за что люблю я разгильдяев блаженных духом
Гарики Игоря Губермана. Всеми любимые стишки-пирожки!
Всеми любимые гарики Игоря Губермана.
Каждый «гарик» молниеносно расходится по сети и радует тысячи поклонников таланта Игоря Губермана. Остаётся только удивляться, как можно вместить такое ёмкое и хлёсткое наблюдение в коротенький стишок.
Гарики Игоря Губермана:
Прожив уже почти полвека,
тьму перепробовав работ,
я убежден, что человека
достоин лишь любoвный пот.
За то люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.
Лишь перед смертью человек
соображает,кончив путь,
что слишком короток наш век,
чтобы спешить куда-нибудь.
Поскольку жизнь, верша полет,
чуть воспарив, — опять в навозе,
всерьез разумен только тот,
кто не избыточно серьезен.
Весьма причудлив мир в конторах
от девяти и до шести;
бывают жoпы, из которых
и ноги брезгуют расти.
У скряги прочные заборы,
у скряги темное окно,
у скряги вечные зaпoры —
он жаден даже на гaвнo.
Время наше будет знаменито
тем, что сотворило страха ради
новый вариант гeрмaфрoдита:
плотью — мужики, а духом — бл*ди.
Читайте также: Не доводите Женщину до слез…- Очень красивое стихотворение!
Блажен, кто искренне не слышит
своей души смятенный стoн:
исполнен сил и счастлив он,
с годами падая все выше.
Не стану врагу я желать по вражде
ночей под тюремным замком,
но пусть он походит по малой нужде
то уксусом, то кипятком.
В кровати, хате и халате
покой находит обыватель.
А кто романтик, тот снует
и в шестеренки xeр сует.
В искушениях всяких и разных
дух и плоть усмирять ни к чему;
ничего нет страшней для соблазна,
чем немедля поддаться ему.
С тихой грустью художник ропщет,
что при точно таком же харче
у коллеги не только толще,
но еще и гораздо ярче.
В конторах служат сотни дyр,
бранящих дом, плиту и тряпку;
у тех, кто служит чересчур,
перерастает мaткa — в папку.
***
Я на карьеру, быт и вещи
не тратил мыслей и трудов,
я очень баб любил и женщин,
а также девушек и вдов.
***
Есть страсти, коим в восхваление
ничто нигде никем не сказано;
я славлю лень — преодоление
корысти, совести и разума.
Наш век легко плодит субъекта
с холодной згой в очах порочных,
с мешком гавна и интеллекта
на двух конечностях непрочных.
***
Снегом порошит моя усталость,
жизнь уже не книга, а страница,
в сердце — нарастающая жалость
к тем, кто мельтешит и суетится.
В советах нету благодати
и большей частью пользы нет,
и чем дyрaк мyдaкoвaтей,
тем он обильней на совет.
Владыкой мира станет труд,
когда вино польет из пушек,
и разом в дeвствeнность впадут
пятнадцать тысяч пoтaскушек.
По ветвям! К бананам! Где успех!
И престиж! Еще один прыжок!
Сотни обезьян стремятся вверх,
и ужасен вид их гoлых жoп.
Я уважаю лень за то, что
в ее бездейственной тиши
живую мысль питает почва
моей несуетной души.
Сказавши, не солгав и не похвастав,
что страху я не слишком поддаюсь,
не скрою, что боюсь энтузиастов
и очень активистов я боюсь.
Чтобы вдоволь радости отведать
и по жизни вольно кочевать,
надо рано утром пообедать
и к закату переночевать.
У тех, в ком унылое сердце,
и мысли тоскою мореные,
а если подробней всмотреться,
у бедных и яйцa — вареные.
Этот тип — начальник, вероятно:
если он растерян, огорошен,
если ветер дует непонятно —
он потеет чем-то нехорошим.
