за что любят театр
«Чем менее медийным и значительным ты оказываешься, тем проще жить». Елена Ковальская и Дмитрий Волкострелов — о независимом театре и цензуре
Елена Ковальская Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. Ваш проект полностью состоит из показов спектаклей негосударственных театров, где немалая часть — это неконвенциональные спектакли. Вместе с казанским фондом «Живой город» вы подали довольно дерзкую заявку в Фонд президентских грантов и неожиданно для всех получили поддержку. У этих театров нет своих площадок, постоянного места жительства. Нет поддержки от государства. Власти называют это «экспериментировать на свои». Что за этим стоит?
Ковальская: Есть такая иллюзия, особенно у людей со стороны, что театр может быть доходным. Они ориентируются на Америку, где нет государственных денег в культуре, а театр есть. Но это взгляд не путешествовавших неофитов. В Америке театр коммерческий — это шоу, но к театру как искусству он имеет очень опосредованное отношение. Театр как искусство там в основном в университетах или на Вест-Энде пребывает.
Волкострелов: Главный американский режиссер Роберт Уилсон вообще не ставит спектакли в Америке.
Ковальская: Подобно тому как Кэти Митчелл не ставит спектакли в Великобритании, откуда она родом. Потому что театр — это планово убыточное дело, и более того, в театре издержки растут, а доходы падают. Например, в «Электротеатре» Юхананов сделал эргономичный зал-трансформер. Это значит, что места между людьми побольше, но мест в зале — в полтора раза меньше. Доход снизился, издержки выросли, потому что он ставит высокотехнологичные, дорогущие спектакли.
И поэтому рассчитывать, что классный частный театр люди в России станут делать на свои деньги, как считает Министерство культуры, — это антиэкономическая идея.
Дмитрий Волкострелов и Елена Ковальская Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. А какой театр у нас в основном является негосударственным? Можно сказать, что какие-то виды театра полностью находятся на этой территории?
Ковальская: Мюзикл, перформанс. Современный танец вообще только в независимом секторе все 30 лет, с тех пор как он здесь появился. Променад, инклюзивный театр, иммерсивный, уличный театр — в общем, все, что мы знаем интересного, осуществляется в частном секторе. Может он не поддерживаться государством? Может, его годами и не поддерживали. Должен ли он поддерживаться? Должен, потому что там создается то же общественное благо, что и здесь, и называется оно — культура.
Наши классические театры похожи на памятники архитектуры. Людям часто кажется, что они нуждаются в охране вместе с тем, что там годами создавалось. Это называют «великий русский театр». А великий русский театр — это актерский, довольно унылый, подражательный театр XIX века, скопированный с французского.
Волкострелов: Я не совсем согласен. Мне кажется, большая трагедия, которая случилась с русским театром, в том, что его традиция прервалась из-за появления художественного театра. Потому что все-таки Малый театр и Островский — это та самая традиция, которая есть в «Комеди франсез» и так далее. У нас, к сожалению, в силу ряда причин она не успела сформироваться окончательно, не зацементировалась. Дальше пришел Станиславский, и все вообще сильно поменялось, и мир изменился. И у меня вызывает большое сожаление то, что традиции русского театра на самом деле не существует.
Ɔ. Вернемся к негосударственным театрам. В пандемию они, в отличие от театров государственных, остались без денег. Все работающие там люди оказались на грани выживания. Как получилось, что государство обратило на них свое внимание?
Ковальская: Независимый театр впервые стали поддерживать в России целенаправленно именно в пандемию и после, поскольку выяснилось, что у нас на обочине государственного театра выросла довольно серьезная индустрия. И внутри этой индустрии поднялась буча. Мейкеры из независимого театра добились того, чтобы их включили в реестр пострадавших индустрий. Они докричались до небес, и небеса стали создавать внутри государственных больших грантовых программ программы для независимого сектора. И вот сегодня мы — получатели одного такого большого гранта, он должен поддержать 9 независимых компаний в стране, которые чуть-чуть заработают, путешествуя, но главное — станут видимыми. И это даже важнее, чем заработок.
