Фанфик не боишься что маме расскажу юнмины
Фанфик не боишься что маме расскажу юнмины
Обкусанные губы Мина обхватывают очередную сигарету. Уже третью за эти сутки.
Около трех недель как Юнги сорвался, поддался искушению и ежедневно затягивает в лёгкие едкий и противный дым.
Мин знал, что студенческая жизнь не такая простая, как кажется. На его плечи свалилось столько ответственности, что он просто не смог отказать себе в расслабляющем нервы никотине. Эта учёба высасывает все его последние силы, заставляя морально уставать от всего. Мин до последнего старался держать себя в руках.
После того, как мама застукала его курящим во дворе, она очень сильно огорчилась и не разговаривала с ним несколько дней. На тот момент ему было только пятнадцать. Тогда парень чисто ради подросткового интереса подкуривал. Но мамины слова заставили Юнги пересмотреть свои предпочтения и перестать калечить свой юный организм, так как женщина на пальцах объяснила насколько это плохо.
С того дня прошло два с лишним года. Он повзрослел и стал более рассудительным и симпатичным парнем. Юнги понимал, что маме трудно одной тянуть всех троих. После того, как он услышал про долг за арендную плату их двухкомнатной квартиры, начал упорно учиться и ходить на подработки. Благодаря связям его близкого друга, он сразу после института начал получать хорошие деньги, работая официантом в элитном ресторане. Без проблем с клиентами не обходилось, потому что иногда, то есть часто, их нахальное поведение переходило все границы дозволенного, и Мин до последнего сдерживался каждый раз, чтобы не треснуть зажравшегося богатенького человечка дорогой бутылкой вина по голове. Эти моменты постепенно наполняли его копилочку терпения, которая намеривалась лопнуть в ближайшее время. Но зато месячной зарплаты было достаточно, чтобы позакрывать долги и позволить иногда купить маме и брату что-то новое.
И конечно вся эта рутина сильно подзадолбала его.
До того, как он схватил после стольких месяцев сигарету, он просто-напросто отыгрывался на своих ногтях. Иногда было даже больно смотреть на его пальцы, которые так сильно кровоточили. Мин не мог перестать этого делать, и в любое свободное время раздирал кожу в кровь зубами или пальцами, без разницы, рвя заусенцы по локоть. Первое время ранки болели, не давая ему мыть руки без шипения или застёгивать пуговицы на рубашке. Но со временем чувствительность пропала, не неся того отвлекающего чувства.
Не каждый мог понять, для чего он вытворял такое, и слышал в свой адрес самый популярный вопрос «Зачем?». Он не пытался даже оправдываться кому-то, потому что самому трудно было объяснить свои действия. Скорее всего, лёгкая боль успокаивала его взбушевавшие нервы, а может и сам процесс его удовлетворял. Но, когда он перестал чувствовать те умиротворяющие ощущения, незаметно для самого себя перешёл на свои тонкие губы.
Он где-то читал, что это часть тела у человека самая чувствительная.
Это даже было как-то удобнее, по сравнению с мучением пальцев. Мин терзал их также до крови и болячек. Иногда ранки выходили за контур губ, а вкус металла во рту стал уже привычным. Последствия от этих действий могли сами по себе долго не заживать, на утро сухо трескаясь по-новому.
Многие курящие отвлекаются от сигарет, занимаясь интересными вещами, спортом, чтением или прогулками в кино. А у Мина времени нет на все эти развлечения.
Губы также перестали приносить то успокоение, как и пальцы. И после одной из самых загруженных недель он не выдержал и купил первую, за то долгое время воздержания, отвратительную пачку никотина, спокойно закурив у входа круглосуточного магазина.
Это реально помогло успокоиться намного лучше.
Пальцы трогать перестал, ранки зажили, и прежний вид его изящных рук вернулся. Но временами губы всё равно подвергались мучениям, все ещё напоминая о плохой привычке.
