за что не любят солженицына
За что ненавидят Солженицына?
Русская литература помнит много противоречивых фигур, но в новейшей истории именно Солженицын вызывает больше всего разногласий. Это лауреат Нобелевской премии, автор «Архипелага ГУЛАГ» и «Одного дня Ивана Денисовича», писатель, которого сначала выслали из страны, а потом с триумфом встречали обратно. Одни видят в нем спасителя русской земли, другие – предателя родины. Давайте разбираться, за что Солженицына ненавидят и оправдано ли это.
Предатель
Ключевой претензией, вокруг которой строится львиная доля обвинений в адрес Солженицына, – он предатель Родины. И заметьте, речь идёт не о его литературном мастерстве, Солженицына критикуют за его понимание СССР и ГУЛАГа. В случае с Солженицыным мы видим, что история и литература смешались так сильно, что многие уже не видят разницу между художественным произведением и исторической хроникой.
Сам Солженицын до конца дней подчёркивал, что он занимается именно «художественным исследованием». Но это не останавливает критиков придираться к цифрам, датам и местам и спорить с писателем на языке исторического процесса, а не на языке литературы. Ведь, как мы с вами помним, «поэт в России больше, чем поэт».
Этому во многом способствует сам литературный метод Солженицына: он словно пишет историческую хронику событий, насыщая ее реалистичным описанием. Такой стиль очень легко принять за историческое исследование, что мешает читателям видеть безусловный литературный талант писателя.
«Архипелаг ГУЛАГ» – клевета
Главная заслуга писателя многими воспринимается как главный грех и позор. Он не автор первого произведения о лагерной системе, но он первым заговорил о ней в официальной литературе. Солженицын ярко, в деталях описывает ГУЛАГ и то, как он перемалывает человеческие жизни.
Критики Солженицына видят здесь антисоветский настрой и попытку угодить Западу. Причём даже те, кто отчасти согласен с несправедливостью ГУЛАГа, ненавидят Солженицына за то, что он «вынес сор из избы». А присуждение ему Нобелевской премии, как и в случае с Пастернаком, добавляет аргументов против писателя: мол, не за литературу же в конце концов ее вручают!
…и не либерал
У писателя есть своё четкое видение, какой должна быть Россия. И этот момент разделяет его с либеральным крылом, ведь Солженицын довольно консервативен и близок к монархическим взглядам. К тому же он критикует европейский гуманизм за утрату веры в Бога, что привело к человеческому беспределу XX века.
А что хотел сам писатель?
Солженицын создает монументальный проект осмысления судьбы России в XX в., и его интересует то, как и в какой момент история страны пошла под откос. Важно понимать, что Солженицын очень четко разделяет страну, режим и вождя. Он преданный патриот русской земли, и лишь огромная тревога за ее судьбу заставляет Солженицына совершить титаническое усилие по «художественному исследованию» русской революции и советской власти. То есть он не враг России, как это обычно подают сторонники СССР, он критик режима советской власти и конкретно Сталина с его бесчеловечными решениями.
Итого
В случае Солженицына мы видим, как его уникальный взгляд на Россию критикуют сразу с двух противоположных сторон. Со стороны просоветских сил он очернил СССР и Сталина, а для либерального крыла он консервативный почвенник и монархист. Тем самым он находится между молотом и наковальней, не принадлежит ни одной из действующих сторон, отстаивая свой собственный взгляд на прошлое и будущее России.
Подписывайтесь на наши соц. сети. Там еще больше статей!
За что любят и ненавидят Александра Солженицына
Александр Исаевич Солженицын – пожалуй, самый противоречивый писатель в современной российской истории. Настолько разное отношение к одной и той же личности можно встретить разве что в разговорах о политике. Впрочем, самого Солженицына принято не отрывать от политики – да и сам он, кажется, не был против.
В этом году Александру Исаевичу исполнилось бы 100 лет. Масштаб личности очевиден, кажется, всем. А вот споры о том, расценивать ли писателя со знаком «плюс» или «минус», идут до сих пор. Для одних он – икона и настоящий патриот. Для других – чуть ли не предатель родины.
Впрочем, и поклонники, и недоброжелатели – неотъемлемая часть непримиримого борца за свои идеалы, которым был Солженицын. К столетию писателя «МИР 24» собрал самые противоречивые истории, за которые любят и ненавидят Александра Исаевича.
Арест за идею
С детства Солженицын выступал против ряда атрибутов советской власти. А как могло быть иначе, если его семья серьезно пострадала в результате репрессий? Молодой Саша отказывался быть пионером, постоянно носил нательный крестик и посещал церковь, за что в школе ему регулярно выписывали выговоры. Но советская система умела сломить и не таких идейных людей.