Ɔ. ЦИМ — государственный театр, ГБУК. Как он стал домом для частных компаний? Кто это придумал? И как это устроено на практике?
Ковальская: Когда мы с Виктором Рыжаковым пришли в ЦИМ, решили, что наша миссия — поддержка негосударственного театра. И поэтому мы придумали прозрачные условия попадания сюда, при которых и инклюзивный театр с участием инвалидов, и Мастерская Брусникина играют на равных: ищут деньги на постановку и приносят спектакль, а мы даем даем площадку и обеспечиваем работу всех служб. Сборы делим пополам, по-честному. Так мы жили много лет. И оказалось, что мы дали кому-то возможность создать не временный проект, а долго жить. И когда все это грянуло, мы поняли, что сами сидим на зарплатах, а у 250 человек, которые с нами работают, нет никакой поддержки, и мы ничем не можем им помочь, потому что не можем вынуть деньги из бюджета, чтобы заплатить им что-то в пандемию.
Дмитрий Волкострелов Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. Бытует мнение, что есть какой-то резкий «метод Ковальской». Никто не может толком этого объяснить, но многие считают, что вы можете себе позволить как будто бы больше, чем среднестатистический человек театра. Определенные высказывания. Спектакли на острые темы. И ваша позиция оказывается услышанной. Вы, конечно, скажете, что это неправда, но все-таки в чем секрет?
Ковальская: Мне кажется, что вы немного преувеличиваете. Поскольку мы не большие шишки, мы можем потихоньку что-то делать и быть довольно смелыми. А люди, за которыми стоит большой символический капитал, вроде Кирилла Серебренникова, вынуждены были умолкнуть. Чем менее медийным и значительным ты оказываешься, тем тебе проще жить. Так что, если нам что-то удается, то, наверное, по той причине, что мы не очень медийные.
Волкострелов: Когда начиналась вся эта история — Театр.doc, потом Кирилл Семенович, директор одного крупного московского фестиваля в какой-то момент сказала: «Волкострелов, ты не волнуйся, за тобой придут последним. Они просто не понимают, что ты делаешь».
Если бы лично мне предложили возглавить не Центр Мейерхольда, а какой-то другой государственный театр с труппой, я бы сказал: «Спасибо, нет».
Ɔ. Даже пробовать бы не стал?
Волкострелов: Нет. У нас есть независимая компания «Театр post», мы создаем свой контекст. Мы, что называется, уже вкусили свободы и безответственности — в хорошем смысле. А придешь в государственный театр, и начнется — враги, кланы, войны, вот это все. Я работал в Театре на Таганке год, и туда было страшно заходить. Там стены были просто обмазаны ядом.
Ɔ. Нужна ли видимость независимому театру в нашей стране?
Ковальская: Да, видимость вообще всем нужна — независимому театру, женщинам, инвалидам.
Волкострелов: Может быть, лучше, чтобы государство тебя не видело?
Ковальская: Пусть оно видит и слышит.
Ɔ. Когда оно захочет тебя увидеть, оно тебя все равно, к сожалению, увидит.
Ковальская: Оно тебя погуглит, да. У каждого своя война. «Театр горожан» или театр с участием людей с инвалидностью, или с мигрантами — это моя война. Можно смотреть наверх и пытаться сотрясать эти башни, а можно перенастроить свою оптику и оптику своей аудитории — это тоже политическая работа.
Волкострелов: Я тебя поддерживаю, конечно, видимость важна, и конечно, не хочется возвращаться в 70-е годы прошлого века.
Дмитрий Волкострелов и Елена Ковальская Фото: Владимир Яроцкий
Ɔ. Как вы придумали проект «Поехали!»?