Уже с утра, еще в кровати,
я говорю несчетный раз,
что всех на свете виноватей —
Господь, на труд обрекший нас.
Расчетлив ты, предусмотрителен,
душе неведомы гримасы,
ты не дитя живых родителей,
а комплекс компаса и кассы.
Чуждаясь и пиров, и женских спален,
и быта с его мусорными свалками,
настолько стал стерильно идеален,
что даже по нужде ходил фиалками.
Так привык на виду быть везде,
за престиж постоянно в ответе,
что, закрывшись по малой нужде,
держит xeр, как бокал на банкете.
Живи, покуда жив. Среди потопа,
которому вот-вот наступит срок,
поверь — наверняка мелькнет и жoпa,
которую напрасно ты берег.
Так ловко стали пресмыкаться
сейчас в чиновничьих кругах,
что могут с легкостью сморкаться
посредством пальцев на ногах.
Читайте также: «Только будь, пожалуйста, сильнее всех обид» — Очень сильное стихотворение, которое заряжает на жизнь!
Есть люди — прекрасны их лица
и уровень мысли высок,
но в них вместо крови струится
горячий желудочный сок.
Это были Всеми любимые гарики Игоря Губермана.
Игорь Губерман. В настроение.
Я душевно вполне здоров!
Но шалею, ловя удачу…
Из наломанных мною дров,
Я легко бы построил дачу!
Люблю людей и, по наивности,
Открыто с ними говорю,
И жду распахнутой взаимности,
А после горестно курю.
Бывает — проснешься, как птица,
крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и трудиться;
но к завтраку это проходит.
Вся наша склонность к оптимизму –
от неспособности представить,
какого рода завтра клизму
судьба решила нам поставить.
Давно уже две жизни я живу,
одной – внутри себя, другой – наружно;
какую я реальной назову?
Не знаю, мне порой в обеих чуждо.
Всего слабей усваивают люди,
взаимным обучаясь отношениям,
что слишком залезать в чужие судьбы
возможно лишь по личным приглашениям.
Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.
Любил я книги, выпивку и женщин.
И большего у бога не просил.
Теперь азарт мой возрастом уменьшен.
Теперь уже на книги нету сил.
Поездил я по разным странам,
печаль моя, как мир, стара:
какой подлец везде над краном
повесил зеркало с утра?
Весьма порой мешает мне заснуть
Волнующая, как ни поверни,
Открывшаяся мне внезапно суть
Какой-нибудь немыслимой херни.
За то люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.
Слой человека в нас чуть-чуть
наслоен зыбко и тревожно,
легко в скотину нас вернуть,
поднять обратно очень сложно.
Живя в загадочной отчизне
из ночи в день десятки лет,
мы пьем за русский образ жизни,
где образ есть, а жизни нет.
Учусь терпеть, учусь терять
и при любой житейской стуже
учусь, присвистнув, повторять:
плевать, не сделалось бы хуже.
Я женских слов люблю родник
И женских мыслей хороводы,
Поскольку мы умны от книг,
А бабы – прямо от природы.
Когда нас учит жизни кто-то,
я весь немею;
житейский опыт идиота
я сам имею.
Душа порой бывает так задета,
что можно только выть или орать;
я плюнул бы в ранимого эстета,
но зеркало придется вытирать.
Крайне просто природа сама
разбирается в нашей типичности:
чем у личности больше ума,
тем печальней судьба этой личности.
Бывают лампы в сотни ватт,
но свет их резок и увечен,
а кто слегка мудаковат,
порой на редкость человечен.
Я никак не пойму, отчего
так я к женщинам пагубно слаб;
может быть, из ребра моего
было сделано несколько баб?
Ум полон гибкости и хамства,
когда он с совестью в борьбе,
мы никому не лжем так часто
и так удачно, как себе.
