за что ницше осуждает христианство
Ницше и христианство
Отношения с религией у Ницше сложные и неоднозначные. Он родился в семье пастора и в детстве с упоением читал молитвы. Но позже отношение к христианству резко изменилось. При этом нельзя сказать, что Ницше отвергает любую религию и становится атеистом.
Ницше глубоко исследует сущность христианства и делает неутешительный вывод: христианство заинтересовано в слабых людях, гордыня – смертный грех в христианстве. Если человек будет надеяться только на себя, будет сильным и независимым, то христианский бог ему не нужен и эта религия отомрет сама собой. Общество заинтересовано в слабых людях, благодаря им существует христианская религия, благодаря им сильные люди, помогая слабым и сострадая им, могут почувствовать свое благородство и силу. Отсюда своеобразный совет нищим: «Никогда не благодарите того, кто дал вам милостыню; пусть они вас благодарят за то, что вы её взяли». Только на первый взгляд такой совет кажется парадоксальным, но при более глубоком анализе позиция Ницше становится понятной – благодаря нищим подающий милостыню может возвыситься в собственных глазах – вот за это и пусть благодарит нищего.
Отдельные высказывания, вырванные из контекста, могут натолкнуть на мысль, что вся философия Ницше антигуманна, направлена против человека. В этой связи стоит прислушаться к рассуждениям русского философа Льва Шестова, приверженца ницшеанской философии. В своей статье «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше» Л. Шестов приводит слова Л. Толстого, записанные в его дневнике после посещения им больницы для бедных. Толстой пишет, что после посещения на его глазах стояли слезы умиления, умиления собственным поступком. Напрашивается вопрос: чья позиция более гуманна – человека, который умиляется собственным поступком (пусть даже благородным и сострадательным по отношению к бедным и больным), или человека, который выступает за то, чтобы каждый человек нашел в себе силы выбраться из того состояния, в которое он попал, стал сильным и независимым? Становится понятно, почему подающий милостыню должен благодарить нищего, а не наоборот.
“Антихрист” Ницше
“Я осуждаю христианство, я выдвигаю против христианской церкви страшнейшие из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений, оно имело волю к последнему извращению, какое только было возможно. Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного — душевную низость. (…) Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, — я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества…”
“Антихрист” Ницше. Обложка.
Быть христианином по Ницше – это неприлично, но в это слово он не вкладывает опасения общественной морали, в его устах это означает, скорее, – “вопиюще недостойно мыслящего человека”. Естественно, Ницше также возмущен тем, что христианство превозносит слабых над сильными, он считает это глубоко противоестественным, извращенным и пагубным для развития человека. Копание внутри и попытка найти миллионы совершенных или только продуманных “грехов” не дают человеку смотреть вовне, впитывать в себя происходящее, анализировать, познавать. Как формулировал он неудачном и не заслуживающем печати “Ecce Homo” (в котором, несмотря на сборку из черновиков, наступающее безумие и болезненное высокомерие встречаются все же хорошие куски):
“Понятие “бог” выдумано как противоположность понятию жизни. Понятия “по ту сторону”, “истинный мир” выдуманы, чтобы обесценить единственный мир, который существует, чтобы не оставить никакой цели, никакого разума, никакой задачи для нашей земной реальности! Понятия “душа”, “дух”, в конце концов, даже “бессмертная душа” выдуманы, чтобы презирать тело, чтобы сделать его больным – “святым”, чтобы всему, что в жизни заслуживает серьезного отношения, вопросам питания, жилища, духовной диеты, ухода за больными, чистоплотности, климату – противопоставить ужасное легкомыслие! Вместо здоровья – “спасение души”, другими словами, маниакально-депрессивный психоз, начиная с судорог покаяния до истерии искупления.”
Довольно любопытно Ницше видит сцену грехопадения человека из Библии, в которой Ева выступает экспериментатором, проводит опыт, хочет познания. Несмотря на картинное женоненавистничество Ницше, проявившееся после разрыва с Лу Саломе, здесь он отсчитывает появление науки с момента, когда Ева заинтересовалась и съела яблоко:
По-моему, довольно остроумно. Происходящие по всему миру процессы, а также агрессивная клерикализация в России доказывают, что науке и религии не по пути, как бы ни пытались примирить их добрячки. Вера прямо противоположна поискам знаний, догматизм противоположен открытости для исследований, неосмысливаемое повторение чьих-то противоречивых древних бредней противоположно познанию мира, экспериментам, поиску.