Поскольку ЦИМ является агрегатором для независимого театра, то мы что-то должны делать и для регионов. Раз в год мы проводим стратегическую сессию и на ней обсуждаем видение, миссию, все дела. И вот в очередной раз мы это сделали во время пандемии. Дима был только что назначен, мы знакомились в зуме. Мы пригласили на встречу людей, которые ходят больше шести раз в год в ЦИМ, их довольно много. И они сказали: «Вы просто должны ездить в регионы, возить туда московские независимые театры, привозить и показывать нам региональный театр, потому что мы его не знаем, не видим. Вы должны онлайн-форматы и гастроли развивать, будьте любезны, делайте это». И мы решили: раз надо, значит надо.
Когда стало понятно, что для нас открываются грантовые возможности, мы от лица ЦИМа инициировали заявку и позвали крупного игрока — фонд «Живой город», чтобы он стал финансовым оператором этой истории. И вот независимый сектор отправился в путешествие.
Ɔ. Какая география у этого путешествия?
Еще мы позвали MOÑ, новую площадку из Казани, они тоже агрегаторы независимого театра. Эти площадки обменялись контентом и компаниями, которые с ними работают.
Ɔ. Лена, вы, как театральный критик в прошлом и настоящем, как определяете сегодняшнюю театральную жизнь? Что в ней самое интересное для вас?
Ковальская: Поскольку я уже совсем не критик, мне, скорее, интереснее не фиксировать, а планировать процессы. И мне самой интересны не европоцентричные векторы, а векторы «восток — восток», «глобальный юг — глобальный юг». Театр, который не виден, негосударственный сектор, в котором расцветают какие-то классные вещи на стыке культур.
Ɔ. Дима, как изменилась жизнь «Театра post» после того, как вы стали худруком Центра Мейерхольда?
Волкострелов: Да я бы не сказал, что она претерпела какие-то радикальные изменения. post не стал резидентом Центра Мейерхольда, это экономически нецелесообразно. В Москве все прекрасно, открытость и так далее, кажется, что больше возможностей, а на самом деле здесь все растворяется очень быстро. И «Театр post», мне кажется, очень подходит Петербургу. Несмотря на все сложности, которые там есть.
ЗА ЧТО МЫ ЛЮБИМ ТЕАТР
Дети любят театр. Эта истина бесспорна: достаточно взглянуть на детей во время любого представления. Младшие любят театр, потому что театр это игра и праздник. Подростки находят в театре то высокое и героическое, чего жаждет их душа. Юности театр помогает понять себя, людей, жизнь.
И театр, и школа используют эту любовь в самых благородных целях. Токи разумного, доброго, вечного идут со сцены в самую благодатную почву — в раскрытые, готовые к восприятию души и дают наиболее благодарные всходы. Нередко учитель, сходив со своими учениками в театр, предлагает им написать об увиденном, пережитом, прочувствованном. И читая потом эти разные строчки, то скупые, то эмоционально раскованные, удивляемся их проникновению в суть спектакля, пониманию его задач, тонкому ощущению красоты. Отрывки из некоторых сочинений мы здесь приведем.
Десятиклассница Надя Гречушкина:
Я очень люблю театр. За что? На этот вопрос трудно ответить, так же трудно, как на вопрос: «За что ты любишь какого-либо человека?». Наверно, за то, что в театре ты становишься участником всех действий, всех событий, ты уже не чувствуешь себя зрителем, ты там, на сцене, с актерами, хотя для тебя они уже не актеры, а Ромео и Джульетта, Спартак и Левша, Анна Каренина и Любовь Яровая. Ты веришь их радостям и горю, их слезам и смеху, их переживаниям. Вот за эту связь, связь невидимую, но постоянно ощутимую, между актерами и зрителями я люблю театр. В театре даже воздух какой-то особенный, торжественный, все время перед спектаклем ждешь чего-то необычного, ждешь чуда. И это чудо — новый спектакль, новые судьбы, переживания, которые становятся тебе за какие-то два-три часа представления такими близкими, родными! Невольно сравниваешь себя с героями пьес, ищешь черты характера, присущие тебе. Ну, а если герой спектакля похож на тебя характером, взглядами на жизнь, то можно, значит, посмотреть на себя со стороны, заметить те качества, которые нужно искоренять. Спектакли заставляют задуматься: «А что есть ты? Каков ты на самом деле? А что думают о тебе окружающие?» Театр толкает тебя на самовоспитание.