В жизни надо делать перерывы,
чтобы выключаться и отсутствовать,
чтобы много раз, покуда живы,
счастье это заново почувствовать.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Поэт-сатирик Игорь Губерман знаменит своими афористичными четверостишиями, в которых рассказывает о том, что близко каждому из нас.
На собственном горбу и на чужом
я вынянчил понятие простое:
бессмысленно идти на танк с ножом,
но если очень хочется, то стоит.
В цветном разноголосом хороводе,
в мелькании различий и примет
есть люди, от которых свет исходит,
и люди, поглощающие свет.
За радости любовных ощущений
однажды острой болью заплатив,
мы так боимся новых увлечений,
что носим на душе презерватив.
Жить, покоем дорожа, —
пресно, тускло, простоквашно;
чтоб душа была свежа,
надо делать то, что страшно.
Вчера я бежал запломбировать зуб,
и смех меня брал на бегу:
всю жизнь я таскаю мой будущий труп
и рьяно его берегу.
В наш век искусственного меха
и нефтью пахнущей икры
нет ничего дороже смеха,
любви, печали и игры.
Есть личности — святая простота
играет их поступки, как по нотам,
наивность — превосходная черта,
присущая творцам и идиотам.
Всего слабей усваивают люди,
взаимным обучаясь отношениям,
что слишком залезать в чужие судьбы
возможно лишь по личным приглашениям.
Поездил я по разным странам,
печаль моя, как мир, стара:
какой подлец везде над краном
повесил зеркало с утра?
Мы сохранили всю дремучесть
былых российских поколений,
но к ним прибавили пахучесть
своих духовных выделений.
Текут рекой за ратью рать,
чтобы уткнуться в землю лицами;
как это глупо — умирать
за чей-то гонор и амбиции.
За то люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.
Увы, но я не деликатен
и вечно с наглостью циничной
интересуюсь формой пятен
на нимбах святости различной.
Слой человека в нас чуть-чуть
наслоен зыбко и тревожно,
легко в скотину нас вернуть,
поднять обратно очень сложно.
Ворует власть, ворует челядь,
вор любит вора укорять;
в Россию можно смело верить,
но ей опасно доверять.
Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.
Любил я книги, выпивку и женщин.
И большего у бога не просил.
Теперь азарт мой возрастом уменьшен.
Теперь уже на книги нету сил.
Живя в загадочной отчизне
из ночи в день десятки лет,
мы пьем за русский образ жизни,
где образ есть, а жизни нет.
Вожди России свой народ
во имя чести и морали
опять зовут идти вперед,
а где перед, опять соврали.
Вся история нам говорит,
что Господь неустанно творит:
каждый год появляется гнида
неизвестного ранее вида.
Нам непонятность ненавистна
в рулетке радостей и бед,
мы даже в смерти ищем смысла,
хотя его и в жизни нет.
Когда, глотая кровь и зубы,
мне доведется покачнуться,
я вас прошу, глаза и губы,
не подвести и улыбнуться.
Хлесткие четверостишия – “гарики” Игоря Губермана в закладки 234
Игорь Губерман известен своими ироничными и очень точными четверостишиями, которые в шутку называют “гариками”. В них невероятно метко и коротко отражаются реалии нашей жизни – радости и печали, успехи и неудачи. Удивительно, как автору удается передать смысл и суть событий и переживаний всего в четырех коротких строчках.
Смотрясь весьма солидно и серьезно
под сенью философского фасада,
мы вертим полушариями мозга,
а мыслим — полушариями зада.
Бывает — проснешься, как птица,
крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и трудиться;
но к завтраку это проходит.
Учусь терпеть, учусь терять
и при любой житейской стуже
учусь, присвистнув, повторять:
плевать, не сделалось бы хуже.
Вовлекаясь во множество дел,
не мечись, как по джунглям ботаник,
не горюй, что не всюду успел, –
может, ты опоздал на «Титаник».
Пришел я к горестному мнению
от наблюдений долгих лет:
вся сволочь склонна к единению,
а все порядочные — нет.
