жизнь дается человеку только один раз потому что во второй
Владимир Легойда: Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы…
Приблизительное время чтения: 2 мин.
“Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы”. Эти слова из романа Николая Островского “Как закалялась сталь” мы учили наизусть в школе. Знаменитую цитату любили. Она воспринималась как призыв к нравственному совершенствованию, как установка быть лучше и чище, быть хорошим…
Островский побуждает действовать…
Как такое возможно? Очень просто: Достоевский говорит о человеке среди людей, Августин – о человеке и Боге. Он в принципе не воспринимает себя без Бога. “Боже, Ты создал нас для Себя и не успокоится сердце наше, пока не найдет Тебя”, – говорится на первой странице его “Исповеди”. И в этом – ключ к тексту Августина.
Достоевский не понимал, как можно писать о себе без стыда, Августин – как вообще можно писать о себе. Точнее, только через диалог с Богом человек обретает себя и смысл жизни. Человек, не знающий Бога, не стыдится себя и своих поступков. Ищущий Бога уже способен видеть свою нравственную мерзость. Встретивший Бога – обретает надежду и радость. И забывает о себе.
Да, жизнь человеку дается только один раз. И прожить ее надо так, чтобы в этой своей жизни успеть встретиться с Богом. Даже если от этой Встречи будет обжигающе больно за бесцельно прожитые годы…
Любовь-морковь и третий лишний
Глава 1
Жизнь дается человеку только один раз, потому что во второй никто ее не выдержит. Сия мысль пришла мне в голову ровно в восемь тридцать утра на относительно небольшой улочке, на перекрестке около супермаркета «Мечта гурмана». Глядя в полной безнадежности на красный сигнал светофора, я понимала, что надежды устроиться сегодня на новую работу испаряются столь же быстро, как кусочек паштета, украденный утром пронырливой мопсихой Капой со стола. Тот, кто уже встречался со мной, хорошо знает, что, имея в кармане диплом арфистки, я никак не могу найти достойную службу, практически перебиваюсь случайными заработками. Мои родители в свое время постарались дать любимой единственной дочери отличное образование. Мама, оперная певица, нажала на нужные кнопки, и ее не особо талантливая дщерь поступила в консерваторию, кою я без всякого блеска закончила в срок. Мама в принципе рассудила правильно: если чадо категорически не способно к наукам, то его следует обучить достойному ремеслу, пусть дочь получит возможность заработать себе на кусочек хлеба, а уж маслице, сыр и икорку к нему принесет любящий муж. Мамуля, практически бросившая свою карьеру ради меня и папы, наивно полагала, будто счастье женщины в семье, работать надо лишь по двум причинам: чтобы с гордо поднятой головой заявить: «Я вполне самостоятельна» – и еще обладать возможностью продемонстрировать новую шубку. Поэтому профессия арфистки показалась ей наиболее пригодной для дочурки. Но, увы, благими намерениями вымощена дорога в ад. Времена сильно изменились, девушки, мягко говоря, «за тридцать», способные перебирать струны здоровенного агрегата, оказались не слишком востребованы на рынке труда страны, стихийно въехавшей в фазу дикого капитализма. И теперь я постоянно ломаю голову: ну где найти работу?
Увы, в моей анкете сплошные минусы. Первый – это возраст, те, кому исполнилось, хм, тридцать пять, хорошо меня поймут. Увидев даму, перешагнувшую рубеж пресловутого бальзаковского возраста, кадровики мигом навешивают на лицо мрачное выражение и сообщают:
– К сожалению, вакансия занята, мы только вчера взяли человека.
Еще никому из нанимателей не нравятся отрицательные ответы на вопросы анкеты. «Наличие семьи? – Не замужем. – Знание иностранных языков? – Не владею. – Умение пользоваться компьютером? – Не умею». Ну и так далее.
Неделю назад Сережка, придя домой, нашел меня в слезах с очередным вопросом на устах:
– Ну почему я опять пролетела, как фанера над Парижем?