Ирина Дахоян (7 класс):
Я очень люблю театр. Я люблю его за то, что на его сцене можно увидеть прошлое, настоящее, будущее. Радостно и тревожно следить за судьбами героев.
Я хорошо помню, как попала туда в первый раз. Тогда он открыл мне двери в такие просторы, так увлек мое воображение, что я даже захотела стать актрисой. Правда, мечта прошла, но любовь к театру осталась.
На спектаклях я смеюсь, радуюсь, плачу и печалюсь от сочувствия к людям, страдающим от несправедливости, от неравенства. Я не люблю пустых спектаклей, которые не волнуют. Я люблю спектакли, где есть герои, приходящие на помощь людям, борющиеся за правду, побеждающие все злое.
Я люблю театр за то, что он заставляет меня думать о том, какой надо быть в жизни. Я люблю театр за то, что он поднимает в нашей душе целую бурю чувств, рождает множество мыслей.
Ирина Анапова (4 класс):
Собираясь в тюз посмотреть «Золушку», я заранее знаю, о каких событиях, героях расскажет этот спектакль.
Но интерес мой к спектаклю от этого не ослабевает. Напротив! Я с самого утра с нетерпением жду встречи с героями Шарля Перро. Мне интересно, в каких костюмах будут выступать герои, что нового покажут в спектакле. И вот мы с мамой сидим в зрительном зале. Вдруг нежная мелодия разливается по залу. Зеленоватый занавес плавно открывается, и двое скоморохов в оранжевых костюмах объявляют о начале спектакля. Как в калейдоскопе, проходит сцена за сценой. Вот уже «замарашка» превращается в Золушку и танцует с принцем. Искрится солнечными бликами одежда короля. На ступенях лестницы за голубым прозрачным занавесом стоит фея с мальчиком-пажем. И мне кажется, будто я становлюсь участницей этой прекрасной сказки, и мне становится весело. Мне радостно от того, что добро побеждает зло, несправедливость. И если меня спросят, за что я люблю театр, я отвечу: «Театр я люблю за то, что он помогает мне узнать много нового. Он помогает мне стать лучше, добрее, ведет меня в удивительный, прекрасный мир, приносит много радости в жизни».
Главной премьерой нынешнего сезона стал для ТЮЗа спектакль «Дорога к солнцу», который театр посвятил 40-летию героической обороны Тулы. Пьесу, рассказывающую о короткой жизни нашего земляка Героя Советского Союза Саши Чекалина, юной жизни, отданной за Родину, написал на основе документов и воспоминаний главный режиссер театра В. Богатырев, он же и поставил ее.
Пока еще немного времени прошло после премьеры, но уже видно: театр сделал большое, очень нужное дело, поставив спектакль, который вызывает в сердцах юных зрителей глубокие патриотические чувства; настоящее волнение.
На снимке: сцена из спектакля «Дорога к солнцу». Алена — артистка А.Александрова, Саша — артист В.Андреев.
Л.Носкова, фото Е.Сускова (Коммунар 27/12/1981)
Мир Театра
10 причин любви к театру
Если абстрагироваться от эмоциональной составляющей (просто приятно!), то есть и вполне реальные причины, объясняющие тягу к театру:
1. Возможность абстрагироваться от повседневных проблем. Дом, учеба, работа… И такой бег по кругу изо дня в день… Плюс ежедневные бытовые хлопоты и заботы, суета и погруженность в мир электронных гаджетов.