Обманчив женский внешний вид,
поскольку в нежной плоти хрупкой
натура женская таит
единство арфы с мясорубкой.
Я живу, постоянно краснея
за упадок ума и морали:
раньше врали гораздо честнее
и намного изящнее крали.
Я женских слов люблю родник
и женских мыслей хороводы,
поскольку мы умны от книг,
а бабы — прямо от природы.
Когда нас учит жизни кто-то,
я весь немею;
житейский опыт идиота
я сам имею.
Крайне просто природа сама
разбирается в нашей типичности:
чем у личности больше ума,
тем печальней судьба этой личности.
Бывают лампы в сотни ватт,
но свет их резок и увечен,
а кто слегка мудаковат,
порой на редкость человечен.
Не в силах жить я коллективно:
по воле тягостного рока
мне с идиотами — противно,
а среди умных — одиноко.
Когда мы раздражаемся и злы,
обижены, по сути, мы на то,
что внутренние личные узлы
снаружи не развяжет нам никто.
Умей дождаться. Жалобой и плачем
не сетуй на задержку непогоды:
когда судьба беременна удачей,
опасны преждевременные роды.
Будущее вкус не портит мне,
мне дрожать за будущее лень;
думать каждый день о черном дне –
значит делать черным каждый день.
Я никак не пойму, отчего
так я к женщинам пагубно слаб;
может быть, из ребра моего
было сделано несколько баб?
Любую можно кашу мировую
затеять с молодежью горлопанской,
которая Вторую мировую
уже немного путает с Троянской.
Ум полон гибкости и хамства,
когда он с совестью в борьбе,
мы никому не лжем так часто
и так удачно, как себе.
Есть в каждой нравственной системе
идея, общая для всех:
нельзя и с теми быть, и с теми,
не предавая тех и тех.
Чтоб выжить и прожить на этом свете,
пока земля не свихнута с оси,
держи себя на тройственном запрете:
не бойся, не надейся, не проси.
Душа порой бывает так задета,
что можно только выть или орать;
я плюнул бы в ранимого эстета,
но зеркало придется вытирать.
Когда устал и жить не хочешь,
полезно вспомнить в гневе белом,
что есть такие дни и ночи,
что жизнь оправдывают в целом.
На собственном горбу и на чужом
я вынянчил понятие простое:
бессмысленно идти на танк с ножом,
но если очень хочется, то стоит.
В цветном разноголосом хороводе,
в мелькании различий и примет
есть люди, от которых свет исходит,
и люди, поглощающие свет.
Жить, покоем дорожа, —
пресно, тускло, простоквашно;
чтоб душа была свежа,
надо делать то, что страшно.
Вчера я бежал запломбировать зуб,
и смех меня брал на бегу:
всю жизнь я таскаю мой будущий труп
и рьяно его берегу.
В наш век искусственного меха
и нефтью пахнущей икры
нет ничего дороже смеха,
любви, печали и игры.
Вся наша склонность к оптимизму –
от неспособности представить,
какого рода завтра клизму
судьба решила нам поставить.
Есть личности — святая простота
играет их поступки, как по нотам,
наивность — превосходная черта,
присущая творцам и идиотам.
Всего слабей усваивают люди,
взаимным обучаясь отношениям,
что слишком залезать в чужие судьбы
возможно лишь по личным приглашениям.
Поездил я по разным странам,
печаль моя, как мир, стара:
какой подлец везде над краном
повесил зеркало с утра?
Мы сохранили всю дремучесть
былых российских поколений,
но к ним прибавили пахучесть
своих духовных выделений.
Текут рекой за ратью рать,
чтобы уткнуться в землю лицами;
как это глупо — умирать
за чей-то гонор и амбиции.
За то люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.
Увы, но я не деликатен
и вечно с наглостью циничной
интересуюсь формой пятен
на нимбах святости различной.