Вследствие агрессивного насаждения коммунистической идеологии в школе, Солженицын все же сдался и к юности стал всерьез интересоваться марксизмом-ленинизмом. Он вступил в комсомол и был прилежным учеником. Даже в церковь ходить бросил. А во время Второй Мировой и вовсе был отличным солдатом, офицером с наградами. Одна вещь не давала покоя будущему писателю – ему ужасно не нравилось то, куда ведет страну Иосиф Сталин.
«Пахан предал заветы Ленина», – примерно такого содержания письма отправлял Солженицын своему другу Николаю Виткевичу. Паханом он называл Сталина. В результате письма вскрыли, прочли, а Александр Исаевич был в течение нескольких месяцев вызван на Лубянку, хорошенько «допрошен» и отправился в исправительно-трудовой лагерь на восемь лет. Стоит отметить, что он был лишь одним из многих подобных заключенных.
Противники Солженицына говорят, что будущий писатель прекрасно знал, что вся корреспонденция читается. Поэтому нарочно писал порочащие честь Сталина заметки другу, чтобы устроить провокацию и стать показательной «жертвой режима». Был ли у Александра Исаевича злой умысел, сейчас уже невозможно точно установить. Но самые интересные события происходили уже после освобождения писателя.
Ссылка и «Раковый корпус»
Вместе с восемью годами лагерей, Солженицына приговорили и к вечной ссылке, которую он отбывал на юге Казахстана. Там писатель работал учителем математики и пробовал писать первые зарисовки к своим будущим романам.
За время отбытия наказания Александр Исаевич полностью разочаровался в привитом ему в школе коммунизме. И вернулся к корням – православно-патриотическим идеям. Он стал одним из первых людей, которые вслух говорили о необходимости создания русского национального государства. За что и любим многими людьми со схожей идеологией.
Скептики считают этот период одним из главных «антисолженицынских» аргументов. В 1952 году, еще в лагере, у Александра Исаевича обнаружили семиному. Его прооперировали и спасли. Правда, затем раковая опухоль вернулась. И снова писателя совершенно бесплатно направили в онкологическую клинику в Ташкенте и вновь смогли вылечить. И это все для осужденного человека! Вот, мол, гуманность советской власти. Позже ташкентские события легли в основу книги «Раковый корпус».
Нобелевская премия
После реабилитации и начала хрущевской «оттепели» у Александра Исаевича началась совсем другая жизнь. Жизнь настоящего писателя. Всего за несколько лет он написал практически все свои классические произведения: «В круге первом», «Матренин двор», «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛАГ» и другие. Он познакомился с рядом именитых писателей вроде Твардовского и Шаламова. Но самое главное – его начали публиковать.
У противников Александра Исаевича позиция однозначная: Нобелевская премия Солженицыну – элемент антисоветского заговора капиталистических стран. Говорят, что литературных способностей у писателя никаких не было, а «Нобелевку» выписали за то, что он, якобы, наврал с три короба о жизни в советских лагерях.
Антисоветчик или антизападник?
Скептически настроенные к Солженицыну читатели уже давно повесили на него ярлык виновника развала Советского Союза. Говорят, что ненавидел он все советское, страну свою не любил, граждан не уважал. Да и вообще, книги свои на деньги Запада писал. Мнение, мягко говоря, популярное и в современной России. А уж двадцать-тридцать лет назад это была всенародно поддерживаемая позиция.
С другой стороны, взаимная нелюбовь у самого Александра Исаевича образовалось и с Западом. В своих речах и статьях он высказывал, прямо скажем, националистические и антидемократические идеи. Выступал за обустройство русского государства, открыто поддерживал многих тоталитарных лидеров мира.
Александр Исаевич умер десять лет назад, 3 августа 2008 года. До сих пор мы еще не можем до конца оценить то влияние, которое он оказал на российскую историю. С годами все положительные и отрицательные стороны сгладятся. Останется только понимание значимости Солженицына-писателя и Солженицына-публициста.
Почему Солженицын нелюбим гражданами России?
Эдуард Биров
Друзья газеты поздравляют читателей и редакцию с Новым годом
«Ноев Ковчег» – в океане мировых событий
Почему Солженицын нелюбим гражданами России?
Илья Долгопольский: Книга – уникальное средство бизнес-коммуникации
Армения: Безопасность и ОДКБ
Армянский Тифлис в «Кавказском календаре» (1845 – 1870 гг.)