Подобный ритм может вызывать стресс даже у самых стойких. Театр – идеальный способ сменить картинку жизни и понаблюдать за жизнью иной, на сцене. И что немаловажно, это не отнимет много времени.
2. Проживание роли. Живость – это важное достоинство этого вида искусства. Наблюдая за персонажами, невольно начинаешь ассоциировать себя с кем-то из них, размышляя, как бы поступил на его месте, в определенной ситуации. У актеров нет вторых шансов и дублей, ведь действо происходит здесь и сейчас.
3. Доступность. Сейчас требования к дресс-коду не такие строгие, как раньше. А стоимость билета, если это не какая-то долгожданная премьера, вполне бюджетная для разового мероприятия.
4. Возможность поднять самооценку. Это касается прекрасных дам, ведь выход в свет – это отличный повод «выгулять» наряд, который долго дожидался своего часа в шкафу. При походе в кино, кафе, боулинг одеваешься больше из соображений удобства и практичности, тогда как поход на спектакль – это возможность сделать прическу, подобрать туфли, аксессуары и украшения, превратив уже саму подготовку в своего рода мини-праздник.
5. Подспорье для нелюбителей литературы. Не любите классику, а окружение обязывает, тогда как времени на чтение совершенно не остается? Театральная постановка – идеальное решение. Благодаря им можно приобщиться к творениям мировой культуры, понять базовые посылы авторов без чтения многотомных произведений.
6. Всплеск эмоций. Разные спектакли – это разные мысли, чувства, эмоции, что значительно обогащает эмоциональную сферу и заставляет под иным углом взглянуть на привычные вещи, вдохновиться и даже задуматься над тем, чтобы что-то поменять в своей жизни.
7. Новые знакомства. Безусловно, обсуждение во время спектакля – дурной тон. А вот после завершения вполне можно обсудить действо с другими зрителями. Театр выступает той самой незримой ниточкой, объединяющей души.
8. Культурное воспитание. Как уже говорилось, театральное искусство объединяет сразу несколько других видов – литературу, живопись, музыку, хореографию, архитектуру.
Нельзя не отметить ярко выраженный нравственный аспект и невольное расширение словарного запаса. Каждый зритель может выделить и развить что-то особенное, важное и интересное именно для себя. Удивительный многогранный синтез – это еще один плюс в пользу театра.
9. Прививка от проблем. Посещение театра позволяет использовать накопленный эмоциональный опыт и при принятии решений в реальной жизни. Создается ощущение, что вы уже имеете определенный чувственный опыт и заранее знаете, к чему приведет тот или иной выбор.
10. Источник вдохновения. Доказанный факт: после спектакля зрители ощущают бодрость, прилив сил и эмоциональный подъем благодаря живой энергетике. В голову даже начинают приходить небанальные идеи, которые раньше могли показаться невероятными.
«Это всегда про любовь»: как театр лечит души людей и помогает пройти через катарсис
Иван Судаков, актер, режиссер, эссеист, продюсер. Работал куратором в Международном фонде Станиславского, на театральном фестивале «Сезон Станиславского». Окончил ГИТИС. Автор двух сборников прозы и стихов, основатель собственного театра KTO studio
Зачем ходить в театр? Сейчас этот вопрос поднимается все чаще. Вчера я прочитал в новостях, что люди сдают билеты в театр в большом количестве, потому что не хотят вакцинироваться. Но здесь речь пойдет не о физическом здоровье, а скорее, о ментальном.
С точки зрения древнего грека Платона в идеальном государстве театра, как музыки, литературы и так далее, не должно быть. Созерцание печального (в трагедии) или отвратительного (а комедии, в конце концов, показывают именно отвратительное) — все это отвлекает и плохо влияет на нравственность граждан. Но уже позднейшие философы, например Аристотель, считали театр одним из самых необходимых методов воздействия на человеческие чувства.
Итак, представьте, что вам пять лет и вам по ошибке показали «Титаник» Джеймса Кэмерона. Вы же весь будете ерзать и переживать? А теперь попробуйте понять — почему. Вы увидели настолько откровенно и правдоподобно играющих артистов, что поверили в реальность этой истории. Вы плачете над финалом, хотя, если честно, на афише фильма уже написано «Титаник». В этом самое главное чудо театра.
Всем жалко Фирса, хотя все в школе читали о продаже вишневого сада. Всем жалко Катерину из «Грозы», хотя все знают, как печально завершилась ее история еще из книги. Все переживают за Раскольникова, хотя понимают, что и его судьба предрешена. Как это получается?
То есть среднестатистический зритель, сидя в театре, всегда держит в голове тот факт, что он находится в театре, и это все понарошку. Но в конце все равно плачет. Аристотель это называл катарсисом. Трагедия, считал грек, вызывает сострадание, страх, и поэтому человек начинает ассоциировать себя с главным героем или (в случае новой драмы и современного театра) задумываться над собственными поступками в связи с поведением персонажа на сцене.
Станиславский первым в мировой истории поднял этот вопрос не с теоретической, а с практической — для режиссера и актера — точки зрения. То есть вполне можно сказать, что в этом смысле он стоит на уровне Аристотеля для мировой культуры.
Но, совершенно справедливо сказать, что все это теория, причем теория столетней давности. Тогда, мол, и деревья были зеленее, и трава росла медленнее, и времени у эксплуатирующего класса было побольше, чем у нас сейчас. В перерыве между домом и работой еле успеваешь заметить смену времен года и поздравить жену с 8 марта, а тут еще театр.
Это действительно так. Историческое время ускоряется, и за единицу времени мы, по сравнению с нашими предками вековой давности, успеваем сделать целое почти ничего. Но ведь не зря театр — это вид искусства, так или иначе сохранившийся с языческих медитативных празднеств и рыцарских романов.
Так исторически получилось, что теорию катарсиса или, вернее сказать, очистительных чувств вслед за Аристотелем долго и тщательно на благо всей мировой культуре разработали именно русские режиссеры и педагоги. Анатолий Эфрос, один из величайших режиссеров середины века, говорил: «Театр — это всегда про любовь. Любовь можно отвергать, можно принимать, но если принять тот факт, что театр — это дело рук человеческих для людей и о людях, то без души, без любви тут никак».
Сейчас мировой театр кипит разнообразием форм, которыми режиссеры пытаются добиться этого очищения. Есть мнение, что современный зритель слишком успокоился и для того, чтобы он что-то о себе понял, его необходимо вытащить из удобного и мягкого кресла в нестандартные для него помещения. Так возникает иммерсивный театр.
Примером прекрасного иммерсивного спектакля может служить казанская «Анна Каренина» (фонд «Живой город», Казань). Здание бывшего казанского ЗАГСа переделали под театральное пространство, где зрители вольны ходить как им вздумается за полюбившимися героями. Герои не прерываются на лирические авторские отступления. Они говорят, играют в карты, спят, любят друг друга. То есть они — Левин, Анна, Сережа, Каренин, Вронский — твои соседи. И от этого зритель по-новому смотрит на окружающий мир и в том числе на себя.
Есть другой вид катарсиса — наоборот, тихий. Маленькая сцена театра-студии около Московской Консерватории. Театр так и называется «Около». На сцене тихие люди, старые и молодые. Поют советские песни вперемешку с буддистскими коанами. И вдруг из этого растет внутренняя радость бытия. Нет, я не так сказал. Счастье правильной жизни.
Повторю, спектакли совершенно тихие. Где-то в углу Гамлет поет песни советских композиторов и прыгает через скакалку. И зритель в этом Гамлете вдруг начинает узнавать себя. Потому что зритель никогда не будет датским королем. А скакалку обязательно купит. Даже если у него нет детей.
Я люблю тот театр, тот русский театр, в котором работаю, в котором можно испытать настоящий катарсис. И уверен, что это очищение театром — крайне важный инструмент для становления личности.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора