за то что сердце в человеке не вечно будет трепетать
Цитаты из книги «Мартин Иден»
Устав от вечных упований, Устав от радостных пиров, Не зная страхов и желаний, Благословляем мы богов, За то, что сердце в человеке Не вечно будет трепетать, За то, что все вольются реки Когда-нибудь в морскую гладь.
Лира, прочь! Я песню спел! Тихо песни отзвучали. Словно призраки печали, Утонули в светлой дали! Лира, прочь! Я песню спел! Я когда-то пел под кленом, Пел в лесу темно-зеленом, Я был счастлив, юн и смел. А теперь я петь бессилен, Слёзы горло мне сдавили, Молча я бреду к могиле! Лира, прочь! Я песню спел.
Глаз не спускаю с весов, стараюсь взвесить твою любовь и понять, что она такое.
Ее идеалом мужской красоты была до сих пор элегантная стройность.
Мартин был упоен своей победой, до такой степени упоен, что, вспомнив о пятнадцати долларах, которые ему должен был «Шершень» за «Пери и жемчуг», решил незамедлительно взыскать и этот долг. Но в редакции «Шершня» сидели какие-то гладко выбритые молодые люди, сущие разбойники, которые, видно, привыкли грабить всех и каждого, в том числе и друг друга. Мартин, правда, успел поломать кое-что из мебели, но в конце концов редактор (в студенческие годы бравший призы по атлетике) с помощью управляющего делами, агента по сбору объявлений и швейцара выставил Мартина за дверь и даже помог ему очень быстро спуститься с лестницы. – Заходите, мистер Иден, всегда рады вас видеть! – весело кричали ему вдогонку. Мартин поднялся с земли, тоже улыбаясь. – Фу, – пробормотал он. – Ну и молодцы, ребята! В ответ снова послышался хохот. – Нужно вам сказать, мистер Иден, – сказал редактор «Шершня», – что для поэта вы недурно умеете постоять за себя. А знаете что, не выпить ли нам в честь этого? Разумеется, не в честь поврежденной шеи, а в честь нашего знакомства. – Я побежден – стало быть, надо соглашаться, – ответил Мартин.
Любите красоту ради нее самой.
Он искал любви всю свою жизнь. Его природа жаждала любви. Это было органической потребностью его существа. Но жил он без любви, и душа его все больше и больше ожесточалась в одиночестве.
Все связано в мире, от самой далекой звезды в небесных просторах и до мельчайшей крупицы песка под ногой человека.
Наблюдая летящих птиц, он часто размышлял над механизмом их полета; но он никогда не обобщал этого явления и не думал о механизме полета вообще и о том процессе развития, который привел к появлению живых летающих существ. Он даже и не подозревал о существовании такого процесса. Что птицы могли «стать», не приходило ему в голову. Они «были» — вот и все, уж так случилось. И как обстояло дело с птицами, так обстояло и со всем остальным.
Теперь вселенная предстала перед ним как единое целое, и он странствовал по ее закоулкам, тупикам и дебрям не как заблудившийся путник, сквозь таинственную чащу продирающийся к неведомой цели, а как опытный путешественник-наблюдатель, старающийся ничего не упустить из виду и все заносящий на карту. И чем больше он узнавал, тем больше восхищался миром и своей собственной жизнью в этом мире.
Ты хотел создавать красоту, а сам ничего не знал о природе красоты. Ты хотел писать о жизни, а сам не имел понятия о ее сущности. Ты хотел писать о мире, а мир был для тебя китайской головоломкой; и что бы ты ни писал, ты бы только лишний раз расписался в своем невежестве.
Разум не должен вмешиваться в любовные дела.
— Это нечестно! — вскричала Руфь. — Я так и знала, что вы сведете весь разговор к шутке. — Но согласитесь, что шутка остроумна!
Наверно, есть в нём какая-то злая сила, иначе откуда у него эта власть над ней.
Сонеты из цикла «Аморетти»
* * *
Тебя, моя любовь, ищу повсюду.
Ты ж ускользаешь, как лесная лань.
И я опять готов поверить чуду
И перейти ту роковую грань,
Когда, отдав слепой надежде дань,
Тебя я снова вижу пред собой.
«О не надейся, сердце, перестань!» –
Шепчу и все ж за призрачной мечтой
Бегу. Но пал на землю мрак густой,
И образ твой отходит вдруг куда-то,
И безучастен небосвод пустой,
И все уходит в вечность без возврата.
Бессилен взгляд проникнуть в мир теней,
Но ты жива на дне души моей.