И вот двадцать второй день, как он курит. Что и ожидалось, это переросло в зависимость, а совесть на этом этапе уже не мучает. Сейчас он нагло делает это дома перед открытым окном на кухне. Раньше он не позволял себе курить у подъезда, но сегодня он решил обнаглеть, ведь у него выходной и ему лень даже выходить на улицу, а матери не будет до завтрашнего утра. Брат тихо целый день сидит в их комнате, поэтому он по-быстрому затягивается уже раз третий, надеясь, что младший не заметит, но слышит шарканье за дверью.
Та, пролетев три этажа, падает и потухает на жёлтой траве.
Мин хотел было закрыть дверцу рамы, но её, как на зло, заклинило, тратя его драгоценное время на то, чтобы спрятать улики.
Дверь в кухню отворяется, впуская сонного брата в тапочках и с пледом на плечах.
Скорее всего, мальчишка зашёл попить.
Младший застаёт хёна размахивающего руками по воздуху, отгоняя дым и запах, который не успел выветриться.
Мин закинул в рот пару штучек жевательной резинки, а с губ вырывался тихий мат, когда он понял, что его снова спалили.
Сонливость у Чимина как рукой сняло. Его глаза в удивлении расширились.
А Юнги как будто не знает, что нельзя курить в квартире.
Мелкий, что, включил маленького умника?
Он дерзко пожевывает жвачку и с прищуром глядит на милого брата, опираясь пятой точкой о подоконник.
Чимин оказался в их семье случайным образом. Они братья не по крови, но очень любят друг друга, несмотря на разные гены.
Мамина, когда-то лучшая, подруга залетала и хотела сделать аборт. Но женщина настояла выносить ребёнка и отдать ей на воспитание. Хотя в мыслях у неё было, что подруга опомнится и, когда родит, не захочет отдавать своё родное дитя кому-либо, ведь материнское чувство намного сильнее какого-то страха ответственности. Однако подружка оказалось той ещё тварью, и нисколечко не думая, выполнила договор, вручая ей своего ребёнка, и, мягко говоря, ушла в закат.
Было неожиданно и трудно первое время, так как у неё на руках был ещё сынишка. Отец их бросил, когда Мину год был, но женщина ни капельки не жалеет о принятом решении, ведь она и Юнги приняли ребенка как родного, даря свою искреннюю любовь и ласку. Чимин же, узнав всю эту историю, принял информацию без истерик, продолжая любить свою семью.
Та уверенность во взгляде Чимина моментально исчезает, и он растерянно уставился на хёна, который хищно смотрит на него в ответ.
Он любит хёна, очень сильно любит, но не так, как стоило бы брату. А Юнги ведёт себя сейчас так, как будто знает его секрет, который он хранил с десяти лет.
Чимин, не удержавшись, быстро и по-детски клюёт в сухие губы напротив.
Они часто делали так несколько лет тому назад, когда были помельче, обычно, когда желали друг другу сладких снов. Чимин в те моменты только и жил ради того, чтобы братик чмокнул его в губы. Но они становились старше, со временем эту границу уже нельзя было переходить. И сейчас он сделал это после стольких лет. Они уже не дети, и будет даже дураку понятно, что это невинное прикосновение несёт в себе большое откровение.
Хён никак не отреагировал на этот порыв, заставляя сердце Чимы испуганно биться в груди. А Юнги не переставая смотрит в глазенки младшего.
Чимин не хочет терпеть эту пытку и краснеть за своё необдуманное решение. Поэтому он рывком постарался прорваться в сторону двери, но Юнги не позволил, прижимая обратно к углу. Он сомкнул плед вокруг шеи младшего, оставляя только голову, не давая пути к отступлению, и. целует. Бережно прикасаясь своими потрескавшимися губами к мягким губкам юноши.
Но Чимину этого мало, очень мало.
Руки хёна оказались на его щеках, а большие пальцы нежно поглаживали мягкую кожу. Юнги отстранился, и они какое-то время молча сверлили друг друга взглядами. Но Чимин вдруг резко скинул с себя плед и запрыгнул на брата, скрещивая свои ножки за его спиной, а ладошки уложил на шею. Мин что-то непонятное закряхтел, но словил мелкого, придерживая одной рукой за ягодицы, а другой оперся о стенку.