Бюст великого князя Михаила Павловича открыт в Михайловской военной артиллерийской академии
9 декабря Армения окончательно вступила на путь перемен
Арутюн Сурмалян: Российско-армянская дружба имеет глубокие исторические корни
Работе российско-армянского Лазаревского клуба дан старт
Не стоит скрывать: Александр Солженицын по-прежнему нелюбим гражданами России, несмотря на все усилия его поклонников, восхваления литературных критиков и методическую работу Наталии Солженицыной. 100-летний юбилей и памятные мероприятия, с ним связанные, только усилили это отношение – не то чтобы ненависти, скорее неуважения, перемежаемого с равнодушием.
Его провозгласили великим писателем, совестью нации и даже классиком русской мысли, поставили несколько памятников, почтили всевозможными почестями, но для россиян Солженицын по-прежнему остался чуждым деятелем и уж точно не совестью народа. К сожалению, за весь 2018 год, который посвящен Александру Исаевичу, ВЦИОМ почему-то так и не провел опрос об отношении к нему.
Но вот показательный пример – во время голосования «Великие имена России» по аэропорту в Минеральных Водах имя Солженицына набрало всего 3% голосов, победил Михаил Лермонтов (89%), на втором месте – генерал Ермолов (6%). И нет сомнений, что так произошло бы при любом другом голосовании – стоит открыть любую публикацию о Солженицыне, где есть функция комментариев.
Среди же политической молодежи лицо Солженицына и вовсе ассоциируется с шуточным аккаунтом в твиттере «Лев Щаранский», где портрет Александра Исаевича олицетворяет идиота-диссидента, что, конечно, несправедливо, но опять же показательно.
Юбилей не причина замалчивать такое явление, не похороны же, наоборот – хороший повод честно разобраться, почему же так происходит. Не беря во внимание откровенных идеологических противников Солженицына – сторонников компартии, СССР и всех «левых» (писатель с ними отчаянно боролся, и немудрено, что они отвечают ему тем же), разберем неуважительное отношение к нему политически нейтральных граждан, которых большинство.
?Первым делом не соответствует действительности утверждение о выдающемся литературном таланте Солженицына. Критики могут сколько угодно накручивать культурологическое значение его произведений, но сам язык солженицынского текста – рубленый, угловатый, будто через пень-колоду – не воспринимается как что-то действительно высокохудожественное, красивое, глубокое. Читателю порой с боями приходится добираться до смысла, додумывать красоту написанного либо соглашаться с тем, что ему недоступен заумный стиль гения.
Да, спорить о художественном произведении можно бесконечно, тем более что в последние годы литературные критики «сделали» великими писателями даже постмодернистов с их презрением к языку и смыслу, но если говорить о восприятии большинства читающих граждан, то литература Солженицына воспринимается ими как посредственная. И по большому счету люди не так уж неправы.
Возьмем наугад любой отрывок из творений Александра Исаевича, чтобы продемонстрировать слог «классика».
«Вот хлеба четыреста, да двести, да в матрасе не меньше двести. И хватит. Двести сейчас нажать, завтра утром пятьсот пятьдесят улупить, четыреста взять на работу – житуха! А те, в матрасе, пусть еще полежат. Хорошо, что Шухов обоспел, зашил – из тумбочки, вон, в 75-й уперли – спрашивай теперь с Верховного Совета!» (Солженицын А.И. «Один день Ивана Денисовича»).
Рассыпанные по делу и нет тире, будто бревна в глазу, постоянно перебивают текст, речь, мысль и будто бы специально не дают дочитать. А блатной сленг – «улупить», «житуха», «уперли» – вопреки ожиданиям автора не приводит к вживанию в образ каторжника, но создает ощущение искусственности описанного. Будто это не настоящие зэки в лагерях, а киношные, переодетые, вот сейчас сбросят фуфайку, отмоют грязь и рассмеются над своими героями.
Сравните с такой же «лагерной» прозой Варлама Шаламова, который открыто критиковал Солженицына за литературную неправду его свидетельств о ГУЛАГе:
«За ночь мы не успевали высушить наши бушлаты, а гимнастерки и брюки мы ночью сушили своим телом и почти успевали высушить. Голодный и злой, я знал, что ничто в мире не заставит меня покончить с собой. Именно в это время я стал понимать суть великого инстинкта жизни – того самого качества, которым наделен в высшей степени человек. […]
И я понял самое главное, что человек стал человеком не потому, что он божье созданье, и не потому, что у него удивительный большой палец на каждой руке. А потому, что был он физически крепче, выносливее всех животных, а позднее потому, что заставил свое духовное начало успешно служить началу физическому». (Шаламов Варлам. «Колымские рассказы»).