“Жрец знает только одну великую опасность — науку: здоровое понятие о причине и действии. Но наука в целом преуспевает только при счастливых обстоятельствах: нужно иметь избыток времени и духа, чтобы «познавать»… Следовательно, нужно человека сделать несчастным: это всегда было логикой жреца. — Можно уже угадать, что, сообразно этой логике, теперь явилось на свет: «грех»… Понятие о вине и наказании, весь «нравственный миропорядок» изобретён против науки, против освобождения человека от жреца… Человек не должен смотреть вне себя, он должен смотреть внутрь себя: он не должен смотреть на вещи умно и предусмотрительно, как изучающий; он вообще не должен смотреть: он должен страдать…”
Беспокоит Ницше и вопрос здоровья, что можно связать с его собственной ситуацией – Ницше много болел, едва не ослеп, поэтому необходимость поддержания здорового тела, чтобы плодотворно работать, была для него крайне важной. Он в ужасе от общественного пренебрежения вопросами гигиены, от интереса к “душе” в ущерб чистоплотности и базовым вопросам жизнеообеспечения. В “Ecce Homo”, например, он пытается шокировать тем, что работу кишечника ставит важнее любых “духовных” вопросов, однако это оформлено, на мой вкус, недостаточно дерзко. Тем не менее, идея ясна. Неумение относиться к собственному телу как к инструменту (единственному и быстро дряхлеющему), который нужно содержать в готовности, проверять и чинить, поражает и сейчас.
Анализируя вышесказанное, неудивительно, что Ницше высоко ставит буддизм по сравнению с христианством, хотя считает плохими обе религии:
“Буддизм во сто раз реальнее христианства, — он представляет собою наследие объективной и холодной постановки проблем, он является после философского движения, продолжавшегося сотни лет; с понятием «Бог» уже было покончено, когда он явился. Буддизм есть единственная истинно позитивистская религия, встречающаяся в истории; даже в своей теории познания (строгом феноменализме) он не говорит: «борьба против греха», но, с полным признанием действительности, он говорит: «борьба против страдания». Самообман моральных понятий он оставляет уже позади себя, — и в этом его глубокое отличие от христианства — он стоит, выражаясь моим языком, по ту сторону добра и зла.(…) Ясность духа, спокойствие, отсутствие желаний как высшая цель — вот чего хотят и чего достигают. Буддизм не есть религия, в которой лишь стремятся к совершенству: совершенное здесь есть нормальный случай.”
Буддизм утихомиривает страсти, он является формой душевной гигиены. Не то Ницше находит в христианстве, и тут с ним сложно спорить:
Сравнение буддизма, особенно раннего буддизма, и христианства действительно будет не в пользу последнего. Ницше считает, что единственным “христианином” был Христос, а после его смерти было сотворено нечто лживое, страшное и отвратительное. “Уже слово «христианство» есть недоразумение, — в сущности был только один христианин, и он умер на кресте”.
Интересно также Ницше рассматривает вопрос морали. Там, где он отвлекается от проклятий в адрес моралистов, у него появляется мысль о том, что каждый должен быть творцом собственной “морали”, т.е. она не должна быть универсальной (= абстрактной), каждый человек должен изобретать свой собственный кодекс.
Резюмируя, скажу, что “Антихрист” эмоционален, он раскален, в нем полно дрожи негодующего и презрения высокомерного, но основной посыл это умаляет несильно.
«Против священников нужны не доводы, а тюрьмы»: лекция об «Антихристе» Ницше
Furqat Palvanzade
Преподаватель РГГУ, историк философии Дмитрий Хаустов прочитал серию лекций в Гуманитарном центре «Пунктум», посвященных Фридриху Ницше. Что общего у Сократа с европейским нигилизмом, чем отличается учение Христа от христианства, как сильные превращаются в слабых и зачем жрецам злопамятность — проект «Под взглядом теории» публикует расшифровку второй лекции из цикла — «Ницше и Антихрист».
В прошлый раз мы говорили о сократическом типе человека в древнегреческой культуре, после которого все типы смешались. Это хорошо видно на примере Платона. До него, по мысли Ницше, философы представляли собой яркие типы: Сократ, Гераклит, Парменид, Пифагор. А когда образование типов завершилось, началось господство массы. Так увядает и погибает великая греческая культура. Сократ здесь символизирует вырождение. Он декадент и нигилист, который начинает изобретать «задние миры», идеи, с помощью которых он пытается осудить реальность. Реальность виновата в том, что она недостаточно хороша, она не дотягивает до уровня «идеи».
«Ницше не ругает Христа. Он пытается понять, что это был за человек. И приходит к выводу, что это был тип чистой невинности. Он даже называет его — не пугайтесь — идиотом».
У Платона в знаменитом «мифе о пещере», реальность — это тени на стене пещеры, и не более того. Не говоря уже об искусстве, потому что искусство — это копии копий. Искусство копирует реальность, которая сама по себе является копией. Осуждая реальность, мы тем более осуждаем искусство. Поэтому с поэтами, сколь бы прекрасными они ни были, Платону не по пути. В прекрасном государстве философов поэтов не будет, они там никому не нужны. Они все лжецы. У Ницше выходит наоборот: Платон — это лжец, а главный лжец — это его учитель, Сократ. Мало того, что лжец, еще и низший тип, вырожденец, чернь. Кто такой Сократ? Это сын каменотеса и повивальной бабки. Мягко говоря, не аристократ, и именно с таких позиций Ницше осуждает Сократа.
Это важные мотивы, и они нам сегодня тоже понадобятся. Мы будем говорить о христианстве, о христианской морали и о морали в целом. В центре внимания у нас будут две поздние работы Ницше — «К генеалогии морали» 1887 года и «Антихрист» 1888 года. Я озаглавил этот разговор «Ницше — Антихрист». Казалось бы, громко сказано. Однако ничего удивительного в этом нет. И произведение называется «Антихрист», и некоторые письма Ницше подписывал Антихристом, наряду с Дионисом и Распятым (то есть Христом). Как любопытно: он и Распятый, и Антихрист. Как так?
«Порочна всякого рода противоестественность. Самый порочный человек — священник. Он учит противоестественному. Против священников нужны не доводы, а тюрьмы. Эта очень деликатная тема, и она не понравится. Но ничего страшного, имеет смысл потерпеть и задуматься, о чем именно говорит Ницше».
Однако позже такого Христа начинают интерпретировать и превращать в догмат. Этим занимается не кто иной, как апостол Павел. И тут у Ницше появляется важная мысль — истинный создатель христианства и христианской морали вовсе не Иисус Христос, а апостол Павел. Христос выступал против ритуалов, жрецов и против церкви, а Павел превращает самого Христа в эти ритуалы, жрецов и церковь. Дело в том, что сам он — жрец, и ему нужны институты и догмы, а самое главное — «задний мир». Ему потребовалось сделать человека виновным и греховным. А реальность при этом оказывается поруганной с позиций этого «заднего мира». Теперь реальность «нечиста». Теперь человек обречен жить в надежде на мир вне него, который никто не видел и никто не знает кроме жреца Павла. И все, что мы видим и знаем, — все это осуждается. Очевидно, что какой-нибудь досократический грек презрительно усмехнулся бы такой ситуации.
Ницше высказывает агрессивную отповедь именно христианству, а не Христу. И в свете этого он сочиняет «Закон против христианства» — небольшой листок в дополнение к «Антихристу», похожий на те, что вешают на столбах в поисках преступника. Христианство здесь и есть этот преступник. Ницше пишет: «Издан в день спасения, первый день первого года». Он порывает с христианским летоисчислением, объявляет его ложным и продолжает: «Порочна всякого рода противоестественность. Самый порочный человек — священник. Он учит противоестественному. Против священников нужны не доводы, а тюрьмы». Эта очень деликатная тему, и она не понравится. Но ничего страшного, имеет смысл потерпеть и задуматься, о чем именно говорит Ницше.
Конечно, Ницше — не первый, кто обличал христианство, религию и мораль. К примеру, до него были младогегельянцы. Был Фейербах, у которого в работе «Сущность христианства» также можно найти агрессивную критику религии. Его основная мысль, если немного огрубить, состоит в том, что боги — это выдумка человека. Идея не новая и имевшая место еще в Античности. Ксенофан Колофонский говорил что-то очень похожее, утверждая что, все народы изобретают себе своих богов, поэтому у эфиопов боги чернокожие, а у северных народов это будут рыжие или белокурые боги. Фейербах также пишет, что мир богов абсолютно антропоморфен. Боги создаются по образу и подобию человека, а не наоборот. Можно не ходить далеко и вспомнить дедушку с бородой и на облаке. Человек пытается выразить в себе некие черты, будь то надежды или страхи — это и есть боги. Получается так, что то, что в народе было определяющей силой — воплощалось в образах богов. Посмотрите на античный пантеон: сила, стать, утверждение — и сравните это со страдающим богом. Здесь мы уже способны различать те инстинкты, которые были инвестированы в богов: сила это или слабость.