– Дура ты, Лампа, – сказал парень, – ну кто же про себя правду в вопросниках пишет. Ясное дело, никогда на службу не возьмут незамужнюю тетку с полным отсутствием всяких навыков.
– И что делать? – плаксиво поинтересовалась я.
– Зачем тебе хомут? – пожал плечами Сергей. – Проблем с деньгами особых нет, веди домашнее хозяйство, готовь котлеты.
– Скоро Двадцать третье февраля, а потом Восьмое марта, надо покупать сувенирчики Кирюшке, Катюше, Лизе, Юлечке…
– Эка задача! – засмеялся Сережка. – У тебя же заначка есть.
Действительно, в шкафу в моей спальне лежит большая коробка из-под печенья, играющая в нашей семье роль сейфа, я торжественно складываю туда все сэкономленные деньги и совершенно спокойно могу вытащить сейчас из «ячейки» нужную сумму на мелочи. Но, согласитесь, очень странно покупать человеку подарки на его же деньги, лично я в последнее время ничего на «счет» не вносила. Радио «Бум», где мне так сладко работалось ведущей, перешло к другому владельцу, который моментально уволил всех прежних сотрудников. Правда, у меня есть небольшая сумма, полученная при увольнении.
– Нет, – воскликнула я, – мне нужна работа! Срочно!
– Вот глупости! Сиди дома!
– Твое упрямство – отвратительно! – рявкнул Сережка.
– Может, и так, но я к нему привыкла, и, в конце концов, это мое упрямство, – шмыгнула я носом.
– Еще заплачь! – обозлился Сергей.
– Очень хочется, – призналась я. – После тридцати пяти жизнь не заканчивается, или мне пора ползти на кладбище? Ну не все же женщины молоды и обладают универсальными знаниями!
– Нет, конечно, – ухмыльнулся Сергей, – полно идиоток, которые даже телефоном не способны воспользоваться. Вот сегодня я был в одной конторе, пообщался с менеджером, полный мрак! Представляешь, попросил: «Дайте адрес». А тетка мне начала диктовать: «Индекс…» Я ее перебиваю: «Мыло!» Дальше следует изумительный диалог.
– Какое мыло? Впрочем, в туалете есть жидкое!
Сережка набрал полную грудь воздуха и, старательно держа себя в руках, объяснил:
– Хочу переслать письмо по компьютерной почте!
Тетка раздраженно воскликнула:
– Так бы сразу и говорили, что нужен адрес со щетками!
– С чем? – изумился до крайности парень. – С какими щетками?
Менеджер снисходительно глянула на собеседника, потом ткнула пальцем в экран:
– Вот. Надо учиться владеть техникой, вон они, щетки.
Сергей уставился на монитор и, забыв про хорошее воспитание, захохотал во весь голос. Перст дамочки указывал на буквы www.
– Вот видишь, – окончательно расстроилась я, – я не сморозила бы такой глупости. Но ту тетку взяли на службу, а мне стабильно отказывают. Ну почему, а?
– Честная ты слишком, – захихикал Сережка, – а это качество сильно осложняет жизнь. Если б родители знали, как их дети станут страдать, говоря правду, мигом бы обучили ребяток лгать. Ну с какой радости ты отвечаешь на вопросы с прямотой Буратино?
– Да на все! Вот предположим: семейное положение. И ежу ясно, что не окольцованную бабу твоего, прости, конечно, Лампа, возраста, никогда не возьмут.
– Но почему? – возмутилась я.
– Дурында! В голове у любого кадровика мигом начинает крутиться простая мысль. Так, у бабенки нет семьи, значит, она сейчас активно ищет мужа, работница из нее фиговая, башка забита личными проблемами. А еще, не дай бог, устроит в коллективе скандал, начнет «охотиться» внутри фирмы, отобьет мужика у другой сотрудницы. Нужен нам такой геморрой? Нет! Отказать.
– И как ты предлагаешь мне поступить? – уныло поинтересовалась я.