Можно не соглашаться с мыслью Варлама Тихоновича, но нельзя не заметить, что это более качественная литература, чем «Один день Ивана Денисовича». А ведь «Архипелаг ГУЛАГ» и «Красное колесо» написаны еще более рваным и некрасивым языком. К тому же там намешано все в кучу – и публицистика, и исторические размышления, и авторские фантазии. Они действительно великие произведения, но не в литературном, а политическом смысле, так как сыграли колоссальную роль в развале СССР – в качестве обуха по голове советского/русского народа.
?Но главная черта творчества Солженицына – и это второй момент, объясняющий нелицеприятное отношение народа к нему – в том, что личные страдания и ужасы лагеря, идеологические убеждения автора взяли верх над человеческим началом, добром, любовью. В литературе, размышлениях, выступлениях, в самом языке Солженицына чувствуется обиженность и даже озлобленность не просто на власть, а на страну, родину, на окружающий мир, видно отчуждение автора от соотечественников, поучение их свысока.
В центре личное «я» автора, его боль и страдания, его обиды и потери, даже неудачи, переживания и комплексы, а все остальное, другие зэки, репрессии, издевательства вертухаев, сам ГУЛАГ – лишь средства выразить всю дикую несправедливость лично к нему, Александру Исаевичу.
Такая самовлюбленность и отчуждение «я» от «всех» моментально считывается русскими людьми, даже без детального осознания, на уровне «свой – чужой». Для русской культуры, построенной на со-единении, со-страдании, самопожертвовании во имя других, такая обиженность воспринимается как нечто мелочное, жалкое и даже неприличное. Солженицын при всем идейном почвенничестве, при всех красивых словах об обустройстве русского мира, к сожалению, глубоко чужд русскому мироощущению и воспринимается как чужой. Даже некоторые правильные его слова не вдохновляют русских.
Причиной тому – и это главное – фанатичный антисоветизм Солженицына. Убеждение, проходящее красной линией через всю солженицынскую публицистику, что весь СССР был сплошным ГУЛАГом и больше ничем, а 70 лет Советской России – только черная кровавая дыра, унесшая миллионы жизней и принесшая сплошные разрушения (ой ли?).
Даже Великая Отечественная война для Солженицына не героическая и тем более не священная, а – внимание! – «самоистребительная». В своей стержневой работе «Как нам обустроить Россию?», где немало интересных мыслей о геополитике и русском мире, он упоминает о войне вскользь в ряду ужасов советского строя и берет слово Отечественная в кавычки. Для него она просто «советско-германская»:
«Не гордиться нам и советско-германской войной, на которой мы уложили за 30 миллионов, вдесятеро гуще, чем враг, и только утвердили над собой деспотию».
Стоит ли после такого отношения к Священной войне удивляться ответной нелюбви граждан к Солженицыну? О какой совести нации после такого можно говорить? Пещерная ненависть к советскому строю затмила для Солженицына все то хорошее, что, безусловно, было создано в СССР (одной из вершин развития русского мира) и что прекрасно помнят еще многие граждане. Для нас это родное, это неотъемлемая часть нас самих, нашей земли, государства.
Требовать от народа перечеркнуть 70 лет своей жизни (да, драматической, но полной созидания и подвига) как нечто преступное – жестоко и глупо, что уже само по себе не позволяет назвать Солженицына классиком и великим мыслителем. К счастью, с приходом Путина в 2000-е этот радикализм был признан вредным для государства – вернули музыку советского гимна, стали отдавать высочайшие почести победителям в Великой Отечественной войне. В то же время творчество Солженицына, которое пронизано фанатичным антисоветизмом, включено в школьную программу, что с учетом низкой критики мышления в таком возрасте представляется неправильным.
В то же время Солженицын ни в коем случае не примитивный диссидент-западник, каким его ошибочно восприняли на Западе в 1970-е и рисуют сейчас его противники. Александр Исаевич, безусловно, сложнее и глубже нынешних белоленточников. Он не побоялся дать нелицеприятную оценку англосаксонской цивилизации, которая рассчитывала на его лояльность в благодарность за всемирный пиар в процессе борьбы против СССР. Он отказался от присужденного Ельциным ордена в знак неприятия «власти, доведшей Россию до гибельного состояния» (поступок, который сделал его нерукопожатным среди демшизы).
Солженицын откровенно встал на почвеннические позиции и рассматривал ситуацию в стране с точки зрения интересов русского народа в то время, когда слово «русский» в элите считалось почти неприличным. Солженицын написал исследование «Двести лет вместе» о значимой и знаковой роли еврейства в революции 1917 года, за что был подвергнут молчаливому остракизму прогрессивного сообщества. И эти факты надо помнить и изучать на том же уровне, что и «Архипелаг ГУЛАГ».