Губки Чимина накрывают его уста, уверенно пихая в рот Мина свой язык, даже толком вопроса не расслышав.
От такого неожиданного напора сам Юнги чуть не подавился, но слепо стал идти в сторону кухонного стола, усаживая туда задницу мелкого, в то время как чиминовский язык продолжал неумело бегать в его рту.
Мин нечаянно жвачку проглотил от подобных действий.
В его словах не было какого-либо раскаяния, и он тянется обратно к таким желанным губам хёна. Юнги с улыбкой уворачивается от контакта, но ему до ужаса как приятно осознавать тот факт, что он вызвал такую бурную реакцию у братишки.
— Давай, ты немножко успокоишься.
Тот ему закивал головой как болванчик, тяжело дыша носом. Большие ладони успокаивающе поглаживают оголенные ляжки Чимина, которые выглядывают из задравшихся шорт и немного подрагивают.
Ему слабо кивают в ответ.
Юнги обхватил нижнюю блестящую от слюны губку Чимина своими, ласково посасывая.
Младший сначала бездействовал, чувствуя, как чужой язык скользит между его губ, но потом стал также, не торопясь, отвечать, повторяя за братом.
Большие и горячие ладони под его майкой вызвали по всему телу табун приятных мурашек. А когда губы Юнги обхватили его мокрый язычок, посасывая и кусая, и чужие руки крепко обняли его, то Чимин несдержанно застонал тому в рот.
Майка юноши полетела в сторону раковины вместе с футболкой старшего. Ощущать своей оголенной кожей горячую грудь любимого брата просто до приятной боли в животе восхитительно, и для большего соприкосновения младший надавил своими пяточками на поясницу брата, заставляя их бедра столкнуться и почувствовать возбуждение друг друга.
Юнги от этого захрипел в поцелуе, а Чимин мягко застонал.
Юнги улыбается словам младшего. Он тоже давно знал, что Чимин-и его любит. Это было очевидно, так как младший раскрыл себя в самом простом, ведь то, с каким обожание он смотрит на хёна трудно было не заметить. Но это не единственное, что стало поводом таких громких выводов. В любое свободное время к нему всегда тулилось хрупкое тело и крепко обнимало, ища больше контакта с кожей старшего брата. Самое излюбленное место была шея хёна, куда Чимин утыкался своим холодным носом. Мин же никому не позволял прикасаться к себе, даже мама лишний раз его не трогала. Но он не смеет отрицать, что ему не полюбилось всё это.
На первый взгляд может показаться, что младший просто любвеобильный. Но Мин надолго запомнит тот момент, когда его догадки точно подтвердились, ведь братик любит его по-другому.
В ту ночь, пару месяцев назад, он проснулся от какого-то шороха, но почему-то решил притвориться спящим. Чимин, сидя на полу у его кровати, шёпотом что-то говорил, невесомо водя своими пальчиками по его лицу. Тогда он и услышал то бьющее по сердцу тихое «я люблю тебя» и почувствовал лёгкий поцелуй на своей скуле.
Мин не знает, как долго это длилось до того, как он первый раз заметил. Но младший проводил такие посиделки с какой-то своей периодичностью, и последний раз был дня четыре назад. Чимин всё ещё не знает, что его давно раскрыли, а Мин же молча наслаждался ночными прикосновениями брата.
Со временем Юнги разобрался в своих чувствах, но побоялся сразу поделиться ими. Он понимал, что ему до покалываний кончиков пальцев нравилось, когда Чимин прижимался к нему и с каким восхищением младший смотрел на него. Нравится мелодичный голос и тёплые его касания. Но зато сейчас выпала неожиданная возможность показать, что он тоже любит. Может, они торопятся, но зачем тянуть, когда и так всё ясно.