* * *
Однажды имя милой начертал
Я на песке, но стер его прибой.
Я вновь чертил, но вновь девятый вал
Его увлек в пучину за собой.
Она смеялась долго над тщетой
Попыток жалких Время обмануть:
«Все смертные идут одной тропой,
Все прахом станем мы когда-нибудь».
«Вас не коснется тление ничуть–
Я отвечал. – Оно рабов удел.
А Вам звездой бессмертною блеснуть
Дано в стихах, что лишь для Вас я пел.
Когда же тьма покроет все вокруг,
Найдем мы в детях счастье, милый друг».
* * *
Лишенный этих ласковых лучей
И обреченный странствовать впотьмах,
Один брожу средь призрачных теней,
И, как змея, сжимает сердце страх.
Пусть всем сияет солнце в небесах,
Немые тени убегают прочь,
Лишь луч небесный я ловлю в очах,
Как отблеск света, канувшего в ночь,
Дающего мне силы превозмочь
Безмерные страдания мои
И сердцу изнемогшему помочь
В его тоске по счастью и любви.
Пока бреду я к свету наугад,
Слабеет плоть моя и гаснет взгляд.
* * *
Ты для меня потеряна навек,
И дни идут унылой чередой.
А ночью, долго не смыкая век,
Я утра жду, но снова надо мной
Восходит солнце и опять душой
Овладевает смутная тоска:
Бессмысленно гляжу перед собой
И жду, чтоб вновь померкли облака,
И знаю, мне не размотать клубка
Тоскливых дней, и я давно привык,
Что чаша жизни для меня горька
И, словно вечность, долог каждый миг.
Медлительная тянется печаль,
А призрачное счастье мчится вдаль.
Алджернон Чарльз Суинбёрн
| Точность | Выборочно проверено |
Алджернон Чарльз Суинбёрн (англ. Algernon Charles Swinburne ; 5 апреля 1837, Лондон — 10 апреля 1909, Лондон) — английский поэт.
Цитаты [ править ]
Египет солнце растерзало,
Шершавит губы всем жара,
От зноя щёки пышут ало,
Палят их южные ветра,
Из пыльных врат вонзая жало. — перевод: А. Лукьянов
All Egypt aches in the sun’s sight;
The lips of men are harsh for drouth,
The fierce air leaves their cheeks burnt white,
Charred by the bitter blowing south,
Whose dusty mouth is sharp to bite.
«Сад Прозерпины» (The Garden of Proserpine), 1866 [ править ]
Смерть разожмёт все руки,
Все охладит сердца,
Но нет ни вечной муки,
Ни райского венца;
Без гнева, без участья
Листву сорвёт ненастье,
Не может быть у счастья
Счастливого конца.
В венке из листьев палых
Она стоит у врат,
От уст её усталых
Стремится нежный хлад;
И все, все без изъятья,
Все смертные, как братья,
В бессмертные объятья
Текут к ней — стар и млад. — 6-я и 7-я строфы; перевод: М. А. Донской
Though one were strong as seven,
He too with death shall dwell,
Nor wake with wings in heaven,
Nor weep for pains in hell;
Though one were fair as roses,
His beauty clouds and closes;
And well though love reposes,
In the end it is not well.
Pale, beyond porch and portal,
Crowned with calm leaves she stands
Who gathers all things mortal
With cold immortal hands;
Her languid lips are sweeter
Than love’s who fears to greet her
To men that mix and meet her
From many times and lands.
Устав от вечных упований,
Устав от радостных пиров,
Не зная страхов и желаний,
Благословляем мы богов,
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать,
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь. — 11-я строфа; перевод: А. Г. Громова, Р. Нудельман, 1971 [1]
From too much love of living,
From hope and fear set free,
We thank with brief thanksgiving
Whatever gods may be
That no life lives for ever;
That dead men rise up never;
That even the weariest river
Winds somewhere safe to sea.
Не зная страхов и желаний
И в эту минуту вся безнадежность его положения ясно представилась ему. Он вдруг понял, что находится в Долине Теней. Вся жизнь его была в прошлом; она померкла, увяла и склонялась к закату. Мартин вспомнил, как много он теперь спит и как хочется ему все время спать. А недавно еще он ненавидел сон. Сон похищал у него драгоценнейшие часы жизни. Он тогда спал четыре часа из двадцати четырех и, значит, на четыре часа меньше жил. Как он тогда тяготился сном! И как он теперь тяготится жизнью! Жизнь была уныла, и вкус от нее оставался горький. Вот где таилась его гибель. Жизнь, не стремящаяся к жизни, ищет путей к смерти. Старый инстинкт самосохранения пробудился в нем. Да, ему надо поторопиться с отъездом.
Мартин старался как можно больше спать. После утреннего завтрака он устраивался в шезлонге с журналом, которого никак не мог дочитать до конца. Печатные строчки утомляли его. Он удивлялся, как это люди могут находить, о чем писать, и, удивляясь, мирно засыпал в своем кресле. Гонг, звавший к ленчу, будил его, и он сердился, что нужно просыпаться.
Однажды, желая стряхнуть с себя это сонное оцепенение, Мартин пошел в кубрик к матросам. Но и матросы, казалось, изменились с тех времен, когда он сам был одним из них. Он не мог найти в себе ничего общего с этими тупыми, скучными, скотоподобными людьми. Он был в полном отчаянии. Там, наверху, Мартин Иден сам по себе никому не был нужен, а вернуться к людям своего класса, которых он знал и которых некогда любил, он тоже уже не в состоянии. Они были не нужны ему. Они раздражали его так же, как и безмозглые пассажиры первого класса!
Жизнь была для Мартина Идена мучительна, как яркий свет для человека с больными глазами. Жизнь сверкала перед ним и переливалась всеми цветами радуги, и ему было больно. Нестерпимо больно.
Мартин в первый раз за всю свою жизнь путешествовал в первом классе. Прежде во время плаваний на таких судах он или стоял на вахте, или обливался потом в глубине кочегарки. В те дни он нередко высовывал голову из люка и смотрел на толпу разодетых пассажиров, которые гуляли на палубе, смеялись, разговаривали, бездельничали; натянутый над палубой тент защищал их от солнца и ветра, а малейшее их желание мгновенно исполнялось расторопными стюардами. Ему, вылезшему из душной угольной ямы, все это представлялось каким-то раем. А вот теперь он сам в качестве почетного пассажира сидит за столом по правую руку от капитана, все смотрят на него с благоговением, а между тем он тоскует о кубрике и кочегарке, как о потерянном рае. Нового рая он не нашел, а старый был безвозвратно утрачен.
Чтобы хоть чем-нибудь занять свое время, Мартин попытался побеседовать с пароходными служащими. Он заговорил с помощником механика, интеллигентным и милым человеком, который сразу накинулся на него с социалистической пропагандой и набил ему все карманы памфлетами и листовками. Мартин лениво выслушал все аргументы в защиту рабской морали и вспомнил свою собственную ницшеанскую философию. Но в конце концов зачем все это? Он вспомнил одно из безумнейших положений Ницше, где тот подвергал сомнению все, даже самое истину. Что ж, может быть, Ницше и прав! Может быть, нигде, никогда не было, нет и не будет истины. Может быть, даже самое понятие истины нелепо. Но его мозг быстро утомился, и он рад был снова улечься в кресле и подремать.
Вечером Мартин спустился к себе в каюту последним, но, несмотря на поздний час, не мог уснуть. Единственное средство отдохнуть от жизни перестало действовать. Это было уж слишком! Он зажег свет и взял книгу. То был томик стихотворений Суинберна! Мартин некоторое время перелистывал страницы и вдруг заметил, что читает с интересом. Он дочитал стихотворение, начал читать дальше, но опять вернулся к прочитанному. Уронив, наконец, книгу к себе на грудь, он задумался. Да! Это оно! Это то самое! Как странно, что он ни разу не подумал об этом раньше. Это был ключ ко всему; он все время бессознательно шел по этому пути, а теперь Суинберн указал ему лучший выход. Ему был нужен покой, и покой ожидал его. Мартин взглянул на иллюминатор. Да, он был достаточно широк.
В первый раз за много-много дней сердце его радостно забилось. Наконец-то он нашел средство от своего недуга! Он поднял книжку и прочел вслух:
Устав от вечных упований,
Устав от радостных пиров,
Не зная страхов и желаний,
Благословляем мы богов
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать.
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь.
Мартин снова поглядел на иллюминатор. Суинберн указал ему выход. Жизнь была томительна,- вернее, она стала томительно невыносима и скучна.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Что значит- перевод?
Что значит- перевод?
Перевод бумаги или сотворение Гения, подчас и неизвестного, запомнившимся афоризмом на всю жизнь!