– Пиши в анкете: замужем.
– С ума сошел, а где свидетельство о браке?
– А его в девяноста случаях из ста не спрашивают, если, конечно, ты не решила пристроиться личным секретарем к президенту или не надумала работать на заводе, производящем ракетное топливо. Начнут потом требовать бумагу, отвечай: «Принесу». Стопудово забудут про документик. И еще укажи в анкете: «Имею двух сыновей, Сергея и Кирилла, уже взрослых, не пеленочных младенцев». Молодых матерей в кадрах тоже недолюбливают. Ясно?
– Ага, – растерянно кивнула я.
– Едем дальше, – вдохновился Серега. – Владение иностранным языком – английский, могу изъясняться, читаю со словарем.
– Но я не произнесу ни слова!
– Попрощайся со мной на англицком, говорю тебе: «Гуд бай!»
– Гуд бай, – машинально ответила я.
– Даже «о’кей» не скажешь?
– «О’кей» произнесу, еще «плиз» знаю и…
Из глубин памяти выплыли остатки знаний, полученные троечницей Романовой в школе.
– Морнинг, афтер найт [1] 1
Утром, после ночи (искаженный до неузнаваемости английский ).
– Класс! Супер! Послушай, я ошибаюсь или видел, как ты весьма бойко переводила Кирюшке текст из газеты? – вдруг оживился Сережка.
– Было дело, – призналась я, – в общем-то, это просто. Берем словарь, ищем в нем нужное слово, складываем фразу…
– Во! – восхитился Сережка. – Следовательно, ты особо и не соврешь, великолепно умеешь работать с нужной литературой. Значит, когда в следующий раз станешь заполнять анкету, везде пиши: «Да». Усекла?
Я кивнула и решила покривить душой. Не скажу, что чувствовала себя комфортно, «дакая» на все вопросы анкеты, но тем не менее послушалась Сергея.
Кадровик прочитал бумагу, потом снял очки, положил их на стол и резко сказал:
– Замечательно, но вы нам не подходите.
– Почему? – воскликнула я.
Мужчина посмотрел на меня.
– Буду откровенен, руководство фирмы настороженно относится к людям с такой биографией и с такими проблемами, как у вас!
– Вы это о чем? – растерялась я.
Дядька снова водрузил на нос очки.
– Вот вопрос: имеете ли вы судимость? Ответ: «Да».
– Ой, я ошиблась! Нет, конечно! Да посмотрите на меня, неужели я похожа на бывшую уголовницу?
Кадровик пожал плечами:
– Я просто озвучиваю написанное вами. Следующая графа. «Страдаете ли каким-либо из перечисленных заболеваний: сифилис, СПИД, гепатит, туберкулез. И снова: «Да». Я ценю вашу откровенность, но вы хотели трудоустроиться няней в приличную семью. Сами понимаете, бывшая заключенная, пораженная неприятной инфекцией, никак не может претендовать на место возле ребенка.
– Ой, я ошиблась! Я совершенно здорова! Абсолютно!
– Евлампия Андреевна, мы давно на рынке труда, хорошо себя зарекомендовали и дорожим добрым именем агентства. Вас бы все равно отправили на медкомиссию, поэтому нам лучше расстаться сразу. Кстати, мы обязательно проверяем претендентов по компьютеру, у фирмы имеются связи с МВД. За сим прощайте!
– Поверьте, это дурацкая описка!
– Вы ничем не больны?
– Ну совершенно по-идиотски задан вопрос, – возмутилась я, – на него же невозможно ответить. Скажешь «да» или «нет» – разницы никакой! Так нельзя формулировать!
– Спасибо, что указали мне на ошибки, прощайте, – сухо каркнул дядька и уткнулся в экран компьютера.
Я вернулась домой и налетела на Сережку:
– Хороший совет ты мне дал, нечего сказать!
Узнав суть дела, Серега развеселился.