У Ницше были и другие предшественники в этом вопросе: Бруно Бауэр и Макс Штирнер. И, как мы убедились, есть предшественники куда более дальние — греки. Мы можем вспомнить софистов. У нас слово «софист» понимается негативно, но так было не всегда. Такое восприятие софиста оформляется только после Платона и означает ничего не знающего болтуна, которого старик-Сократ легко заткнет за пояс. Но до Платона софисты ценились, напротив, очень высоко, потому что совершили подлинную революцию в философии. До них в философии правили натуралисты, досократики, которые занимались космологией и природой. А софистика — это антропологическая революция. Человек становится центром философского рассмотрения. И Сократ — пример того же движения.
Самый знаменитый софист Протагор говорил о человеке как мере всех вещей. Раз так, то мера богов — тоже человек. Другой пример — Продик. Он занимался проблемами языка, изучал синонимию и пришел к выводу, что нет никаких абсолютных смыслов, но лишь огромное количество различных оттенков смыслов. Это очень близко к Ницше. Говоря о вещи, мы можем в то же время говорить нечто совершенно разное. Это сильный тезис против идентичности вещей, против абсолютизации смыслов, против сущностей. У Ницше это превратится в перспективизм. Еще пример — софист Трасимах. Он говорил, что истина — это всегда выгода победителя. Более сильный — именно в силу того, что он более сильный — насаждает свою истину. Действительно, кто нам дает наши истины? Они всегда спускаются откуда-то сверху победившей культуры и победившего мировоззрения, в котором мы себя находим. Истина оказывается относительной, она зависит от силы.
Взгляд Ницше, как я уже сказал, перспективный. Что это значит? Смотреть можно с разных точек зрения и только так. Может быть только точка зрения, а не абсолютная истина. Мы смотрим на вещь определенным образом, и в силу этого инвестируем в нее свою истину, присваивая эту вещь. Истина — это зафиксированные человеком в мире соотношения сил. И он волен такое состояние назвать истиной. В слово «истина» всегда включен какой-то абсолют. Человек всегда ищет что-то безусловное, но ничего безусловного нет. Такова мысль Ницше, и, конечно, далеко не только Ницше.
Софист Критий говорил, что боги насаждаются государством. Власть имущие — это и есть те самые сильные, те победители, которые кормят нас богами и истинами. Нужно помнить, что Ницше — прекрасный знаток античной мысли. Все мотивы, которые мы указали, он прекрасно знал и продуктивно с ними работает. Как?
Я назвал такой метод: перспективизм — это наиболее общая установка Ницше. Нет такой точки зрения, с которой открывался бы какой-то абсолют. Это предрассудок, но предрассудок очень живучий. На нем, к примеру, была взращена вся европейская культура Нового времени. Есть такой термин у Мераба Мамардашвили — классическая рациональность. Она оформляется в Новое время — Декарт, Лейбниц, Кант и так далее. Она базируется на совершенно недоказуемых допущениях. Абсолютная истина, абсолютная точка зрения — все это корреляты. Речь идет о постулировании такой точки зрения, которая обеспечивает абсолютный взгляд, паноптикум. Все эти предпосылки уходят вместе с самой классической рациональностью — рубеж XIX и ХХ веков. И Ницше здесь — одна из важнейших переходных вех. И в этом смысле именно Ницше — отец постмодерна. Знаменитые неклассические философы — Фуко, Делез, Деррида — все они начинали с внимательного освоения Ницше.
«` quote «Ницше рассматривает историю как свободную случайность событий. Событие освобождается от ига идентичности и раскрывается в своей единичности, в случайности. Генеалогия рассматривает событие в его развитии не потому, что жаждет сущности, но напротив — потому, что утверждает его (события) случайность и особость».