Однако парадокс заключается в том, что в истории и памяти народной Александр Солженицын все равно останется прежде всего одним из символов разрушения и очернения Советской России. Человеком, который отнял у нас родину – не буквально, а идейно. А такое не прощается.
Почему Солженицына ненавидели и коммунисты, и либералы?
11 декабря 1918 года родился Александр Солженицын — знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии и человек, чья жизнь и творчество до сих пор вызывают ожесточённые споры. Коммунисты ненавидели его за антисоветские высказывания, либералы и демократы считали его чуть ли не фашистом и антисемитом. Первоначально поддержанный советскими властями, он был выслан из страны, а в изгнании он не вписался в западную модель. Лайф вспоминает историю жизни человека, который проделал путь от провинциального школьного учителя до одной из знаковых фигур ХХ века.
Хотя существует популярное мнение, что Солженицын с рождения был чуть ли не убеждённым антисоветчиком, это не так. Напротив, в молодые годы он был правоверным коммунистом и нисколько не сомневался в марксизме. Ещё до войны он мечтал о карьере писателя и даже начал делать наброски романа с говорящим названием «Люби революцию».
Он был активным комсомольцем, принимал участие во всех комсомольских общественных делах, характеризовался исключительно положительно. В ростовском институте слыл круглым отличником и произвёл такое впечатление на преподавателей, что те предлагали ему поступить в аспирантуру.
В 1939 году начал заочно получать второе высшее образование в Институте философии и литературы. Однако так его и не окончил из-за начавшейся войны.
В современных коммунистических кругах весьма популярна байка о том, что Солженицын на фронте не был, а отсиделся в тылу. А когда, дескать, его хотели отправить на фронт, по-хитрому дезертировал, разослав знакомым письма с контрреволюционными утверждениями. Правда, не совсем понятно, зачем нужны такие сложности за три месяца до окончания войны? Создавать фиктивную контрреволюционную организацию на передовой — всё равно, что тушить пожар бензином.
Разумеется, всё это — откровенная ложь современных обличителей. Солженицын провёл в армии почти три года. Из них на фронте — почти два года. С весны 1943 года до февраля 1945-го. За это время Солженицын был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной Звезды и дважды повышен в звании (дослужился от лейтенанта до капитана). Не совсем понятно, зачем же патологического труса и дезертира (будто бы отсиживавшегося в тылу) награждать боевыми орденами, да ещё и дважды повышать в звании? И не какими-то дежурными медальками, которые раздавали направо и налево, а весьма уважаемыми наградами. Орден Красной Звезды вручался за мужество и отвагу в боях или же за умелые боевые действия, нанёсшие большой урон врагу. А орден Отечественной войны 2-й степени заслужить было ещё труднее. Тем же артиллеристам его давали минимум за уничтожение трёх вражеских артиллерийских батарей.
Солженицын действительно не находился непосредственно на передовой и в рукопашных схватках не участвовал. Но не потому что прятался, а потому что командовал батареей звуковой разведки. Их целью было вычисление координат вражеской артиллерии по звуку её выстрелов и корректировка огня по ним. Не самая простая работа, требующая хорошей подготовки по физике и математике. Но и в тылу он точно не отсиживался. Звуковая разведка располагалась в непосредственной близости от передовой, примерно в двух-пяти километрах позади неё.
Но каким же образом неглупый человек мог так банально попасться бдительным особистам? Неужели Солженицын не знал, что вся военная корреспонденция проверяется?
Сам он утверждал, что прекрасно знал, но недооценил пару моментов. Во-первых, он считал, что ничего сверхкрамольного своему другу не пишет, во-вторых, он был уверен, что письма читают «молоденькие фифочки», которых интересует только возможное разглашение военной тайны и координат, а он ничего такого не писал.
В начале февраля 1945 года капитан Солженицын был арестован. Его дело рассматривал не суд и не военный трибунал, а внесудебный орган — Особое совещание. Тот факт, что он получил только восемь лет исправительно-трудовых лагерей, говорит скорее о том, что ничего серьезного на Солженицына у следствия не было (до десяти лет в те времена давали либо в связи с полным отсутствием улик и признательных показаний, либо в связи с незначительностью преступления).
Из восьми лет своего срока последние два с половиной года Солженицын провёл в исправительно-трудовых лагерях. До этого он находился в так называемых шарашках, куда свозили образованных осуждённых для работы над новинками техники. При этом режим в шарашке и лагере очень сильно отличался. Хотя заключённые шарашек и не имели свободы перемещения, распорядок их дня был гораздо мягче лагерного, а питание многократно лучше. Вместо тяжёлого физического труда они занимались интеллектуальным. Шарашки находились не в тайге и вечной мерзлоте, а в крупных городах, заключённые имели возможность встречаться с родственниками. Но всё равно это было заключение, хоть и сравнительно мягкое в сравнении с настоящими лагерями.
