Фижмы что это такое фото
Фижма
Панье (фр. panier — корзина) — каркас из ивовых или стальных прутьев или из пластин китового уса для придания пышности женской юбке. В Германии и в России подобные каркасы назывались фижмами (от нем. Fischbein — рыбья кость, китовый ус)
История появления и распространения
Существует версия, что панье появилось в начале 10-х гг. XVIII в. под влиянием театра: в одном из спектаклей актрисы появились в широких и небывало пышных юбках. Поначалу, как это и бывает с любой модной новинкой, эти юбки вызвали смех и недоумение, но затем стали излюбленным фасоном на долгие годы.
Каркас-панье помогал женщине достичь модного в эпоху рококо силуэта — «перевёрнутой рюмочки». Тонкая, стянутая корсетом талия, прямые плечи и бокалообразная юбка создавали это впечатление. Панье пристёгивалось на пуговицах к жёсткому корсету.
Панье в течение своей довольно длительной истории (до 1780 гг.) много раз меняли не только размер, но и форму. Так, в 20-30 гг. женщины носили пышные круглые панье.
В 40-е из Англии пришла мода на так называемые «панье с локотками» — овальный каркас расширял юбку с боков, при этом делая её плоской спереди и сзади.
В 50-60 гг. панье становятся более скромными и вновь приобретают круглую форму. Во второй половине века панье как бы «разделяется» на две полукупольные формы (для каждого бедра отдельно). Они соединяются тесьмой на талии.
В эпоху Марии-Антуанетты панье становятся до того большими и неудобными, что их снабжают складной конструкцией на шарнирах, а также… увеличивают проёмы каретных дверец. В конце 1780 гг. панье выходят из моды, их заменяют фо-кю (faul-cul) маленькие подкладные подушечки, надеваемые под юбку сзади. К концу XVIII в. пышные юбки совершенно выходят из моды, уступив место строгим ниспадающим драпировкам стиля ампир.
Мода на «античность» продолжалась недолго, однако, и мода на тонкую талию и расширенную юбку вернулась лишь к концу 1820-х. 1830—1860 годы были отмечены возрождением интереса к моде рококо. Кульминацией этого увлечения стало изобретение кринолина.
Что такое фижма или панье?
Когда дело доходит до одежды 18 века, одно не подлежит обсуждению: это было довольно неудобно. Все представительницы женской половины любят стиль. Подбирают тщательно продуманный и не лишенный своей изюминки образ. Однако стоит ли оно того? Что такого фижма, панье, корсеты и прочие атрибуты добавляют во внешность, что сотни красавиц терпят эти причуды моды?
Тенденции моды
Вам будет интересно: Палантин из норки: модели и особенности выбора
Они также проверяли «естественную» грацию женщины. Умение вести себя элегантно и с показной легкостью, несмотря на такое громоздкое нижнее белье, было усвоенным навыком и показателем высокого социального статуса. Известно, что такие фижмы с момента их появления были предметом насмешек. Их высмеивали главным образом мужчины, однако обвинения мало повлияли на популярность.
Что представляли собой фижмы и панье
Панье (panier) переводится с французского как «корзина». В Германии и России их называли фижмами (нем.Fischbein — китовый ус, рыбья кость). Каркас создавался из пластин китового уса, ивовых или стальных прутьев, тростниковых стеблей и служил способом придания пышности юбке. Невероятно, что такие фижмы увеличивали юбки до потрясающих полутора метров в ширину. Самые ранние версии подвешивались на тело и образовывали форму колокольчика для платьев. Поздние были более плоскими, они просто прикреплялись к талии.
На протяжении многих лет они также увеличились в ширину. На картинах видно, что в середине 18-го века некоторые женщины носили почти двухметровые фижмы, и что такие обручи расширяли юбки с боков, оставляя переднюю и заднюю части относительно плоскими. Это обеспечивало достаточно пространства, где могли быть отображены и полностью оценены тканые узоры, сложные украшения и богатая вышивка.
История возникновения
Первоначально стиль возник благодаря испанским придворным платьям 17-го века, обычным для портретов Веласкеса. Мода стала популярной во Франции, а после 1718–1719 гг. и в остальной части Европы, когда некоторые испанские платья были показаны в Париже.
Некоторые считают, что такие фижмы возникли в Германии или Англии, поскольку они существовали с 1710 года в Великобритании и даже появлялись при французском дворе в последние годы правления Людовика XIV.
К середине 18 века женское платье всегда представляло собой впечатляющее зрелище и занимало в три раза больше места, чем мужчина. В самых крайних случаях юбки с каркасами могли вытягиваться на несколько футов с каждой стороны. К 1780-м годам их носили только на очень формальных мероприятиях и в рамках придворной моды.
Красота требует жертв: женская мода и удивительные приспособления
Женская мода удивительна, что только не придумывали законодатели мод или сами женщины на протяжении столетий, чтобы быть еще привлекательнее! Порой их уловки выглядели странно — подушечки турнюр, огромные клетки кринолина или причиняющие невероятную боль корсеты. Более того, абсурдность таких нарядов подмечали даже их современники. К счастью, большая часть подобных модных придумок осталась только в учебниках по истории и на полотнах живописцев, но некоторые, например корсет, здравствуют и поныне.
Женщинам всегда нравились пышные юбки, порой, чтобы добиться максимального эффекта, средневековым модницам приходилось надевать под платье пять-шесть нижних юбок. И вот в XVIII веке появилось панье. Панье, от французского panier — «корзина», конструкция из обтянутых полотном обручей. Каркас этого приспособления изготавливали из китового уса, ивовых или тонких металлических прутьев. Панье пристегивалось к корсету при помощи пуговиц. Каркас панье был объемным, но очень легким, поэтому юбка при ходьбе колебалась, открывая туфли, что было весьма пикантно. В 1718 году во Франции принцесса де Монтань благодаря платью с панье скрыла дефект своей фигуры, после чего мода на него распространилась по всей Европе. Панье быстро видоизменялось, приобретая различные формы — круглые или овальные. Самые большие панье при дворах носили исключительно аристократки. В 1740-е годы появилось «панье с локотками», которые делали юбку широкой по бокам, но плоской спереди и сзади. Мода на панье прошла только к концу XVIII века. Конечно, такие платья были не очень удобными, но очень красивыми и дорогими. Конструкция в разы увеличивала ширину юбок, на которых размещали узоры, сложные декорации и богатые вышивки.
В России и в Германии панье называли фижмами, от немецкого Fischbein, «рыбья кость», «китовый ус». Фижмы делали из ивовых прутьев или китового уса, они крепились поверх нижней юбки так же, как и панье, но были более эластичными. Фижмы и объемные юбки вызывали часто насмешки, про них слагали анекдоты и рисовали карикатуры.
Кринолин стал логическим продолжением панье. Изначально кринолин — это жесткая, льняная или хлопковая ткань с основой из конских волос, позднее — жесткая структура, придающая юбке требуемые формы. В Англии кринолин был известен еще с 1829 года, хотя патент на эту ткань был зарегистрирован немного позже, 4 июня 1840 года, в Париже предпринимателем Удино. К 1850 году слово «кринолин» стало обозначать куполообразную присборенную юбку, форму которой придавали многочисленные нижние юбки. «Искусственный кринолин» же на стальных обручах появился лишь в 1859 году, его автором стал основатель высокой моды Чарльз Фредерик Ворт.
Кринолин не менее часто становился объектом сатиры. Его сравнивали с клеткой, в которую заточили женщину; высмеивали за то, что дамы в таких платьях не могут пройти сквозь дверной проем, ведь диаметр кринолина достигал порой 180 см! При падении дамы или ее неудачной попытке сесть кринолин мог выгнуться в обратную сторону. Многие современники считали, что кринолин не только скрывает фигуру женщины, но и несет в себе опасность. Дамы не всегда могли видеть края своего платья. Правда, существует легенда, что кринолин однажды спас даму в сложной ситуации. Убегая от любовника, она выпрыгнула из окна, которое находилось на высоте 75 метров, и, как на парашюте, благополучно приземлилась на землю. Несмотря на очевидные неудобства, кринолин стал неотъемлемой частью и детской моды. Не только девочки, но и мальчики носили костюмы с небольшим кринолином.
В середине 1860-х годов существовало два вида кринолина. Юбки кринолина для парадных туалетов были широкими, длинными, выдавались сзади углом, чтобы держать шлейф. И это еще не все! Поверх кринолина надевалась белая перкалевая юбка с одним большим или двумя гофрированными воланами. Повседневные платья имели круглый маленький подъюбник. Кринолин был узким у талии и постепенно расширялся к подолу, что по форме напоминало воронку. Ко второй половине 1860-х годов мода на высокую талию поставила кринолины на грань вымирания. В начале 1870-х годов кринолин постепенно уступает место турнюру.
Суслина Е. Юбки «пучатся» и расширяются. Мода на фижмы (из книги «Повседневная жизнь русских щеголей и модниц»)
Суслина Е. Повседневная жизнь русских щеголей и модниц. М.: АО «Молодая гвардия», 2003. Стр. 174-191.
Слева: Портрет Марии-Антуанетты Жана-Батиста Готье д’Аготи. 1775 год.
Ушло в прошлое само воспоминание о теремной затворнической жизни девиц, ассамблеи с менуэтами, балы с полонезами, маскарады и заграничные путешествия вихрем подхватили слабую половину человечества и, окутав ароматами и облаком тончайшей пудры, помчали по свету. Сколько разорительных хлопот доставляло явление моды. Грациозно сидеть, стоять, умело тряхнуть своими надушенными локонами, надлежащим образом болеть, спать, говорить и любить было очень непросто.
Утренние заботы не только не изменились, но и умножились. Наши модницы уже давно научились элегантно отдыхать на софе от десятичасового ночного сна, неспешно проходить с постели до самовара. Откуда они привычно перемещались в уборную, где, как и раньше, два битых часа подвивали волосы, мазали их разными духами, пальчиками терли щеки белилами и румянами. и, «сделавшись красными словно петушиный гребень», налепляли несколько мушек, стягивались «снуровкою», взбивали фижмы или бочки и, разрядясь, чопорно выходили в гостиную. Там, подобрав юбки, садились, не смея более уже ворохнуться, чтобы, не дай бог, не нарушить своего великолепия.
Французская мода властвовала над умами и сердцами россиян. XVIII век для Франции стал веком философов, косметики, парфюмерии и Революции. Денис Иванович Фонвизин в письмах к графу Петру Александровичу Панину в 1778 году рассказывал: «Если что во Франции нашел я в цветущем состоянии, то, конечно, их фабрики и мануфактуры. Нет в свете нации, которая б имела такой изобретательный ум, как французы в художествах и ремеслах, до вкуса касающихся. Я хаживал к «marchandes des mod» (торговцам модных товаров. – фр.), как к артистам, и смотрел на уборы и наряды, как на прекрасные картины. Сие дарование природы послужило много к повреждению их нравов. Моды повсеместно переменяются: всякая женщина хочет наряжена быть по последней моде; мужья пришли в несостояние давать довольно денег женам на уборы; жены стали промышлять деньги, не беспокоя мужей своих, и Франция сделалась в одно время моделью вкуса и соблазном нравов во всей Европе. Нынешняя королева (Мария Антуанетта 1755–1793) страстно любит наряжаться. Прошлого года послала она свой портрет к матери, в котором велела написать себя разряженную по самой последней моде. Императрица (Мария Терезия 1717–1780) возвратила сей портрет при письме, в котором между прочим сии строчки находились: «Ваше приказание худо исполнено: вместо французской королевы, которую я надеялась увидеть на присланном портрете, я нашла в нем сходство с оперную актрисой. Должно быть тут вышла ошибка»».
Уследить за вечными капризами моды непросто. О новостях в платье, модных деталях и 
аксессуарах при дворе узнавали благодаря присланным из Парижа куклам – «Пандорам», которые представляли парадный и повседневный дворянский костюм. Куклы ежемесячно отправлялись из Парижа в Лондон, а оттуда во все столицы мира – «от Петербурга до Константинополя».
Справа: кукла Пандора. XVIII век.
В 1751 году посол в Англии граф Чернышев заказал куклу в три фута ростом и к ней «платья всех сортов, каковые при всяких случаях здешние дамы носят и со всеми к ним принадлежностями». Изготовили три комплекта: «каковые английские женщины всякого звания, равномерно по своим достаткам токмо оттеняяся, носят», во время праздников и в публичных собраниях; когда бывают дома и «не в весьма чиновных визитах»; как и в гулянье, в каком они ездят верхом и бывают «в дорогах».
Жить по моде и разорительно и хлопотно, но тем не менее отстать от нее становилось довольно опасно, так можно навлечь на себя неудовольствие знакомых, да и всего общества, которое подобные небрежности не прощало.
Изменение уклада жизни русского дворянства, открытость домов, частые визиты друзей и соседей заставляли хозяев всегда быть начеку и выглядеть так, чтобы не вызвать замешательства у гостей. Между 11 часами утра и 3 часами дня могли «запросто» появиться визитеры: друзья, знакомые и даже малознакомые. Все это люди «своего круга», чьим мнением дорожили и осуждения и насмешек которых боялись. Увидев «неприбранного» хозяина или хозяйку, те могли решить, что пришли не вовремя, а хуже того, что ими пренебрегли. 
Слева: Портрет Елизаветы Петровны. Токе Луи. 1756 год.
Появилась необходимость в домашней одежде, простой, удобной, добротной и, главное, модной. В течение дня хозяйка дома несколько раз меняла платье. Утром до трех часов она сидела в своей гостиной в утреннем платье, в чепце блондовом или батистовом и занималась каким-нибудь рукодельем. Потом одевала обыкновенное домашнее, шитое по самой последней моде, но более скромное, чем выходное. Корсажи при этом не стягивали так туго, как при выходе, а для того, чтобы скрыть слабую шнуровку, носили дома большие шали-мантильи, косынки и недлинные пелерины с декоративным капюшоном. 
Покрой основной женской одежды долгое время не менялся. Для всего XVIII века, за исключением последних нескольких лет, было характерно женское платье с тесно облегающим фигуру декольтированным корсажем и более или менее широкой юбкой. «Новости» касались цвета или рисунка материи, отделки платья, фасона рукавов, длины юбки, формы выреза корсажа и т. д. Эти изменения быстро распространялись среди ветреных красавиц, но так же быстро исчезали, уступая место новым маленьким изобретениям модисток.
Справа: Портрет императрицы Елизаветы Петровны Ивана Вишнякова. 1743 год.
Тон в модах, конечно, задавали первые лица государства. Самая известная щеголиха своего времени, императрица Елизавета Петровна, прославилась своим громадным, неправдоподобным количеством платьев в пятнадцать тысяч! Для нее выписывали из европейских магазинов самые дорогие ткани, роскошные кружева, сундуки с чулками и перчатками, короба с обувью, пуды тончайшей пудры, ароматических помад, благовонных эссенций и прочее. А когда какой-нибудь европейский купец привозил новые ткани, их в первую очередь показывали императрице. Если та или иная материя ей нравилась, она распоряжалась закупить ее целиком, чтобы, упаси бог, не встретить платье из нее же на придворной даме.
При этом, по словам В. О. Ключевского, Елизавета жила и царствовала в золоченой нищете – с одной стороны, ворохи дорогих туалетов, маскарады и балы, поражавшие ослепительным блеском и роскошью, с другой – теснота и убогая обстановка ее дворца, неряшливость, куча неоплаченных счетов. Французские галантерейные магазины иногда отказывались отпускать во дворец новомодные товары в кредит. 
Слева сверху: Портрет Елизаветы Петровны в мужском костюме. Предположительно Л. Каравак. 1745 год.
Слева снизу: Европа (Портрет М. П. Нарышкиной). Серия «Континенты». Жан де Самсуа. 1756 год.
Справа снизу: Портрет графини М. Е. Шуваловой. Предположительно А. П. Антропов. Конец 1750-х годов.
Слева: Коронационные туфли Елизаветы Петровны.
Слева: Портрет императрицы Елизаветы Петровны со сложенным веером. В. Эриксен. 1758 год.
Но все же красота веера заключалась не столько в отделке его станка, сколько в рисунке, который наносился на его пергаментную или шелковую основу. Причем разрисовывали их не только художники, набившие руку в этом ремесле, но и известные живописцы, такие, как Ватто, Буше или Фрагонар. Изображались на веерах изящные воздушно-пасторальные, мифологические сюжеты, или картинки, «на злобу дня», с прогуливающимися дамами и кавалерами на фоне узнаваемых дворцов и садов.
На одном из вееров Елизаветы Петровны, украшенном бриллиантами, художник изобразил Диану и Актеона с группой обнаженных нимф. Веер был подписан художником Василием Никоновым, работавшим в Санкт-Петербурге в 1752 году. А на оборотной стороне веера был нарисован греческий поэт и певец Арион (ок. 600 до н. э.), плывущий на дельфине. Сквозь пергамент просвечивалась надпись: «Веерный мастер Андрей Морозов». К деятельности этого мастера относится документ из книги высочайших повелений в Придворной конторе за 10 декабря 1770 года. «Веерному и футральному мастеру Морозову за употребленные материалы к делу и за починку с 1752 по октябрь 1753 комнатных вееров и футралов уплатить 250 р.». Сумма эта в елизаветинские времена была значительной. 
Справа: Русский складной веер с изображением Большого дворца в Царском Селе. Около 1750 года. Эрмитаж.
Справа внизу: Русский складной веер с изображением Чесменского боя (художник Г. И. Козлов). Пластинки из золота. 18 век. Эрмитаж.
Веера не только дополняли наряд светской женщины, но, как писал журнал «Смесь» в 1769 году, «. они прекрасны и полезны, исправляют должность зефира, отвращают солнечные лучи, от которых загорают и княжеские лица, прикрывают не весьма хорошие зубы и непристойные усмешки».
Другая заметка по поводу веера добавляла: «Великих дарований красавицам свойственно иметь сведения о том, сколько раз махнуть веером так, чтобы косыночка, закрывающая их грудь, приняла то прекрасное положение, при котором вопреки булавок видима быть могла восхищающая непорядочность; так же известно им, сколько ударов веера потребно для того, чтобы сия косыночка пока закрылась, или сколько оных нужно для того, дабы приятным образом развевать свои волосы, придавая им восхищающее положение, которое, кроме опахала, никакая рука смертная доставить им не может». 
Слева снизу: Русский складной веер с росписью на библейский сюжет «Ревекка у колодца». 1780-е годы. Музей-усадьба Останкино.
Однако у веера было еще одно важное назначение. Веером делали знаки своим возлюбленным и кавалерам, существовал так называемый «язык вееров». Казалось бы, невзначай переложенный из одной руки в другую веер решал судьбу возлюбленного. Случайно оброненный, поднесенный к губам, открытый на четверть, резко сложенный, он передавал разнообразные состояния души, скрытые желания, мог предостеречь или назначить свидание с указанием точного часа и места.
Облачившись в модные туфельки, закутавшись в шаль, в экстравагантной шляпке, с таким веером женщины спешили ко двору. Придворные дамы и дамы, «коим приезд ко двору дозволен», одевались с необычайной роскошью. Носили платья из самых дорогих привозных тканей с богатой отделкой, золотыми и серебряными нашивками, осыпанными драгоценными камнями, с тончайшим дорогим кружевом. А если красавица обладала исключительными внешними данными, то ей ничего не стоило затмить собой даже ее императорское величество. К тому же стоимость платья порой простиралась до астрономических размеров, что, безусловно, подрывало благосостояние дворянских семей. Все вместе побудило издать ряд правительственных указов, предписывающих дворянам соблюдать определенные нормы в шитье одежд и их украшении. В 1782 году он требовал не «употреблять таких вещей, коим одна только новость дает цену». Запрещалось отделывать платья золотым и серебряным шитьем или кружевом шире двух вершков (9 см). В указе пояснялось, что делалось это, дабы «наблюдать более простоту и умеренность в образе одежды их. ».
Другой указ повелевал дворянам ношение платья в столицах и при дворе «Ея Величества», тех цветов, которые присвоены губерниям. «. Государыня предполагать изволит, что сие Высочайшее дозволение толь приятнее всем будет, поколику служит оно к сбережению собственного их достатка на лучшее и полезнейшее и к отвращению разорительной роскоши. »
Слева: Портрет Великой княгини Марии Федоровны. Рослин А. Около 1777 года.
Хотя есть несколько иная версия появления этого распоряжения. В те годы сын Екатерины Павел и его жена Мария Федоровна (принцесса София Доротея Вюртембергская) путешествовали по европейским странам. Кроме того, что венценосные особы проявили некоторую своевольность в политических взаимоотношениях с представителями европейских домов, они истратили уйму денег на свои «маленькие» прихоти. Великая княгиня вернулась из Франции страстно влюбленной в ее моды. Вместо того чтобы заказать вещи через торговые дома, такие, как «Бертен», и добиться значительных скидок, она закупала понравившиеся вещи, не торгуясь, и привезла домой 200 ящиков газа, мелких вещей и разных принадлежностей туалета на очень значительную сумму. К тому же Мария Федоровна «захватила» в Петербург новых камердинеров и предполагала произвести переворот в области прически. Отношения же матери и сына оставляли желать лучшего, и говорили, что императрица не могла более чувствительно уязвить его и его супругу этим самым распоряжением.
Так это или нет, точно не известно, но сразу же после обнародования указа журнал «Вечерняя заря» (1782) поместил на своих страницах «Эпитафию широким накладкам и высоким прическам»:
Бывала ли кому толикая печаль?
Бывало ли кому кого-нибудь так жаль?
Пресекся наш покой, скончалася утеха,
Настал плач вместо игр, веселия и смеха.
Крушись, прекрасный пол, лей токи горьких слез!
Твой минул век златой, прошел, протек, исчез.
Накладок, волосных громад уж ты лишился,
Того, о чем всего ты более крушился;
Но ежели конец пришел нарядам сим,
Прискорбный кипарис воздвигни в память им,
Да сей надгробною потомки разумеют,
Что прежних уж они накладок не имеют,
И что прически их не так уж высоки.
Прохожий! Ах! Скажи, простите, лоскутки!
А вот следующий указ, наповал сразивший российских щеголих, был связан с разрывом дипломатических отношений с революционной Францией. В 1793 году в императорском указе, данном Сенату под № 17.111, предписывалось пресечь ввоз в Россию французских товаров, «доколе в Государстве сем порядок и власть законная в особе Короля восстановиться. ».
В нем говорилось, «что большая часть товаров служит единственно к излишеству и разорительной роскоши, другие же могут быть заменены произращениями и рукоделиями собственными. ». В число товаров, с которыми следовало расстаться хотя бы на время, вошли: веера, вина, кареты, кольца, кружева, зеркала, «веники травные для чищения платья» и т. п.
Страдания модников описать невозможно. Иван Андреевич Крылов посвятил им стихотворение «Утешение Анюте».
Ты грустна, мой друг Анюта:
Взор твой томен, вид уныл,
Белый свет тебе постыл,
Веком кажется минута.
Так тебе, Анюта, жаль,
Что французски тонки флёры,
Щегольские их уборы,
Легки шляпки, ленты, шаль,
Как цветы от стужи вянут –
Скоро уж они не станут
Веять вкруг твоих красот:
Время счастья их пройдет.
Чувствам сладким аромат
На прелестный твой наряд
Флора сенска** не восплещет.
Конечно, в столицы доставляли контрабанду, в пьесе Крылова «Модная лавка» разыгрывается сцена, в которой хозяйку такого магазина подозревают в хранении нелегально ввезенных товаров, чем приводят ее в неописуемый ужас.
Как бы там ни было, никакие запреты не могли заставить щеголих и франтих изменить главным своим принципам: одеваться в самое новое, европейское или сшитое у самого дорогого портного и проявлять вкус и немалую ловкость в самых мелких деталях туалета.
Хлопотной, суетливой жизни щеголих того времени вряд ли можно было позавидовать, откуда взять время и средства, чтобы не пропустить ни одной модной мелочовки, научиться с легкостью носить одежды, красиво двигаться, изящно наклонять головку, дуть губки или сохранить важную небрежность. Эти манеры, лишенные простоты и естественности, дали дамам прозвище – жеманницы.
Рассказывали, что эти ветреные красавицы, занятые своими туалетами, откладывали замужества, ожидая поклонников таких, которые бы и чинами, и положением своим, и достатком были бы равны их отцам. Что толку от ровесников, которые сами еле-еле сводили концы с концами и разоряли своих родителей с единственной целью – модно одеться. Уж лучше выйти замуж за немолодого, состоятельного и обеспечить себя возможностью по три раза на день менять туалеты и покупать драгоценности, равные по красоте и цене царским.
В провинцию известия о разных переменах в одежде доходили со значительным опозданием, иногда в несколько лет. В 1779 году в помощь столичным и провинциальным щеголихам издали журнал «Модное ежемесячное сочинение, или Библиотека для дамского туалета», а в конце века журнал «Магазин общеполезных знаний» и «Магазин английских, французских и немецких новых мод и проч.». Последний размещал на своих страницах рекламные объявления французских магазинов и описывал европейские наряды, которые корреспондент видел на известных модниках. В одном из номеров корреспондент писал: «Платье и прекрасный головной убор срисовал я за несколько дней пред сим с королевы в Тюиллерийском Дворце».
В 1791 году журнал сообщал о том, что «Г-жа Теильярд. имеет честь предуведомить через сие [объявление. – Ред.] Дам, которые удостоят ее своею доверенностию о предметах новейшего вкуса у нее изготовляемых, изо всякого сорта прекрасных шелковых материй для весны и лета, одинаких, с полосками, мущатых и пр. и пр.». Благодаря таким, правда, немногочисленным сообщениям и рисункам моделей одежды модницы могли и рассмотреть наряды, и даже узнать их цену, не выходя из дома.
Например, предлагалось платье под названием «Робы*** по фантазии»: «. оно начинается от половины груди и идет по подолу, с хвостом, рукава и часть корсета из шелковой материи цвету Дофинова глаза и других цветов, остальная же часть робы из Лионского флеру с рисовкою стоит оное 84 лив; из белого крепу 72 лив; из полосатого флеру, или броше 66 лив; из лино 66 лив».
Хотя, надо сказать, что и журналы не способствовали быстрому проникновению мод в провинцию. Путеводитель конца XVIII века «Ручной дорожник для употребления по пути между императорскими столицами» рассказывал, что «нет ничего смешнее, как видеть наших деревенских щеголих, одетых не по рисунку или описанию знающей свет барыни, а по рассказам своей бабушки, которая увидела городскую модницу в лавке и, приехав домой, рассказала все до последней булавки своей внучке. ».
Как же тяжело было этим модницам чувствовать себя забытыми и оторванными от блистательной жизни столицы! И манерами своими, и одеждой они невыгодно отличались от петербургских красавиц. Пока сидели дома, вроде бы не чувствовали своей ущербности, но коли судьба забрасывала в Петербург, то тут-то и становилось очевидно, как отстали от света, как нелепы и неэлегантны в своих нарядах. В 1770 году «Трутень» (№ 9) якобы от лица молоденькой ветреницы из какой-то губернии посвящал нас в ее переживания.
«. Батюшка покойник, скончавшись третьего года, избавил меня от ужасных хлопот и беспокойства. Ты удивишься, как я тебе скажу; у вас в Петербурге и в голову никому это не входило. Послушай, да не засмейся: уморишь, радость! Я принуждена была смотреть за курами, за гусями и деревенскими бабами – ха, ха, ха! Рассуди, радость, сносно ли благородной дворянке смотреть за эдакою подлостью. я знала только, как и когда хлеб сеют, когда садят капусту, огурцы, свеклу, горох, бобы и все то, что нужно знать дураку приказчику. Ужасное знание! А то, что делает нашу сестру совершенною, я не знала. По смерти батюшкиной приехала в Москву и увидела, что я была совершенная дура. Я не умела ни танцевать, ни одеваться и совсем не знала, что такое мода. Поверишь ли, мне стыдно признаться, я так была глупа, что по приезде только моем в Москву узнала, что я хороша! Рассуди теперь, как меня приняли московские щеголихи. Они с головы до ног меня засмеяли, и я три месяца принуждена была сидеть дома, чтобы только выучиться по моде одеваться. Ни день ни ночь не давала я себе покоя, но, сидя перед туалетом, надевала карнеты (чепчики), скидывала, опять надевала, разнообразно ломала глаза, кидала взгляды, румянилась, притиралась, налепливала мушки, училась различному употреблению опахала, смеялась, ходила, одевалась. и, словом, в три месяца все то научилась делать по моде. Мне кажется, ты удивляешься, как могла я в такое короткое время всему, да еще и сама, научиться. Я тебе это таинство открою: по счастию попалась мне одна французская мадам, которых у нас в Москве довольно. Она предложила мне свои услуги. и что она в состоянии сделать из меня самую модную щеголиху. »
Французские модистки и их лавки под названиями «Храм вкуса» или «Музей новинок» появились в России в екатерининские времена. Они снабжали модников самыми свежими, самыми изысканными товарами из Парижа. Иван Иванович Голиков (1735–1801), известный историк и археограф, автор знаменитого труда «Деяния Петра Великого», рассказывал об одной известной модистке, живущей в Москве в 1793 году, мадам де Биль.
«Из описи ее товаров видно, что оных у нее находилось на несколько сот тысяч рублей. Товары сии состояли из множества галантерейных вещей, суконных материй, чулок, перчаток, шляп. душистых вод, эссенций и проч. Улица, на которой был сей французский магазин, запиралась, так сказать, каретами, друг перед другом спешили раскупать товары и раскупили все за один год».
Те же предпринимательницы предлагали свои услуги по обучению молодых девиц некоторым наукам, а главным образом поведению и манерам. О таких «учительницах» узнавали через знакомых или из объявлений, которые француженки размещали в «Московских ведомостях». В одном из них некая: «Мадам де Мога. уведомляет, что если кто пожелает отдавать своих детей-девиц на се ее содержание. для обучения французскому языку и географии, то она тех желание не преминет удовольствовать; показывая при том благородные поступки. Живет на Мясницкой улице, в доме вдовы Карповой у Красных Ворот».
Не известно, насколько нужна была девицам география, но французский язык, а заодно и те советы, что могла дать опытная дама, пригодятся в любом случае.
* Иона – ветхозаветный пророк, персонаж библейской книги Ионы. Согласно этой книге, Иона пренебрег повелением Яхве, за что тот наказал его. Когда Иона плыл в море на корабле, начался сильный шторм, и, понимая, что это наказанье Божье, Иона бросился в воду, и большая рыба (в славянском переводе – кит) проглотила его. Три дня и три ночи пребывал он в чреве кита, взывая к Господу.
** Флора сенска – французские духи.
*** Робы (robe) – платье (фр.).