Чимин испугался, когда хён от него отстранился, но тот всего лишь подобрал плед с пола и расстелил на столе для удобства, укладывая его на плоскую поверхность и целуя в лоб.
У Чимина бабочки в животе тревожно бьются крыльями друг об дружку, а сердце стучит как у загнанного кролика. Очень волнительно, но он предано ждёт, покачивая свешанными ножками. Он предполагал, куда тот ушёл, и старался отвлечься. Сняв пятками тёплые тапочки, подаренные Юнги, Чимин стал гулять взглядом по потолку кухни.
Её следует потом убрать.
Надолго он со своими мыслями не остался. Младший чуть вздрогнул, когда хён незаметно вернулся на кухню, кладя что-то на стол. Руки легки на его бедра, пробираясь пальцами под шортики.
Младший снова покорно кивнул, и Юнги помог ему развернуться и лечь животом на стол. Кулачки Чимина сжали плед, а лоб упёрся о мягкую ткань.
Мин втягивает воздух у загривка, следом нежно целует шейные позвонки, прокладывая тот же путь вниз по изящной спине младшего.
Миновские пальцы зацепили края домашних шорт, аккуратно спуская их с бёдер младшего, освобождая упругие полупопия и возбуждение брата. Пальцы Юнги сжали сочные ягодицы, немного разводя в стороны, бесстыдно разглядывая.
Спрятанные щеки Чимина, как и уши, заалели, а ноги напряглись и прижались друг к дружке. Юнги плотно пристроился пахом между ягодиц младшего, давая почувствовать через штаны свою твёрдость. Обхватив талию Чимина, он резко толкнулся, а парнишка на столе вскрикнул от неожиданности.
Пальцы Юнги открыли полупустую баночку смазки, капая немного себе на ладонь и поясницу младшего.
От неожиданного холодка на разгоряченной коже, ягодицы Чимина неосознанно поджались, а хён стал их ласково поглаживать свободной ладонью.
Юнги прижался губами к лопаткам младшего, а палец с поясничных ямочек скользнул к ложбинке, размазывая смазку, находя и проникая кончиком среднего в колечко мышц.
Чимин сильно зажмурил глаза до белых пятен, когда почувствовал весь длинный палец в себе.
Стыдно до коликов в животе, вот так вот стоять раскрытым перед братом, и ещё делать это на месте, где они всей семьёй трапезничают.
Но это не отменяет того, что он очень хочет Юнги.
Чимин чувствует уже движение двух пальцев, которые медленно растягивают его изнутри. На третьей фаланге он глухо замычал от резкой боли и попытался
Не бойтесь расстроить маму
На продлёнке за нами присматривает необъятная Лидия Фёдоровна. Она огромная, скучная, с трудом помещается на стуле, неряшливая, медленно говорит, у неё пучок, из которого во все стороны торчат седые волосы. На улице ранняя осень, поздний Советский союз, нас, второклашек, у неё двадцать голов, мы уже набегались, напрыгались и начали беситься, и Лидия Фёдоровна собирает нас, чтобы рассказать что-то интересное. Мы садимся на скамейку, и она начинает:
— Жил-был один мальчик, обычный мальчик. И была у него мама.
— И он очень любил свою маму, но постоянно её огорчал и не берёг.
Тоже понятная история – сами такие.
Не мальчик, а чудовище.
— И мама каждый раз из-за этого очень расстраивалась. Когда он в первый раз её огорчил, у неё на сердце образовалась маленькая складка.
Лидия Фёдоровна умолкает и даёт нам время представить себе это сердце со складкой.
— И когда он в следующие разы расстраивал её, эта складка увеличивалась. Например, разбил он окно в школе (выразительный взгляд на одного из нас) – и складка стала ещё больше.
Я прямо вижу это сердце со складкой. У меня плохие предчувствия. И точно.
— И вот однажды он (рассказчица на секунду задумывается) маму обманул, и это огорчило её так, что эта складка разорвала её сердце.