Я уничтожила Сережку взглядом и решила в дальнейшем писать в анкетах только истину, в конце концов сумею устроиться на службу и со своими данными!
Неделю после этого я тщательно просматривала объявления и в результате отрыла интересное предложение. Собеседование было назначено ровно на десять утра.
Но, очевидно, судьба решила бесповоротно воспротивиться моему устройству на работу, потому что все, как только я встала с кровати, пошло наперекосяк.
Для начала Муля на прогулке, запутавшись в поводке, стала жалобно ныть, на вопли подруги моментально кинулись остальные члены стаи, и через секунду передо мной возник многолаповый комок тесно сплетенных между собой тел. Пришлось потратить много времени, чтобы купировать неприятность.
Потом убежал кофе, у брюк сломалась «молния», а на куртке невесть откуда обнаружилось жирное пятно самого отвратительного вида. В довершение ко всему моя машина решила не заводиться.
В полном отчаянье я стукнула кулаком по рулю, еще раз повернула ключи, и… о чудо! Мотор ровно затарахтел.
Мысленно перекрестившись, я выехала со двора, осторожно пересекла проспект, повернула направо, налево и оказалась на перекрестке. Светофор тревожно горел красным глазом. Впереди стояли две практически одинаковые машины – «Жигули» цвета сгнившего баклажана, – и в той и в другой за рулем сидели женщины, мне, притормозившей в левом ряду, были видны их кудлатые головы.
Светофор поменял цвет на зеленый. Правые «Жигули» начали медленно двигаться вперед, левый автомобиль стоял. Я рассердилась: встречаются среди водителей «тормозы», пока такой сообразит, что можно ехать, снова загорится запрещающий сигнал. Ну почему она не шевелится? Может, побибикать?
Но не успела я переместить ладонь на клаксон, как на перекрестке разыгралась драма, которая длилась буквально секунды. «Жигули», осторожно пересекавшие дорогу, были торпедированы здоровенным грузовиком, вылетевшим слева, с той стороны, где транспорту предписывалось терпеливо ждать зеленого сигнала. Улочки, идущие крест-накрест, небольшие, пользуются ими лишь местные жители, желающие объехать пробку на проспекте. Сейчас свидетелей происшествия практически не оказалось, только одна женщина, плохо одетая, похоже, нищенка, быстро шла по тротуару. Других пешеходов не наблюдалось, да оно и понятно почему, третий день в Москве бушует метель, пронизывающий ветер швыряет в лицо пригоршни колкого снега. На земле образовалась каша, под которой блестит лед, высунуться на улицу в такую погоду способны лишь те несчастные, которым никак нельзя остаться дома. Кстати, машин на дорогах стало меньше, и это единственная радость, которую принес москвичам буран.
Грузовик, превратив ни в чем не повинный «жигуленок» в груду искореженных железок, на секунду замер, потом подал назад, объехал кучу металлолома и скрылся с глаз. С воплем: «Стой!» – я выскочила на дорогу.
Куда там, виновника аварии и след простыл. Не зная, что делать, я растерянно озиралась по сторонам. Сзади послышался визг тормозов, я прыгнула влево.
– Эй, девушка, – заорал, высовываясь из окна шикарной иномарки, толстый дядька, – чего случилось?
– Так… вот… там… ее… грузовик, – попыталась я объяснить ситуацию.
– Ментов вызвала? – перебил водитель.
– Ну, бабы, – недовольно буркнул он, – никакого от них толку!
С этими словами он схватил мобильный, а я, еле-еле передвигая ноги, подошла к останкам «Жигулей» и крикнула:
– Не волнуйтесь, сейчас «Скорую» вызовем.
Изнутри груды обломков не раздалось ни звука.
– Скоро врачи подъедут.
– Хорош дурака валять, – раздалось сзади, – чего орешь?
Я растерянно замолчала. Хозяин иномарки кряхтя выбрался наружу и, осторожно ступая замшевыми ботинками по «супу» из реагента, снега и грязи, дошел до места аварии, глянул через разбитое лобовое стекло и констатировал:
– Умер? – ужаснулась я.