MARKDOWN ERROR: Пожалуйста, убедитесь что вы не допустили ошибок в разметки страницы
Жрец властвует именно потому, что обладает привилегией на интерпретацию и c ее помощью увеличивает свою власть. Ницше говорит, что нет никаких фактов, есть только интерпретации. Все вещи вокруг нас уже как-то нами (или не нами, что чаще всего) проинтерпретированы. Смысл не дан человеку, человек сам создает этот смысл. Или за него смысл создает другой человек. К примеру, жрец. Ведь власть — это прежде всего власть над смыслами, это привилегия установления смыслов. Владеет тот, кто придал своему владению (вещи) какой-то смысл.
Жрецы придумали механизм, посредством которого злопамятности придается некое направление. Формула злопамятности звучит так: «Кто-то виноват». Это поиск виновного вовне. Злопамятный человек страдает, и в этом должен быть кто-то виноват. Кто у нас сейчас виноват? Гомосексуалисты, атеисты. Вот они, враги, которых мы обрели на уровне государственной идеологии. Но тут жрецы идут на хитрость, на рокировку, которая и оформляет христианство как идеологию. Жрец говорит: «Ты сам во всем виноват». Это и есть нечистая совесть. Человек считает виновным во всем самого себя. Так возникает эта страшная концепция греха. Человек становится грешным, виновным. Энергия человека направляется на него самого, против него самого.
Цитировать Фридриха Ницше — вовсе не значит понимать его. Но теперь ваша светская беседа спасена. Вот короткие разъяснения пяти ключевых идей философа: антихристианства, нигилизма, смерти Бога, сверхчеловека и воли к власти — и бонусом ответы на вопросы, можно ли считать Ницше нацистом и мизогином.
Долой христианство
Фридрих Ницше затрагивал проблемы религии во многих своих работах: «Веселая наука» (1881–1882), «Так говорил Заратустра» (1883–1885), «По ту сторону добра и зла» (1885–1886), «Антихрист» (1888). В своих трудах он критиковал христианство и церковь, утверждая, что «ни мораль, ни религия не соприкасаются в христианстве ни с какой точкой действительности». Христианская религия была для Ницше «лицемерным вероучением», а христиане — рабами, добровольно приносящими себя в жертву:
«Христианская вера есть с самого начала жертвоприношение: принесение в жертву всей свободы, всей гордости, всей самоуверенности духа и в то же время отдание самого себя в рабство, самопоношение, самокалечение».
Церковь философ считал лишь придатком государства («притом — самым лживым») и критиковал ее за попытки контролировать человека.
Почему Ницше так категорично относился к религии и к христианству в частности?
Екатерина Элбакян, религиовед и доктор философских наук:
«Дело в том, что Ницше был иррационалистом. Основной категорией его философии была „жизнь“. А христианство, особенно в его протестантских разновидностях (Ницше был сыном лютеранского пастора), весьма рационально — столь же рационально выстроена и религиозная мораль. Ницше — сторонник мифа. Он воспевает „здоровые человеческие инстинкты“, в то время как христианство, по его мнению, религия рабов, которая формировала рабское сознание веками».
По мнению Ницше, христианская религия пришла на смену древнегреческому мифу — иррациональному, недоступному разумной доказательности, постичь который можно с помощью инстинктов. Религия же возникает вместе с рационализмом, олицетворением которого для Ницше был Сократ: именно этот древнегреческий философ внес в культуру морализирование.
Ницше считал, что религия — это следствие вырождения человечества и деградации его психической жизни.
А христианство — это утверждение ценностей низших слоев общества: опираясь на разум, они подавляли иррациональные элементы психики и укрепляли мораль, рациональность и науку. Тем самым они уничтожили культуру Греции, чьим фундаментом были инстинкты, и извратили здоровую волю человека к власти.
Нигилизм
Ницше противопоставлял инстинктивное и рациональное в форме антиномии жизни и морали: «Поскольку мы верим в мораль, мы осуждаем бытие». Этот конфликт (по существу, между нравственным идеалом и действительностью), вполне возможный в рамках индивидуального сознания, Ницше переносит на всю человеческую культуру.
В чем же решение? Если мы принимаем мораль низших слоев общества, полагал философ, то осуждаем все продуктивные, творческие формы жизни, создающие истинную культуру. Если же эту мораль мы не принимаем, то становимся на позиции нигилизма. Ницше определяет его так: «Что означает нигилизм? То, что высшие ценности теряют свою ценность. Нет цели. Нет ответа на вопрос „зачем?“»
Екатерина Элбакян:
«Ницше предпочитает нигилистическое мировосприятие и отвергает общепризнанные ценности: веру, мораль, научность. Нигилизм, примененный к религии, ставит под сомнение все ценности существующего религиозного мировоззрения. А доведенный до крайности „радикальный“ нигилизм означает уничтожение, переоценку религиозных ценностей».
Ницше считал, что такая переоценка необходима, потому что современная христианская религия — симптом декаданса, то есть упадка и деградации жизни общества.
«Сильные люди», по мнению Ницше, стоят «по ту сторону добра и зла» — и не должны подчиняться общепризнанным нормам, требованиям морали и религиозным догматам.
«Мы атеисты и имморалисты, но мы поддерживаем религии стадного инстинкта: дело в том, что при помощи их подготовляется порода людей, которая когда-нибудь да попадет в наши руки, которая должна будет восхотеть нашей руки. Мы по ту сторону добра и зла — но мы требуем безусловного признания святыни стадной морали».
Смерть Бога
Самым знаменательным событием человеческой истории Фридрих Ницше считал «смерть Бога». В «Веселой науке» он в афористичной форме изложил идею смерти Творца, вкладывая в уста героя притчи — безумца — свое понимание этой идеи:
«Где Бог. Я хочу сказать вам это! Мы его убили — вы и я! Мы все его убийцы. Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца. Не блуждаем ли мы в бесконечном Ничто. Бог умер. Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами — кто смоет с нас эту кровь?»
Философ считает, что «Бог задохнулся в богословии, нравственность — в морали» и что «понятие „Бог“ выдвинуто как противоположность понятию жизни — все в нем вредное, отравляющее, клеветническое…». Эти тезисы Ницше получили самые разные оценки в зависимости от мировоззрения комментаторов. Исследователь творчества Ницше К. А. Свасьян пишет по этому поводу:
«Нет сомнения, что для ортодоксального христианина речь здесь может идти лишь о безоговорочном атеизме, но, с другой стороны, трудно представить себе атеиста, который был бы способен безоговорочно принять такой атеизм. […]
Атеизм Ницше — не просвещенческая прихоть, ни того менее „научное“ убеждение, а своего рода непреложность измерительного прибора: стрелка сейсмографа, фиксирующая глубинную ситуацию эпохи, иначе — преступный диагноз, повлекший за собою наказание ничуть не повинного в нем диагноста. „Бог мертв“ — это значит: человек вступил наконец в пору совершеннолетия, то есть свободы и предоставленности самому себе…»
Впрочем, если Бог мертв, значит, когда-то он был жив. Более того, Ницше прямо говорил, что это было то самое священное, погибшее под ножами человечества.
Люди не оправдали божественных ожиданий и тем самым уничтожили саму идею Бога.
Тем не менее, живи Ницше сегодня, он вряд ли изменил бы свой взгляд на «смерть Бога». За 150 лет общество не продвинулось в сторону того, к чему на самом деле призывал немецкий философ.
Сверхчеловек
Говоря о смерти Бога, критикуя христианскую мораль за то, что ей должны подчиняться все, за то, что она обращается к несвободным, подавленным людям, считающим несвободу своим жизненным идеалом, Фридрих Ницше считал, что человек должен быть свободен. Он верил, что христианский идеал слабого человека нужно заменить идеалом Античности и эпохи Возрождения — это сильная и свободная творческая личность, не подчиняющаяся моральным нормам христианской религии:
«В понятие доброго человека включено все слабое, больное, неудачное, страдающее из-за самого себя, все, что должно погибнуть, — нарушен закон отбора, сделан идеал из противоречия человеку гордому и удачному, утверждающему, уверенному в будущем и обеспечивающему это будущее — он называется отныне злым…»
Не всем эта концепция пришлась по душе. В 1899 году философ Владимир Соловьев выразил сожаление, что идеи Ницше влияют на русских юношей. Его тревожило, что молодые люди увлечены идеей превосходства одних людей над другими и придания себе исключительного значения.
Нападки Ницше на христианство имели широкий резонанс в западной культуре. Его учение о нигилизме и переоценке ценностей отразило кризис общественного сознания, в том числе религиозного, в Западной Европе.
Воля к власти
В «Воле к власти» говорится, что людьми движет воля к власти. Амбиции человека, его желание всегда и везде побеждать, быть лучшим во всем — вот его главная движущая сила:
«Живое существо прежде всего стремится показать свою силу — сама жизнь и есть стремление к власти».
Но в современной психологии понятия «воля к власти» не существует. Оно употребляется скорее в философском значении или как метафора каких-то внутренних процессов в психике человека.
Дмитрий Лобачев, психоаналитик, преподаватель философии:
«У нас нет единственно верного понимания, что „волей к власти“ хотел сказать сам Ницше или, например, его идейный предшественник (по крайней мере, поначалу) Шопенгауэр. Труды Ницше и Шопенгауэра вообще очень сложны для изучения. Люди обычно говорят, что читали их, сыпят цитатами, как Раст Коул из „Настоящего детектива“, но на поверку оказывается, что они сводят их философию к 3–4 предложениям — зачастую к тем, которые оправдывают их собственные неудачи, пессимизм или банальную социальную неприспособленность.
Австрийский психоаналитик Альфред Адлер говорил о том, что человеком движет воля к власти. Эту волю он противопоставлял фрейдовскому либидо, и это была одна из основных, но не единственная, конечно, причина их расхождений. Однако адлеровская воля к власти не тождественна ницшеанской (откуда он, собственно, ее позаимствовал), она носит на себе отпечаток психолога (Адлера) и его собственных воззрений.
Если все же пытаться как-то определять волю к власти, то речь идет скорее о метафизическом принципе, о такой силе, на которой держится наша вселенная. Ницше вскрывает эту „вселенскую механику“, как и подобает любому великому философу, как врач делает вскрытые: препарируя мораль, религию, историю, само понятие человека, со временем он приходит к двум важнейшим концептам своей философии: воле к власти (как развитие идеи о сверхчеловеке) и идее вечного возвращения».
Речь идет не только о личном желании человека чем-то обладать, речь идет о другом, античном чувстве: желании обладать — но не только ради себя самого (Ницше не свойственен столь вульгарный нарциссизм, в отличие от его последователей сегодня), но для некоего «большого дела». Цезарь, Октавиан, Помпей — они хотели власти не только ради своих амбиций, но потому, что полагали, что сделают этот мир (в их случае римский мир) лучше и прочнее.
Вообще, воля к власти есть у всех нас. Просто каждый, очевидно, в силу своего невроза реализует ее по-своему. Невротик будет добиваться этого с помощью накопления капитала — будь то материальный или моральный; истерик будет скорее манипулировать отношениями, пытаясь стать единственным и незаменимым.
С точки зрения бизнеса, амбиции человека, его воля, страсть к достижению большего — это, пожалуй, прекрасные качества. О них рассказывают на модных тренингах и коуч-сессиях. В семейных отношениях, когда кто-то в паре начинает доминировать над другим (без согласия другого человека) или, скажем, ставит свои желания и амбиции выше потребностей другого человека, это выглядит как минимум некрасиво.
Едва ли можно сказать, что воля к власти является чем-то патологическим или таким, от чего следует избавлять человека.
Лечить от воли к власти — это все равно, что лечить от гравитации или силы притяжения. Можно бороться с ней, и есть люди, спортсмены, например, которые на доли секунды могут нарушить законы физики, скажем, прыгнув выше всех или сделав нечто сложное со своим телом. Но вопрос в другом: нужно ли это делать в повседневной жизни?
«Воля к власти, если мы ее понимаем как „ницшеанцы“, а не его оголтелые критики, является просто механизмом, силой, которая есть. Ее нужно уметь контролировать, понимать, как и собственно, все свое бессознательное. Однако „лечить“ или „избавляться“ от нее — очень плохая идея.
Вопрос в том, чтобы иметь возможность знать себя достаточно хорошо, чтобы понимать причину своих желаний, не отказываться от них. Иначе — тут Ницше был бы солидарен — они все равно возьмут свое, рано или поздно, однако последствия могут быть куда более сложными».
Ницше — профеминист?
Отношение Ницше к женщинам было противоречивым. В 1882 году он встретил Лу Саломе (уроженку Петербурга). Она покорила его своим умом и обаянием, но на предложение руки и сердца ответила отказом. Отношения философа с сестрой и вовсе были весьма натянутыми из-за ее антисемитских взглядов. Все это наложило свой отпечаток на мировоззрение Ницше. В его работах есть такие высказывания:
Прочитав их, хочется сделать однозначный вывод, что Ницше мизогин и антифеминист. Как можно думать по-другому?
Анастасия Бабаш, философиня из Университета Тарту (Эстония) и ведущая телеграм-канала «Настя про философию»:
«В современной феминистической философии можно встретить прямо противоположные прочтения Ницше. Кто-то называет его сексистом, мизогином и антифеминистом, цитируя его многочисленные высказывания в про женщин в его работах, а кто-то, наоборот, уверяет в его профеминистической позиции, ссылаясь на факты биографии. Эти жаркие споры между двумя сторонами (а также количество книг и статей на эту тему) лишь показывают, что изучение творчества Ницше важно для современной феминистической философии и привносит что-то новое в это направление (как и взгляды феминисток на его работы дополняют классические интерпретации)».
Однако у Ницше был дерзкий, ироничный и метафорический стиль — должны ли мы понимать приведенные выше цитаты буквально или, наоборот, за ними кроется его критика популярных тогда патриархальных взглядов?
Может быть, Ницше в этих цитатах выражает не свои взгляды, а скорее озвучивает распространенное тогда отношение к женщинам и критикует его?
Как пишут некоторые авторы, становясь на защиту философа: важно не то, что говорил Ницше, а как он это говорил.
Но давайте обратимся к его биографии:
Отрицание авторитетов, жесткая критика современной ему морали и общества, отказ от следования правилам — феминистическая философия сегодня может найти в этом какие-то основы для своей теории.
Анастасия Бабаш:
«Здесь важно не вешать на Ницше ярлык мизогина и сексиста и кэнселить его, вырывая самые противоречивые высказывания из текстов и не особо разбираясь ни в фактах его биографии, ни в контексте эпохи. Истина где-то посередине: работы Ницше, его критика морали и общества могут быть полезны для современной феминистической философии и поэтому их полезно читать, интерпретировать и спорить с ними».
И все же, как пишут Келли Оливер и Мерилин Пирселл в своем вступлении к сборнику про феминистические прочтения Ницше: «хотя Ницше бросает вызов традиционным иерархиям ума и тела, рационального и иррационального, природы и культуры, истины и вымысла — тем иерархиям, которые унижали и исключали женщин из общественной жизни, — его высказывания о женщинах и использование им женских и материнских метафор мешают просто провозгласить Ницше поборником феминизма».
Правда ли, что Ницше антисемит?
Сам Ницше, будучи немецким философом, к немцам себя не относил. Он с гордостью писал о своих польских корнях: «Мои предки были польскими дворянами (Ницкие). Я чистокровный польский дворянин, без единой капли грязной крови, конечно, без немецкой крови». И даже заявлял, что «Германия великая нация лишь потому, что в жилах ее народа течет столь много польской крови… Я горжусь своим польским происхождением». Правда, ученые польское происхождение философа оспаривают.
А вот против евреев Ницше не выступал. Более того, именно антисемитизм сестры и ее мужа стал поводом для ссор между родственниками. Многие исследователи вообще считают, что именно сестра Ницше ответственна за то, что труды ее брата расценивают как руководство для нацистов.
Анна Кигай, философиня, лектор умного лагеря «Марабу» и проекта «Шатология»:
«Элизабет, сестра Фридриха, в 1930 году встала на сторону нацистов. Ее брат умер еще в 1900 году, и женщина решила этим воспользоваться. Она совершила литературный подлог: собрала черновики брата, отредактировала их в том ключе, в котором хотела видеть сама, и издала книгу под названием „Воля к власти“».
Это помогло Элизабет добиться внимания фюрера. Она открыла музей-архив Ницше, который трижды посещал Адольф Гитлер. Он назначил ей пожизненную пенсию за заслуги перед отечеством, а музей объявил центром своей идеологии.
«Воля к власти» — текст, наиболее близкий к нацистским размышлениям. Но важно помнить, что Элизабет изменила в книге многое, и мы не знаем, как выглядели записи ее брата до редактирования. Поэтому не стоит проводить связь между Ницше и Третьим рейхом.
Анна Кигай:
«Нацизм стал неожиданностью для всей европейской цивилизации и произвел шокирующий эффект на общество. В то время труды любого известного философа, того же Канта или Хайдеггера (жившего как раз в тот период), обвиняли в нацизме. Но эти обвинения не говорят о том, что в работах этих философов действительно были заложены ростки нацистских идей».