Бах! Червонное сердце, как в замедленной съёмке, разрывается напополам, половинки медленно падают вниз. Чужая неживая мама лежит, скрестив на груди руки, и мальчик с опущенной головой стоит рядом. Лидия Фёдоровна что-то говорит, но, судя по трагичному выражению её лица, это лишь неважные подробности: разорванное сердце восстановлению не подлежит.
На школьный двор тихо опускается вечер. Скорее бы пришла мама! Обнять бы её, прижаться к живой и весёлой, как там её складка на сердце? Не сильно ли глубока? Никогда, никогда больше не огорчать. Никогда. Ни за что.
Страх расстроить маму и папу – это довольно мощный мотиватор (точнее, демотиватор), который удерживает ребёнка от многих поступков. Однако с годами я стала замечать, что он иногда тормозит и многое другое.
Я знала одного мальчика, который отходил 7 лет в музыкальную школу, потому что не хотел расстраивать маму тем, что он терпеть не может скрипку. Когда наконец музыкалка закончилась, оказалось, что он талантливый конструктор и всю жизнь мечтал заниматься только этим. Скрипку, разумеется, ненавидит.
Знала я ещё мальчика, который, чтобы не огорчать родителей, много лет молчал о том, как его унижает учительница в школе, сделав его в классе фактически козлом отпущения. Правда, мама с папой расстраивались из-за того, что он писается по ночам, но тут уж он ничего поделать не мог, как ни старался. Собственно, мама с папой ничего об этом не знают до сих пор, хотя они уже давно бабушка и дедушка.
И девочку одну знала, у которой очень быстро портилось зрение, и мама из-за этого расстраивалась. Тогда эта дурочка не придумала ничего лучше, чем выучить наизусть таблицу проверки зрения, эту ШБ МНК ЫМБШ – это было в то время, когда специальных приборов ещё не изобрели; приблизительно видя, куда доктор тыкает указкой, она отвечала, и в большинстве случаев угадывала. Поэтому довольно долго все, включая врачей, считали, что зрение у неё падать перестало, и девочка ходила без очков, уже мало что толком видя. Как не попала под машину – не знаю.
А ещё я знала девочку, которая вообще огорчала маму целыми днями с самого своего рождения. Сначала она как-то не так родилась, потом она всё время не так развивалась, потом много плакала и не слушалась, потом училась на четвёрки – хотя могла бы на пятёрки, потом начала встречаться с мальчиками. И это не говоря о мелочах: странно одевалась, подолгу торчала в ванной, неуважительно разговаривала со старшими и испортила себе уши огромными дырками. Из этого девочка сделала единственно возможный, хоть и неверный вывод о том, что она расстраивает маму самим фактом своего существования, и однажды наелась таблеток, которые мама пила в минуты очень сильного огорчения. Всё закончилось хорошо – девочку откачали, назвали дурой и ни слова не сказали о том, как сильно она расстроила маму, хотя можно сказать, что до этого мама толком не знала, что значит расстраиваться.
Но пока – говорите. Не молчите. Не бойтесь.
В конце концов, надо нам когда-то повзрослеть.
О чем мы молчим: психолог рассказывает, как понять, что ваша мать вас травмировала
Мы не только мамы и папы, но и дочери и сыновья. И когда у нас появляются собственные дети, призраки отношений с близкими — обиды, страхи, модели поведения — дают о себе знать. Они заставляют нас использовать привычные сценарии воспитания, которые нам на самом деле не близки. Мы говорим своим детям те фразы, которые сами ненавидели в детстве и ведем себя так, как нам бы совсем не хотелось.
Ирина Парфенова — практикующая психологиня с десятилетним опытом работы, гештальт-терапевтка, специалистка в области кризисов и травм, экспертка курса «О чем мы молчим с моей матерью», который стартует 24 августа. На курсе речь пойдет о том, как проработать материнскую травму и освободиться от призраков прошлого.
Мы попросили Ирину объяснить, как понять, есть ли у вас материнская травма, и как она влияет на жизнь родителя и детей.
Что такое «внутренняя мать»?
Наши отношения с матерью в детстве влияют на всю нашу взрослую жизнь и на отношения с нашими собственными детьми.
Мать — это человек, с которым мы формируем свою первую привязанность. С ней мы проходим период вынашивания и появление на свет. Ее состояние во время беременности, сложность родов, ее характер и стиль взаимодействия с ребенком — все это играет важную роль в его последующей жизни.
Есть такое понятие как «внутренняя мать». Это набор паттернов поведения, которые мы наследуем из отношений с нашей реальной матерью. Мы можем скопировать материнские паттерны, а можем создать новые — в ответ на поведение мамы.
То, как к нам относится мама, постепенно становится нашим отношением к себе.
Английский психиатр Джон Боулби говорил: «Каждый из нac склонен поступать c другими так, как ранee поступали c ним». Таким образом, постепенно реальная мама становится внутренней.
Образ внутренней матери может быть надежным и поддерживающим, а может быть деструктивным. Зависит от условий, в которых развивался ребенок. Токсичные события, которые случаются в раннем детстве, — источник, из которого рождается деструктивная внутренняя мать.
Интересное по теме
«Дочь, нуждающаяся в матери, нередко приносит себя в жертву». Что такое материнская травма и как она возникает
Надежная и деструктивная «внутренняя мать»
Представьте себе ребенка, который только учится ходить и постоянно падает. Дети, чьи родители реагируют спокойно и утешают, не делая акцента на падениях, — встают, продолжают свой путь и быстрее успокаиваются. Дети, которых ругают, реагируют на падения острее.
Во взрослом возрасте это можно наблюдать в ситуациях, где человек совершает ошибки. Надежная внутренняя мать огорчается, но делает выводы, утешает и ведет дальше («Обидно, но ты молодец! Ты сделал все, что мог. В следующий раз поступим по-другому»).
Деструктивная внутренняя мать ругает («Ну что ты, растяпа! Опять ты ошибся!»). Это влияет не только на самооценку, но и на способность делать выводы и усваивать опыт.
Интересное по теме
Какой бывает родительская вербальная агрессия и почему мы вообще к ней прибегаем
Если мать заботливая, поддерживающая, защищающая, помогающая поверить в себя и скорректировать свои действия, когда это нужно, тогда человек вырастает и:
обладает хорошей самооценкой;
позитивно воспринимает себя и других;
строит эмоционально близкие и доверительные отношения с другими людьми;
управляет своими эмоциями, в состоянии самостоятельно успокоиться, испытав пиковые переживания;
гибко реагирует и быстро адаптируется к разным жизненным ситуациям;
справляется с жизненными сложностями и проблемами, в том числе прося помощи других людей;
знает, чего хочет, ставит цели, планирует свое время/жизнь/будущее.
Если мать постоянно критикует и придирается, в том числе критикует саму личность («ты плохой»), говорит, что «опять ничего не получится, ты никто, ничего не можешь сделать нормально», подсовывает чужие ориентиры, ценности, которые приняты в обществе, но не нужны этому конкретному человеку («так принято»), то человек вырастает:
не способным к самоподдержке, позитивной самооценке;
ищущим удовлетворение своих потребностей в других людях;
склонным ругать себя, обесценивать, контролировать, обвинять;
очень требовательным к себе;
с чересчур сильным голосом «внутреннего критика»;
с высоким риском развития психосоматических симптомов и заболеваний.
Проверьте, какие качества из перечисленных вы замечаете в себе чаще всего? Это поможет понять, с каким паттерном поведения вы сталкивались в детстве, и объяснит некоторые ваши реакции в отношениях с собственными детьми.
Почему появляется деструктивная «внутренняя мать»?
Прошлое женщины может быть наполнено разными обстоятельствами, которые стали преградой на пути к ее зрелости: у нее могут быть сложные отношения с собственными родителями, она могла много болеть в детстве или пережить утрату значимого взрослого.
Все ситуации, в которых у матери не хватило ресурсов, чтобы справиться, будут продолжать влиять как на ее собственное состояние, так и на ее отношения с ребенком.