Летом 1950 года Солженицын из-за конфликта с начальством был этапирован в Особлаг № 11 в Экибастузе, где провёл последние годы своего срока. Освободился он за несколько недель до смерти Сталина, однако вернуться в европейскую часть СССР не мог, поскольку был оставлен на вечное проживание в одном из сёл Южного Казахстана, где следующие три года проработал школьным учителем.
В середине 50-х началась первая волна реабилитации осуждённых в сталинское время. Солженицын писал письма в Москву, сначала Хрущёву и в генеральную прокуратуру, а затем отдельно Жукову. В результате Солженицыну отменили вечную ссылку и он смог вернуться в РСФСР. Ещё через несколько месяцев он был полностью реабилитирован.
Следующие несколько лет Солженицын жил в Рязани, работал школьным учителем и писал рассказы в стол. Волна разоблачения сталинского культа личности, начатая ХХ съездом КПСС в 1956 году, быстро пошла на спад. Но в 1961 году Хрущёв, разделавшийся со всеми политическими соперниками, решил завершить начатое. На XXII съезде партии культ Сталина вновь был развенчан с партийных позиций, а также решено было переименовать все носящие сталинское имя объекты и вынести его тело из Мавзолея.
Солженицын решил, что на этой волне, пожалуй, можно попытать счастья. Авось и опубликуют какой-нибудь рассказ небольшим тиражом. Через целую цепочку знакомых он передал в журнал «Новый мир» рукопись «Одного дня Ивана Денисовича», описывающую обычный будний день заключенного.
Рукопись прочёл редактор журнала, влиятельный советский литератор Твардовский, который был настолько ошеломлён, что дал прочитать её самому Хрущёву. Через несколько дней он записал в дневнике: «Счастье, что эту новую (после чёрной клеенчатой) тетрадь я начинаю с записи факта, знаменательного не только для моей каждодневной жизни и не только имеющего, как мне кажется, значение в ней поворотного момента, но обещающего серьёзные последствия в общем ходе литературных (следовательно, и не только литературных) дел: Солженицын («Один день») одобрен Никитой Сергеевичем.
Боюсь предвосхищений, но верится, что опубликование Солженицына явится стойким поворотным пунктом в жизни литературы, многое уже будет тотчас же невозможно, и многое доброе — сразу возможным и естественным».
Хрущёв действительно ознакомился с произведением. Ему вслух прочитал его помощник Лебедев. На генсека рассказ тоже произвёл такое большое впечатление, что он дал почитать его Микояну и Ворошилову. Они тоже оказались под впечатлением. Тогда Хрущёв распорядился распечатать два десятка экземпляров для чтения высшей номенклатуре и вызвал к себе Твардовского, чтобы поделиться с ним мыслями о рассказе.
Твардовский так описывал реакцию Хрущева: «Я начал читать, признаюсь, с некоторым предубеждением и прочёл не сразу, поначалу как-то не особенно забирало. Правда, я вообще лишён возможности читать запоем. А потом пошло и пошло. Вторую половину мы уж вместе с Микояном читали. Да, материал необычный, но, я скажу, и стиль, и язык необычный — не вдруг пошло. Что ж, я считаю, вещь сильная, очень. И она не вызывает, несмотря на такой материал, чувства тяжёлого, хотя там много горечи. Я считаю, эта вещь жизнеутверждающая… И написана, я считаю, с партийных позиций».
Хрущёв дал добро на публикацию, а Твардовский почти танцевал от счастья. Произошла почти голливудская история. Никому неведомый начинающий писатель со сложной судьбой в один миг превратился в литературную знаменитость. Его сразу же приняли в Союз писателей, рассказ несколько раз напечатали крупными тиражами — сначала в крупных журналах, а потом отдельной книгой.
Переводы рассказа моментально появились в других странах. Начинающий Солженицын стал не просто советской, а мировой литературной знаменитостью.
Однако уже в 1964 году Хрущёва отправили на пенсию и тренд на десталинизацию быстро заглох. Брежневское правление проходило под девизом: «Забудем всё плохое». С одной стороны, Сталина перестали ругать, но с другой — никто его и не хвалил. Покойного вождя просто старались лишний раз не вспоминать.
В этих условиях Солженицын стал не просто не нужен, но и неудобен. Новые произведения писателя не печатали, и они уходили в самиздат. Тогда он решился на радикальный шаг, написав в 1967 году «Письмо к съезду» и адресовав его советским писателям. В нём он выступил против сложившейся системы цензуры, негодовал из-за того, что его лишили возможности печататься и так далее.
Письмо вскоре попало и в зарубежные СМИ. С этого момента Солженицын стал рассматриваться Кремлём уже не как неудобный и неуместный писатель, а как политический деятель и при том враждебный.
После того как на Западе вышло несколько его произведений, неопубликованных в СССР, против писателя в советской прессе была организована шумная информационная кампания, в ходе которой «официальные» писатели клеймили его разными нехорошими словами.
Однако вскоре Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе. Вполне очевидно, что данное решение имело политический подтекст, что понимал и признавал и сам писатель. Но оно в некотором роде оградило его от серьёзных неприятностей. Всё же сажать нобелевских лауреатов «за политику» не решались ни Сталин, ни Гитлер, не говоря уже о Хрущёве.
К этому моменту у писателя уже был готов знаменитый «Архипелаг ГУЛАГ». Эту книгу часто обвиняют в лживости на основании преувеличенных цифр репрессированных. Однако данная книга является художественным произведением, а не научным исследованием. Обвинять художественные произведения во лжи — это как-то уж слишком.
О книге знали в КГБ и даже негласно пытались заключить с писателем сделку. Он отказывается от её публикации на Западе, а в обмен ему разрешают напечатать несколько политически безобидных произведений. По этой причине Солженицын несколько лет удерживал книгу от публикации, но в итоге так и не договорился.
Солженицын несколько лет воздерживался от резких шагов в том числе и потому, что у него появился влиятельный сторонник в высшей номенклатуре. Речь идёт о министре внутренних дел Николае Щёлокове, весьма близком к Брежневу.
Щёлоков находился во враждебных отношениях с руководителем КГБ Андроповым. Их ведомства соперничали не только за финансирование и влияние, личные отношения между их главами также были весьма натянутыми. Поскольку преследованием «политических» занималось КГБ, Щёлоков в пику Андропову начал поддерживать Солженицына.
Когда Солженицын начал работу над «Августом 1914-го» министр лично распорядился предоставить ему старые карты из штабных архивов. Когда полуопальные Ростропович и Вишневская приютили у себя на даче в Жуковке писателя, которому негде было жить в Москве, Щёлоков, друживший с ними, демонстративно отказался подключать к делу МВД (у писателя не было прописки). При этом дача министра находилась по соседству с дачей Ростроповича и он прекрасно знал, где живёт Солженицын, более того, порой даже заходил с ним пообщаться.
Щёлоков слал Брежневу записки с предложениями по Солженицыну. Если Андропов предлагал избавиться от писателя, изгнав его из страны, то Щёлоков, напротив, предлагал «задушить его в объятиях». То есть дать квартиру в Москве, напечатать большим тиражом основные произведения и быть более гибкими в отношении писателя. Министр предостерегал от повторения ошибок с Пастернаком, травля которого привела к обратному результату — огромному росту его популярности за пределами СССР. Однако в итоге победила линия Андропова.
Вскоре выход книги Солженицына на Западе уже обсуждался на заседании Политбюро. Большинство проголосовало за арест писателя, однако позднее, в узком кругу Брежнева решение было пересмотрено в пользу высылки.
12 февраля 1974 года Солженицын был арестован, принудительно лишён советского гражданства и на следующий день вывезен самолётом в ФРГ. После этого все советские издания произведений писателя были изъяты из библиотек.
Поначалу он был весьма популярной фигурой, ездил с выступлениями по европейским странам, встречался с политическими лидерами. Но постепенно писатель начал отстраняться от той роли, которую ему готовили. От него ждали страстного обличения коммунизма и восхваления либеральных ценностей, но Солженицын видел в них немногим меньше плохого, чем в коммунизме, и регулярно критически отзывался о них. В итоге Солженицын стал неудобен и в западных странах. Да, он по-прежнему был величиной, но выступал всё реже, не находя понимания.
Писатель обрушился с обвинениями на «Радио Свобода», упрекая в идеологической цензуре. Он утверждал, что ему ставят всяческие препятствия в отстаивании его державно-патриотических взглядов, требуя славить демократию.
На этой же почве у него произошла размолвка и с советскими диссидентами, как оставшимися в стране, так и эмигрировавшими на Запад. Диссиденты, как правило, придерживались абстрактных взглядов «за всё хорошее» и для них были неприемлемы убеждения Солженицына, которые они считали националистическими и едва ли не фашистскими.
Многие диссиденты, прежде видевшие в нём кумира, отвернулись от него после того, как он не оправдал их ожиданий, начав критиковать не только коммунизм, но и демократию. С наиболее радикальными советскими «западниками» у него возникли непреодолимые разногласия. Они обвиняли его в том, что он заразился традиционной паранойей, что Запад будто бы враждебно настроен к России. Солженицын винил их в том, что они презирают не коммунизм, а Россию и русский народ. Его обвиняли в излишнем пафосе и дидактичности, считая, что Солженицын возомнил себя новым ветхозаветным пророком Моисеем, который будто бы должен вывести русский народ из советского плена.
В результате ожесточенной полемики в рядах эмиграции произошёл раскол. Патриотическая часть сгруппировалась вокруг Солженицына, остальные объединились в либеральный/демократический лагерь, ярким представителем которого был эмигрировавший писатель и диссидент Синявский, который остро полемизировал с Солженицыным.
Православно-патриотический уклон не остался незамеченным в западных странах. Саркастичные журналисты прозвали его «славянским Хомейни».
Солженицын и атомная бомба
Более того, когда в начале 80-х его вместе с группой диссидентов-эмигрантов пригласили к президенту Рейгану, он был единственным, кто отказался. Пояснив, что считает себя не диссидентом, а русским писателем. Кроме того, он был возмущен тем, что советники не рекомендовали Рейгану встречаться с писателем один на один, поскольку он является «крайним русским националистом».
В открытом письме Рейгану он писал: «Я люблю своё отечество и оттого хорошо понимаю, что и другие также любят своё. Я не раз выражал публично, что жизненные интересы народов СССР требуют немедленного прекращения всех планетарных советских захватов. Если бы в СССР пришли к власти люди, думающие сходно со мною, их первым действием было бы уйти из Центральной Америки, из Африки, из Азии, из Восточной Европы, оставив все эти народы их собственной вольной судьбе. Их вторым шагом было бы прекратить убийственную гонку вооружений… Но удивительно: всё это не устраивает Ваших близких советников! Они хотят чего-то другого. Эту программу они называют «крайним русским национализмом», а некоторые американские генералы предлагают уничтожать атомным ударом избирательно русское население. Странно, сегодня в мире русское национальное самосознание внушает наибольший страх правителям СССР и Вашему окружению. Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников».
В годы перестройки книги Солженицына стали печататься большими тиражами. К тому моменту он уже давно прослыл «вермонтским затворником» и почти не встречался с прессой. В 1990 году в советских СМИ появляется текст писателя под названием «Как нам обустроить Россию». Хотя изначально Солженицын не утверждал, а задавался вопросом (в заголовке стоял вопросительный знак), на этапе публикации этот знак исчез и текст воспринимался не как размышление, а как манифест.
В 1994 году писатель вернулся в Россию. Проехав с востока на запад, он добрался до Москвы, выступив в Госдуме, несмотря на протесты как коммунистов, так и демократов. Потрясённый тяжёлыми последствиями реформ в России, Солженицын раскритиковал их прямо с думской трибуны, чем вызвал аплодисменты его давних идеологических врагов — коммунистов.
Впрочем, возвращение писателя в Россию не вызвало того резонанса, какой могло бы. По сути, он вновь оказался неудобным для всех человеком. В стране шёл великий раздел пирога, приватизация всего и вся, а он говорил что-то о сбережении народа и призывал «не ломать дров». Ельцин рассчитывал, что ему удастся использовать Солженицына для поддержки популярности, но писатель подверг реформы такой уничижительной критике, что его поблагодарили за всё, подарили дачу и, что называется, задвинули в самый дальний угол, чтобы не мешал.
Солженицын оказался неудобным человеком. Его взгляды не вписывались ни в одну из господствовавших при его жизни идеологических систем. В начале 60-х его пытались использовать для обличения сталинизма, но вскоре он разошёлся во взглядах с советскими коммунистами. В середине 70-х его пытались использовать для разоблачения коммунизма, но он взялся разоблачать и демократию и в итоге разошёлся во взглядах с западным истеблишментом. В 90-е его пытались использовать для поддержки нового курса России, но он начал жёстко критиковать реформы и разошёлся уже с постсоветскими демократами. После высылки из СССР он почти два десятилетия жил без гражданства, отказавшись присягать новой стране.
Одни не могли простить ему ненависти к Сталину и советскому периоду истории. Другие — критики демократических ценностей и демократии в её западном понимании. Третьи не приняли книгу «Двести лет вместе» и разочаровались. Солженицын, безусловно, стал знаковой фигурой ХХ века. В истории русской литературы не было и, возможно, уже не будет автора, который вызывал бы настолько ожесточённые споры о своих личности и творчестве.