– Ты бы тоже концы отдала, «поцеловавшись» с многотонной махиной, – отреагировал мужик. – Ну вообще! Ничего себе денек начинается.
– За рулем сидела женщина, – пролепетала я.
– Ну… я видела, пока стояли на светофоре, прическу кудлатую, волосы до плеч.
Забыв про меня, он бодрым шагом потопал к мрачным патрульным, нехотя вылезавшим из машины. Я приблизилась к «Жигулям», тосковавшим на перекрестке, увидела внутри девушку, вцепившуюся в руль, и постучала пальцем в окно. Она вздрогнула и уронила голову на баранку. Сообразив, что незнакомка находится в шоке, я решила успокоить ее и дернула дверцу, та неожиданно открылась.
– Не пугайтесь, – быстро сказала я, – все в порядке. Хотите воды? У меня есть бутылка.
Незнакомка подняла голову, и я невольно поразилась ее красоте. Большие голубые глаза были окружены частоколом черных изогнутых ресниц, красивые брови разлетались к вискам, масса мелко завитых волос ниспадала на плечи, тонкий нос, пухлые губы, словно нарисованные гениальным художником, довершали картину идеального лица.
– Не волнуйтесь, – продолжала я, – сейчас приедут врачи, сделают вам укольчик.
Красавица вдруг подняла руку и указала в сторону автобусной остановки, находившейся в паре метров от места трагических событий.
– Ты видишь красного зайца? – прошептала она. – Вон он на скамейке сидит!
Сначала я решила, что у небесного создания от стресса помутился рассудок. Длинноухий в центре Москвы? К тому же красного цвета? Наверное, у дамы реактивный психоз. Но тут мой взгляд невольно упал туда, куда указывала изящная ладошка женщины.
На остановке, под стеклянной крышей, на скамейке сидела огромная плюшевая игрушка пурпурного цвета, видно, кто-то забыл ее, залез в автобус и уехал, не вспомнив про косого.
– И правда! – воскликнула я. – Зайчик!
– Это не сон, – прошептала девушка и, странно всхлипнув, лишилась чувств.
Глава 2
На собеседование я, естественно, не попала. Сначала меня допросили гаишники, собственно говоря, их волновали две вещи: могу ли я назвать номер грузовика и описать, как он выглядел.
– Все произошло слишком быстро, – робко объясняла я. – Вжик – и он уехал! Номера я не запомнила.
– Совсем? – деловито осведомился один милиционер.
– Нет, ни одной цифры!
– Попытайтесь описать грузовую машину, – потребовал второй гаишник.
Но и тут я потерпела полнейшую неудачу.
– Такая, большая… железная, с колесами!
– Отличная примета, – вздохнул один, – я имею в виду колеса, потому что транспорт по Москве в основном передвигается при помощи гусениц!
Ощутив себя полнейшей идиоткой, я пошла к машине и вздрогнула, раздался противный протяжный звук, это спасатели при помощи резаков пытались освободить тело несчастного парня.
– Девушка, – тронул меня за рукав мужчина в синей куртке с надписью «Скорая помощь», – помогите бумаги оформить.
Плохо понимая, о чем он говорит, я влезла внутрь белого микроавтобуса и увидела красавицу, лязгающую зубами на носилках.
– Она не хочет с нами разговаривать, – пояснил врач, – может, вы поможете? Знаете ее имя?
– Нет, откуда? Впрочем, наверное, у девушки есть права, а там все данные. Может, принести из машины ее сумочку?
– Вам не трудно будет? – прищурился доктор. – Нам не разрешено трогать чужие вещи, еще пропадет чего, на меня свалят.
Я посмотрела на незнакомку и ласково попросила:
– Попробуйте сами вспомнить, как вас зовут?
Голубые глаза слегка расширились.
– Да, да, сидит на скамейке.
– С удовольствием принесу ее вам, а сами пока попробуйте сказать свои данные.
– Жанна Львовна Кулакова, актриса театра «Лео», – вполне спокойно ответила девица.
– Вот и славно, – обрадовалась я, – сейчас притащу зайчика.
– Ты его сунь в мою машину, – прошептала Жанна.
Я дошла до остановки, схватила плюшевое чудовище и принялась стряхивать с него налипший снег. В стеклянной крыше остановки имелась дыра, и длинноухий медленно, но верно превращался в сугроб. Оставалось удивляться фантазии производителей, сшивших зайчика абсолютно нереального цвета.
Открыв незапертые «Жигули» Жанны, я хотела положить мягкую игрушку на заднее сиденье и осторожно подвинула большую сумку. В ту же секунду изнутри донеслось недовольное ворчание и наружу высунулась крохотная мохнатая мордочка, внутри саквояжа мирно спал до моего появления крохотный йоркширский терьер.
– Ой, какой ты хорошенький, – умилилась я.
Но собачка сочла, что это ниже ее достоинства – общаться с незнакомой женщиной. Чихнув, она снова скрылась в недрах переноски. Я захлопнула дверь и побежала в микроавтобус. Жанна, уже не такая бледная, поинтересовалась:
– Да, да, не беспокойся. А зачем он тебе?
– Это мой лучший друг, – прошептала Кулакова, – хочу выпить за его здоровье, если б не заяц, лежать бы мне в пластиковом мешке. Спаситель… милый…
Я не удержалась и участливо погладила Жанну по спутанным волосам. Очень хорошо знаю, что человек, счастливо избежавший смертельной опасности, часто бывает неадекватен.
– Может, все-таки съездим в больницу? – предложил врач.
– Нет, – категорично отрезала Жанна.
– Вам нельзя за руль, – предостерег доктор.
Девушка посмотрела на меня и вдруг заявила:
– Вот она меня отвезет!
Наверное, услыхав сие наглое заявление, мне следовало возмутиться, и именно так я бы и поступила в обычной ситуации, но сейчас кивнула.
– Конечно, только адрес скажи и дай ключи, отгоню твои «Жигули» на парковку к супермаркету.
Все равно на собеседование я опоздала, да и нельзя бедную Жанну оставлять, лучше доставить ее домой.
Сев в мою машину, Жанна воскликнула:
Я покорно вернулась на парковку, порылась в бардачке, внимательно осмотрела пластмассовую корзиночку возле ручки переключения скоростей, потом зашла в магазин, купила на кассе пакетик конфет и принесла его Жанне.
– Это что? – удивилась девушка.
– Я не ем сладкое, мигом толстею от него, а мне нужно думать о фигуре.
– Но ты сама же просила.
– Ты. Сказала: «Принеси из моей машины ириски». Извини, я ничего в «Жигулях» не нашла, поэтому купила на свой вкус, если эти не нравятся, могу раздобыть другие.
Жанна улыбнулась одними губами.
– Не ириски, а Ириску, собачку, йоркшира, она в переноске спит.
Тут только я вспомнила про крохотное мохнатое существо и ощутила укол совести, ну надо же, ведь видела терьера и совершенно забыла о нем, а несчастный мог замерзнуть в брошенной машине.
– И зайца прихвати! – крикнула мне вслед Жанна.
Наконец суета закончилась, я умостилась за рулем и сказала:
В ответ раздалось тихое похрапывание, я обернулась. Положив голову на плюшевое чудовище, Жанна мирно спала. Пару секунд я колебалась, но потом развернулась и покатила домой. Живем мы недалеко, пусть Жанна проведет некоторое время у нас, наверное, не следует таскать ее сейчас по пробкам.
Очутившись во дворе, я осторожно потрясла девушку.
– Мы где? – сонно прошептала та.
– Пойдем ко мне, попьем чаю.
Совершенно не сопротивляясь, Жанна вышла наружу, прижимая к себе сумку с Ириской.
– Зайца не забудь, – напомнила она.
Я вытянула из машины красного монстра.
Крохотная Ириска оказалась полнейшей пофигисткой. Увидав стадо наших собак, она не потеряла меланхоличности, преспокойно выбралась из переноски, попила воды, а потом развалилась на подстилке Мули. Мульяна, тоже невозмутимая, словно скала, подняла глаза и деликатно осведомилась:
Жизнь дается человеку только один раз потому что во второй
Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы отданы самому главному в мире: борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее.
1 комментарий
Похожие цитаты
Люди, все кто сейчас это читает, прошу отнестись к моим словам серьезно. Клянусь своей жизнью, своим ребенком, своей матерью и всем, что мне дорого, что-то, что я сейчас напишу является правдой. И если у кого-то есть выход на самого В. В. Путина, то передайте ему мое сообщение слово в слово. Итак… Я только что был в Донецкой ОГА, прошел по всем этажам, меня пустили по пропуску и разрешили обойти практически все помещения. Что могу сказать… Никаких террористов я там не увидел и близко, как и не у…
… показать весь текст …
Почему русские не придут
Почему дети СССР были другими?
Как сказал известный французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери — все мы родом из детства.
Вот только детство у тех, кто был ребенком до начала девяностых и после, разное. И разное настолько, что порой удивляешься, как нам «динозаврам прошлого» удалось дожить до настоящего.
В наше время в машинах не было ремней и подушек безопасности, и это никого возмущало, даже гаишников.
Наши комнаты, кровати и игрушки не окрашивались специальными экологически чистыми крас…
… показать весь текст …
Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы…
«Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Эти слова из романа Николая Островского «Как закалялась сталь» мы учили наизусть в школе. Знаменитую цитату любили. Она воспринималась как призыв к нравственному совершенствованию, как установка быть лучше и чище, быть хорошим…
Островский побуждает действовать…
После окончания школы я прочитал роман Достоевского «Подросток». Герой там рассуждает иначе: «Надо быть слишком подло влюбленным в себя, чтобы писать без стыда о самом себе». Слова поразительные. К тому времени призыв Островского трансформировался — во мне самом и в людях вокруг меня — в удобную формулу: «Мне нечего стыдиться в моей жизни». Таков был (и остается сегодня) стандартный ответ «хорошего» человека. Стыдиться нечего — совесть спит.
Достоевский пробуждает совесть…
В институте я открыл для себя «Исповедь» блаженного Августина, христианского мыслителя, жившего на рубеже IV — V вв. Автор подробно описывает свою жизнь и поступки, душевные метания и духовный поиск. В такой книге, если следовать логике Достоевского, должно быть «много стыда». На первый взгляд, так оно и есть: Августин сокрушается о таких «мелочах», на которые многие из нас просто не обратили бы внимания. Он тоже взывает к совести… Но при этом больше пишет все-таки не о себе — о Боге. Как заметил один современный исследователь, «Августин пишет о себе; но не о “себе” он пишет».
Как такое возможно? Очень просто: Достоевский говорит о человеке среди людей, Августин — о человеке и Боге. Он в принципе не воспринимает себя без Бога. «Боже, Ты создал нас для Себя и не успокоится сердце наше, пока не найдет Тебя», — говорится на первой странице его «Исповеди». И в этом — ключ к тексту Августина.
Достоевский не понимал, как можно писать о себе без стыда, Августин — как вообще можно писать о себе. Точнее, только через диалог с Богом человек обретает себя и смысл жизни. Человек, не знающий Бога, не стыдится себя и своих поступков. Ищущий Бога уже способен видеть свою нравственную мерзость. Встретивший Бога — обретает надежду и радость. И забывает о себе.
Августин вселяет надежду…
Да, жизнь человеку дается только один раз. И прожить ее надо так, чтобы в этой своей жизни успеть встретиться с Богом. Даже если от этой Встречи будет обжигающе больно за бесцельно прожитые годы…