность, Вы не сможете дружить. Ваш начальник имеет отношения не только с Вами, но и с другими сотрудниками Вашего отдела, и если это будет вызывать невыносимую ревность – Вам будет очень тяжело работать в коллективе. Между прочим, дети, выросшие в семье матерей-одиночек, хуже адаптируются в рабочем коллективе, где всегда присутствует начальник-отец – образ эдипальной фигуры. И, конечно, рождение собственного ребенка не должно ввергать семью в ревностную конкуренцию.
Выводы
Первым элементом эдипова конфликта является не только и не столько инстинктивный либидозный (сексуальный) инстинктивный импульс, как считалось в классическом психоанализе, сколько нарциссическая потребность ребенка быть в центре внимания и получать любовь и внимание обоих родителей для себя. Объект желания – это объект потребности (Пишон Ривьер).
Многими школами современного психоанализа введение понятия агрессивного инстинкта или инстинкта смерти видится излишним. Агрессивность человека является составляющей инстинкта самосохранения. Маленький ребенок реагирует агрессией на агрессивные факторы окружающей среды (см. Травма рождения), для отстаивания своих личностных прав, так как они ему видятся (см. Агрессия и аутоагрессия), и в других случаях, когда испытывает дискомфорт. Агрессивные реакции маленького ребенка могут казаться гипертрофированными и неадекватными, но это обусловлено незрелостью психики маленького ребенка, и требует от родителей эмпатии и толерантности. В целом, агрессия ребенка является проявлением его психического здоровья, в то время как ее полное отсутствие свидетельствует о серьезных нарушениях личности (см. Тихие дети). Чрезмерная агрессивность ребенка также свидетельствует о личностных нарушениях и является следствием триангулярных перекосов и огрехов воспитания.