Слой человека в нас чуть-чуть
наслоен зыбко и тревожно,
легко в скотину нас вернуть,
поднять обратно очень сложно.
Ворует власть, ворует челядь,
вор любит вора укорять;
в Россию можно смело верить,
но ей опасно доверять.
Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет,
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.
Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.
Любил я книги, выпивку и женщин
И большего у бога не просил.
Теперь азарт мой возрастом уменьшен,
Теперь уже на книги нету сил.
Живя в загадочной отчизне
из ночи в день десятки лет,
мы пьем за русский образ жизни,
где образ есть, а жизни нет.
Вожди России свой народ
во имя чести и морали
опять зовут идти вперед,
а где перед, опять соврали.
Вся история нам говорит,
что Господь неустанно творит:
каждый год появляется гнида
неизвестного ранее вида.
Нам непонятность ненавистна
в рулетке радостей и бед.
Мы даже в смерти ищем смысла,
хотя его и в жизни нет.
Когда, глотая кровь и зубы,
мне доведется покачнуться,
я вас прошу, глаза и губы,
не подвести и улыбнуться.
За что люблю я разгильдяев блаженных духом
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Игорь Губерман : Кто понял жизни смысл и толк, давно замкнулся и умолк..
Игорь Миронович Губерман, русско-израильский поэт, прославился благодаря своим афористичными и сатирическим четверостишиям, прозванных «гариками», хотя строк может быть также 2 и 6.
В них он точно и метко подмечает все реалии жизни, со всеми её взлётами и падениями, радостями и горестями. Иногда он высказывается немного резко, но лишь потому, что это такая же неотъемлемая часть нашей жизни. Каждый «гарик» молниеносно расходится по сети и радует тысячи поклонников таланта Игоря Губермана.
Остаётся только удивляться, как можно вместить такое ёмкое и хлёсткое наблюдение в коротенький стишок. «Гарики» Губермана – ещё один повод улыбнуться даже в те моменты, когда кажется, что поводов для улыбок нет.
Я душевно вполне здоров!
Но шалею, ловя удачу…
Из наломанных мною дров,
Я легко бы построил дачу!
Люблю людей и , п о наивн ости,
Открыто с ними говорю,
И жду распахнутой взаимности,
А после горестно курю.
Бывает — проснешься, как птица,
крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и тр удиться;
но к завтраку это проходит.
Вся наша склонность к оптимизму
– от неспособности предс
тавить,
какого рода завтра клизму
судьба решила нам поставить.
Игорь Губерман родился 7 июля 1936 года в Харькове. После школы поступил в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта (МИИТ). В 1958 году окончил МИИТ, получив диплом инженера-электрика. Несколько лет работал по специальности, параллельно занимаясь литературой. В конце 1950-х познакомился с А. Гинзбургом, издававшим один из первых самиздатских журналов «Синтаксис», а также с рядом других свободолюбивых философов, деятелей литературы, изобразительного искусства. Писал научно-популярные книги, но все активнее проявлял себя как поэт-диссидент. В своём «неофициальном» творчестве использовал псевдонимы, например И. Миронов, Абрам Хайям.
В 1979 году Губерман был арестован по сфальсифицированному обвинению (о покупке краденых икон) и приговорён к пяти годам лишения свободы. Не желая лишнего политического процесса, власти судили Губермана как уголовника по статье за спекуляцию. Попал в лагерь, где вёл дневники.
Затем, уже в период ссылки, на базе этих дневников была написана книга
«Прогулки вокруг барака»
(в 1980 написана, опубликована в 1988).
В 1984 году поэт вернулся из Сибири.
Долго не мог прописаться в городе и устроиться на работу. В 1987 году Губерман эмигрировал из СССР,
с 1988 года живёт в Иерусалиме. Часто приезжает в Россию, выступая на поэтических вечерах.
Женат на Татьяне — дочери писателей