Переводы стихотворения Суинберна «From too much love of living»
From too much love of living,
From hope and fear set free,
We thank with brief thanksgiving
Whatever gods may be
That no life lives for ever;
That dead men rise up never;
That even the weariest river
Winds somewhere safe to sea.
1869
Алджернон Чарльз Суинберн
(сравни с переводом безимянного автора)
Взяты из конкурса художественного перевода стихотворения Суинберна из романа Джека Лондона «Мартин Иден» в библиотеке Максима Мошкова
Кирилл Берендеев
From too much love for living
Из яростной жизненной воли,
отчаянно зря в облака,
мы славим богов в юдоли,
из тех, что мы знаем пока,
что жизнь не продлится вечно,
что мертвец не восстанет, конечно,
что, устав по пути, беспечно
утопает в море река.
Мири Яникова
From too much love for living
За то, что мертвые не встанут,
а жизнь имеет свой конец,
и суждено реке усталой
найти покой в морской волне.
Женя Чуприна
From too much love for living
Алексей Кравецкий
From too much love for living
Чтоб от надежд освободиться,
И страхи чтоб развеять нам,
Не прекращаем мы молиться
Всем мыслимым богам.
Спасибо им, что смертен каждый,
И мертвым не востать однажды,
И что любой ручей уставший
Впадает в океан.
Светлана Гиренко
From too much love for living
Чтобы отринуть жажду бытия,
Надежду, страх и умноженье горя,
Благодарим богов и ты, и я,
Молитвой, с придыханьем, на повторе.
За то, что жизни выверен финал
И что никто из мертвых не восстал;
А бег реки, что тяжек и устал,
Найдет успокоенье в тихом море.
Кирилл Пейсиков (1)
From too much love for living
Чтоб смысл любви монументальной
К надеждам в страхе, к полой жизни
Утратить, как вчерашний вечер.
Кирилл Пейсиков (2)
From too much love for living
Чтобы стать свободным, оторваться
От надежд и страха, что есть жизнь.
Мы готовы вечно отделяться
От своей души, как архаизм.
Бесконечно сонная, усталость пряча,
Полая река, как ложь и стон,
Свою жизнь закончить очень хочет
С морем слившись в вязкий унисон.
Исаак Керч
From too much love for living
И где с Рекою спорят дураки,
что мертвые не оживают в споре,
Богам шепнет, покоясь на просторе:
«Благодарю, что я расстался с ней. «
Алексей Никитин
From too much love for living
Оставив за спиною
любовь и липкий страх,
молитвой удостоим
богов на небесах.
Женя Чуприна и Алексей Никитин
From too much love for living
Оставив за спиною
любовь и липкий страх,
мы просим о покое
богов на небесах.
Ведь мертвые не встанут,
их судьбы в лету канут.
Уйдут в нее, как реки
теряются в морях.
Юрий Изотов
From too much love for living
У нас ослабнет жизни жажда,
Уйдут надежда и тревога,
Когда в молитвах станет каждый
Благодарить смиренно Бога,
Что жизнь не длится без конца,
Что не воскреснуть мертвецам,
Что утомлённая река
В морские входит берега.
Сергей Страхов (1)
From too much love for living
Устав эту жизнь любить,
Устав от надежды и страха
Мы можем богов молить
Взамен дать свободу праха.
Как славно, что короток век,
Что мертвым уже не подняться,
Что струи усталых рек
В пучине морской растворятся.
Сергей Страхов (2)
From too much love for living
Прошу я вас, о боги
Свободу мне дать от любви,
От страха, надежды, тревоги.
Как мудро устроили вы,
Что жизнь не начнется сначала,
Что к мертвым восход не придет,
Река, что стремиться устала,
Свой в море покой обретет.
Ира Дворкина
From too much love for living
Сбросив оковы надежды и страха,
И к жизни любовь поборов,
Мы в краткой молитве благодарим
Каких угодно богов.
За то, что жизнь имеет конец,
Что никогда не воскреснет мертвец,
И самый уставший поток речной
Когда-нибудь в море найдёт покой.
Лора Андерсен
From too much love for living
Александр Шапиро
From too much love for living
Освободившись от надежды,
От страха, от желанья жить,
Нам остается как и прежде,
Чужих богов благодарить,
За то, что жизнь идет до срока,
Что не поднимется мертвец,
Что растревоженность потока,
Находит в море свой конец.
Владимир Туткевич
From too much love for living
неизвестный переводчик
From too much love for living
Устав от вечных упований,
Устав от радостных пиров,
Не зная страхов и желаний,
Благословляем мы богов,
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать,
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь.