что означает быть человеком в экзистенциальной перспективе
Экзистенциальное сознание: что нам дает знание о конечности нашего существования?
Альбер Камю писал, что человек начинается с предела. Классики экзистенциальной философии полагали, что человек раскрывает и познает себя в пограничной ситуации, на пределе своего бытия. Но в чем заключается этот предел и есть ли он вообще у человека? Разбираемся, что такое экзистенциальное сознание, как конечность нашего существования влияет на наше самоощущение и почему именно антропологический предел становится условием человеческого бытия и самопонимания.
Представьте пароходное колесо. С помощью этого устройства пароход движется по воде. Мы можем видеть только половину работающего колеса. Другая половина скрыта под водой, но она также участвует в работе. При этом колесо вращается, и каждая его часть попеременно уходит под воду и снова появляется в поле видимости. Для того чтобы пароход плыл и преодолевал течение, колесо должно постоянно вращаться. Образ этого колеса можно сравнить с человеческим бытием: человек существует таким способом, который воспроизводит его бытие. Однако на этом аналогия кончается, поскольку устройство человеческого бытия включает в себя одно уникальное условие для своего осуществления – сознание. Так как оно относится к бытию, назовем его экзистенциальным сознанием.
Что такое экзистенциальное сознание?
Концепт экзистенциального сознания не является обозначением какого-то особого типа сознания наряду с другими его разновидностями. Например, научное, политическое, художественное, религиозное или мифологическое сознание. Сознание в целом – это не только сознание или познание чего-то (психологическая структура), но и указание на онтологическую характеристику человека (экзистенциальная структура). Иными словами, экзистенциальное сознание человека – это не «сознание о», но «сознание как». В отличие от эмпирического опыта восприятия, экзистенциальный опыт – это опыт самобытия. В признании этого положения сходились все мыслители экзистенциальной ориентации, в рамках которой экзистенция определяется как уникальный способ человеческого бытия в мире. Она всегда ускользает от понимания посредством абстракций. Экзистенцию невозможно познать с помощью понятийного анализа, но ее можно только испытывать. Внимание концентрируется на том, что значит быть.
Для человека главной проблемой становится конечность его существования и вопрос о перспективах его жизни. Идея конечности вносит в экзистенциальную ситуацию особое переживание пограничности существования, которую человек должен «претерпевать». Немецкий философ К. Ясперс назвал эту особенность человеческой экзистенции «пограничной ситуацией», а его французский коллега Г. Марсель обозначил воплощенным «бытием в ситуации», которой принадлежит человеческая экзистенция. Таким образом, пограничность существования указывает на конечность, которая означает, что человек помимо своей смертности может соотноситься с чем-то иным за пределами своего повседневного опыта. А это значит, что человек не может замкнуться в своем самодостаточном существовании, как животные или неодушевленные вещи, но заполняет недостаточность своего бытия. Поэтому человек выходит за пределы своей наличной ситуации и не совпадает с самим собой. В этом его отличие от стула, на котором он может сидеть.
Условием человеческого сознания является внутренний разрыв в самом сознании. Сознание оказывается отвязанным от ситуации «здесь и сейчас». Этот разрыв экзистенциалисты называли «ничто», которое изолирует человека от того, чем он не является. Благодаря «ничто» у человека появляется свобода. Следствием свободы оказывается недостаток или нехватка бытия в самом бытии человека. Как писал Ж.-П. Сартр в работе «Бытие и ничто», человек «…делает себя существующим в качестве проекта самого себя за пределы настоящего к тому, чем оно еще не является».
Сартр отмечал, что человеческая реальность не совпадает окончательно со своими проекциями. Поэтому цель экзистенциального проекта не может быть достигнута не только потому, что человек конечен, но и потому, что ее реализация сопряжена с объективациями, которые ввергают его в несобственный способ бытия и отдаляют от себя. Человек, создавая порядок своего мира, одновременно и преодолевает его в своей ориентации к иному. Человек не может быть ни самодостаточным, так как постоянный недостаток лишает его целостности, ни стать целостным вне себя, так как это лишает его свободы. Свобода – возможность «не совпадать с собой, а быть всегда на расстоянии от себя» (Сартр).
Полагаю, что есть выход из тупиков человеческой свободы, которые обозначил Сартр. Онтологический смысл свободы для человека – преодолевать все принуждающие его силы, кроме одной силы – власти над самим собой, которая становится предметом его заботы. Это свобода не от принуждения и контроля, а для того, чтобы мыслить возможное за пределами всех ограничений. Не следовать выбору, а менять условия выбора.
Распространено представление, что свобода заключается в возможности быть самим собой. Согласно этой мысли, быть свободным — значит соответствовать некоему оригиналу, за которым устремляется его копия. Таким подлинником оказываются готовые нормы и установки человеческой деятельности. Их устанавливает общество, вернее, они складываются стихийно в процессе исторической жизни общества. Однако человеческая аутентичность указывает не на подлинность чему-то, а на собственный способ бытия в соответствии со своими бытийными возможностями. Быть самим собой – это не значит стать кем-то или соответствовать чему-то. Это означает перестать пытаться быть чем-то, чем человек не является, то есть перестать быть безликим Другим. Последнее не свидетельствует о том, что человек замыкается в себе, но лишь то, что человек не исчезает в других как своих возможностях.
Пределы экзистенциального сознания
Прежде чем быть каким-то (желающим, познающим, действующим), человек уже всегда есть. По способу своего бытия человек является проектом самого себя. Помните пароходное колесо со скрытой частью под водой? Человек – это проективный круг бытия и понимания. Существуя, человек себя понимает. Понимая себя, человек существует. Самопонимание есть одновременно и самосозидание человека: они являются частями круга. Бытие и понимание человека взаимно друг друга обуславливают. Поэтому человек есть то, как он себя понимает.
Однако не все части этого круга находятся одновременно над поверхностью. Психоанализ разделил человеческую психику на две части — бессознательное и сознательное. Когнитивная психология также выделяет бессознательные процессы в психике человека, которые обеспечивают принятие решений. Экзистенциальная философия пытается найти в онтологической структуре человека такие основания, которые участвуют в человеческом самопонимании. В частности, М. Хайдеггер назвал структуру, которая надежно связывает человека с миром и обеспечивает человеческое понимание, бытием-в-мире.
Условно можно выделить рефлексивный и дорефлексивный уровни проективного круга человека. Человек понимает себя еще на дорефлексивном этаже сознания, но начинает осознанно относиться к своей жизни только на рефлексивном этаже. Следовательно, у человека есть бессознательный проект и сознательный проект своего существования. Первый является как бы инфраструктурой для структуры второго. Дорефлексивный уровень создает основу человеческой активности, рефлексивный — создает возможность для проектной деятельности. Вместе они завершают композицию нашего круга. Дорефлексивный уровень сознания формирует идентичность, которая на уровне рефлексивной практики становится предметом сохранения или трансформации. В итоге существование человека наполняется новым качественным содержанием.
Итак, проект становится условием человеческого самопонимания. Человек познает не самого себя, а свой предварительный проект в качестве себя. Здесь заканчиваются поиски «сущности» человека и появляется новое понимание человека как процесса. Из точки тождества с самим собой человек не может понять свое существование, поскольку в тождестве нет динамики процесса. Иными словами, только изменяясь, можно понимать самого себя.
Таким образом, изменяясь процессуально, человек не задан раз и навсегда какой-либо программой. Человек понимает и трансформирует себя в проекте (Как мы уже знаем, на двух уровнях проекта). Чтобы иметь точку отсчета для проектирования, человеку нужен предел. Относительно предела человек самоопределяется. Вместе с тем предел — это границы опыта, которые человек может изменить в процессе самопреодоления.
В первом случае человек находит форму устойчивого существования во времени (самоидентификация). Назовем это постоянством формы. Во втором случае человек открывает себя навстречу возможным жизненным изменениям. Назовем это постоянством формообразования. Поэтому антропологический предел по своей форме включает как универсальную постоянную, так и универсальную переменную в человеческом бытии. Границы возможного опыта включают условие для их преодоления (часто кризисного), не отменяя постоянство самого предела. Человеческое самоопределение действует в перспективе тождества. С другой стороны, самопреодоление человека развертывается в перспективе «инаковости». И то, и другое участвуют в том, чтобы человеческая жизнь сохраняла постоянство в потоке перемен.
Применительно к человеческому существованию такое понимание предела раскрывает две важные социальные категории — субъекта и личности. Субъект является характеристикой тождества и стабильности человеческой жизни. Субъект — это тот, кто способен действовать и взаимодействовать с другими от своего лица. Эта характеристика поддерживает социальные отношения. Напротив, личность становится характеристикой инаковости. Личность реализуется в той мере, в какой человек готов к изменениям, то есть готов выходить из автоматизма повседневного опыта.
Таким образом, субъектом становится тот, кто способен быть самим собой, сохранять идентичность своей жизни. Тогда как личность — это возможность быть иным и преодолевать свои случайные ограничения. Чтобы установить и поддерживать с человеком отношения, нужен субъект. Чтобы человек мог решать жизненные проблемы в непредсказуемых ситуациях, необходима личность.
Вернемся к нашему вопросу, есть ли пределы человеческого существования. По способу своего бытия человек устанавливает пределы, чтобы их преодолевать в процессе жизни как отдельной личности, так и исторического сообщества. Устанавливая границы, человек их меняет и тем самым изменяет смыслы своего существования. Предел становится условием человеческого бытия и понимания.
Экзистенциализм
Глава из 3 тома 10-томника Игоря Гарина «Мудрость веков». Примечания и цитирования указаны в тексте тома.
. Индивидуальность никогда не бывает завершенной,
бывает трудно сказать, что такое индивид и что
не является индивидом, но тем не менее жизнь ищет
путей к индивидуальности.
А. Бергсон
С полным основанием можно сказать, что то, что мы делаем,
зависит от того, что мы есть, но следует добавить, что,
в известной мере, мы есть то, что мы делаем, и что мы
творим себя непрерывно. Это творчество себя собою
является тем полнее, чем лучше мы умеем размышлять о том, что делаем.
А. Бергсон
Отправная точка экзистенциализма — глубочайшая уверенность, убежденность в том, что философия должна быть прежде всего философией человека, личности, должна быть ориентирована на человека, личность, должна стать действенным способом решения проблем человеческого, личностного существования.
Рационалистическая философия, претендовавшая на статус научной, ничего не смогла сказать человеку в его жизненной нужде. По словам Э. Гуссерля, она принципиально исключала как раз вопросы самые жгучие для человека, оставленного на произвол судьбы в наши злосчастные времена роковых переворотов: вопросы о смысле или бессмысленности человеческого бытия.
Цель экзистенциальной философии — не онтологические исследования бытия как такового, не поиск «вечных сущностей», но — помощь человеку в его самоопределении, в выборе себя, в отыскании смысла индивидуального, персонального человеческого существования.
Вернуть человеку утраченную душевную гармонию, целостность и полноту, помочь ему услышать мелодию мира, дыхание слившихся в объятии земли и моря, постичь смысл истинной славы и истинного избранничества: право безмерно любить, постигнуть всю красоту существующего мира и наслаждаться созерцанием и жизнью этой красоты — не в этом ли состоит смысл философии, искусства и творчества?
Ф. Хейнеман, предложивший в 1929 году термин «экзистенциализм», рассматривал новую философию как реакцию на «новый факт технологического отчуждения» — речь шла не о гегелевском или марксовом отчуждении, но об искажении «перспектив человечества», ложных путях, неподлинном существовании, фальшивых ценностях, отказе человека от самого себя ради «Великой Идеи», или «ничто». Экзистенциализм возник и развивался как мощная контроверза рационалистической экспансии, абстрагированию, нивелированию, омассовлению, машинизации, тоталитаризации жизни.
Экзистенция присуща только человеческому бытию, человек — существо экзистирующее, то есть способное овладеть судьбой экзистенции. Мартин Хайдеггер считал, что бессмертная душа, разум, персональность, личностность — недостаточные определения человеческой сущности. Сущность человека заключается в его экзистенции, соответствии своей персональной идее, осуществлении своего проекта, отыскании своей единственной ниши в бытии.
Existentia остается термином, означающим действительное существование того, чем нечто является соответственно своей идее. Фраза «человек экзистирует» отвечает не на вопрос, существует ли человек в действительности или нет, она отвечает на вопрос о «существе» или «сущности» человека.
К возникновению экзистенциального мироощущения, антропоцентристской или антропо-ориентированной мудрости человека подвело непрерывно усиливающееся чувство, насколько самая глубокая философия оказывается бессильной рядом с куском жизни. Действительно вся рационалистически ориентированная философия, скажем, марксистская, была бесконечно далека от понимания внутреннего трагизма человеческого бытия, сущностной бездомности человека. П. Пробст различал в истории человеческого духа эпохи наличия дома и эпохи бездомности человека, когда он чувствует себя, как в чистом поле. В эти эпохи, считал Пробст, обостряется антропологическая проблематика. Мне кажется, лучше говорить не об эпохах или народах, а о конкретном человеке, который сам себе эпоха и народ, для которого внутреннее переживание заслоняет народ и эпоху, жизнь которого и есть эти пробстовские эпохи. Вот почему самое важное в философии — не эпохи и народы, а все-таки единичное человеческое существо.
Жизневоззрение нельзя создать из фактов познания мира. Смысл человеческой жизни не вытекает из законов природы или смысла всего мира. Для конкретного человека умение быть и оставаться собой гораздо важнее порядка мира или структуры мироздания. «Сначала жить, а затем философствовать», как говаривали схолархи. Именно поэтому бесстрастному детерминизму, «точке зрения из центра», императивности прежней философии экзистенциализм предпочитает частный случай, конкретную человеческую личность, метафизическое беспокойство единичного сознания, ценность отдельного человеческого существа, веру в его возможности.
Человеку-машине, вещи экзистенциализм противопоставляет человека-проблему, не имеющую окончательного или единственного разрешения. Человек-проблема не просто связан с миром множеством нерационализируемых связей, но является соединительным звеном между материей и духом, жизнью и сознанием, Вселенной и Богом. Важность экзистенциального подхода к человеку с позиции «жизненного разума» определяется крушением рационалистических попыток справиться с человеческими проблемами, с устроением «порядка вещей» в соответствии с «порядком идей». Во всяком случае попытки рассудка решить проблему человека с помощью «чистой доски» или «человека-машины» не привели к результату — не потому, что «человек не имеет природы» (Х. Ортега-и-Гассетт), а потому, что свобода, неопределенность, спонтанность, возможность — необходимые условия человеческого существования и развития человеческой природы.
Экзистенциальная реальность — антипод «мира объективности». Субъект-объектное отношение не способно выразить экзистенцию, поскольку оно формирует превратную научно-техницистскую установку на познание как обладание, покорение, преобразование, что ведет к отрыву духа от бытия, духовному обнищанию и иссяканию духовных и жизненных потенций человечества.
По Шелеру, «дух» и «жизнь» находятся друг с другом в состоянии амбивалентной борьбы-взаимоподдержки: прогресс «духа» есть отрицание стихии «порыва»; «жизнь» — извечный антагонист «духа», одержимого «страхом земного»; но вместе с тем — в недостижимости гармоничного сосуществования — они взаимно необходимы друг другу, а их конкуренция божественно предопределена как драма человеческого существования.
Экзистенциальная мысль не противопоставляет внешний и внутренний миры, но констатирует принципиальное различие «объективных» истин и внутреннего опыта, драматизм фундаментальной ситуации человека в мире, напряженность отношений между внешним и внутренним бытием: «В сущности все происходит между мной и мной самим» — такова марселевская формула первичности внутреннего опыта. Отсюда же важнейший долг философа, противостоящий долгу ученого, — в «защите человека от самого себя, от того необычайного соблазна к бесчеловечности. которому в известной степени поддается много людей».
Экзистенциальная философия начинает все более органично связываться с опытом и осознает свою приверженность к постижению действительности исходя не из внешнего мира, но изнутри личности.
Понятийной, концептуальной, категорийной системе понимания мира экзистенциальная философия предпочла то, что Е.Мерло-Понти назвал биением нашего сердца, — мир, лежащий внутри человека, нашу субъективность, записи Бытия в наших душах, трансцендентальное сознание как источник, основу и катализатор жизненной и творческой активности человека.
Отсюда особенность экзистенциального философствования — художественность, образность, символичность, аллегоричность, органическое соединение символа и понятия, образа и мысли, идеи и красоты.
По аналогии с «метафизической поэзией», о которой писал Томас Стернз Элиот, можно говорить о синтезе метафизики и литературы, представленном творчеством Паскаля, Киркегора, Ницше, в наше время — Марселя, Камю, Сартра, Шестова, Ясперса, Хайдеггера.
Киркегор яростно отрицал «дух научности» в философии, ибо «подлинное существование», «экзистенция» не могут подчиняться необходимости, закону, всемству, они всегда — неповторимость персонального человеческого бытия. Главный лейтмотив экзистенциального философствования — противостояние Личности Системе, бунт единичного против всеобщего, право человека быть собой. Не историческая мишура мировых событий, не героика исторических личностей или «веселие-беснование толпы», но приватная жизнь, драма «души страдающей и бурной».
Экзистенциальное, или «лирическое», по словам Киркегора, мироощущение призвано, снимая слой за слоем предметное инобытие человека, добраться до сердцевины, ядра существования, где отсутствует деление бытия на субъекты и объекты, а истина перестает быть мыслью о бытии и становится тождественной бытию как подлинному существованию.
Экзистенциальное мировидение импрессионистично: «выглаженности» классического стиля противополагается пуантилизм, вспышки интуиции, мгновенная озаренность, непосредственная фиксация гениальных «очевидностей», в которых высвечивается скрытый смысл бытия.
М. А. Киссель:
Поэтому творчество писателей-экзистенциалистов можно еще назвать литературой экзистенциальных озарений. В самом популярном, пожалуй, своем романе Сартр живописует два таких озарения, которые нисходят на главного героя романа * Антуана Рокантена. Вот Рокантен сидит на скамейке в городском саду и перед ним внезапно открывается картина обнаженного, лишенного качественных покровов бытия. Потрясенный герой внезапно осознает, что «чистое бытие» — бытие как таковое — не абстракция, но имеет вполне определенный вид. «Разнообразие вещей, их индивидуальность были только видимостью, облицовкой. Облицовка разрушилась, высвободив чудовищные бесформенные массы — оголенные, в страшной, бесстыдной наготе. Я ненавидел эту постыдную свалку, громоздящуюся до самого неба, наполненную студенистой слизью. Это был Мир, обнаженный мир, внезапно обнаруживший себя, и я задыхался от ярости при виде этого огромного бессмысленного бытия». Таково первое озарение, или обнаружение глубинной абсурдности бытия.
Когда наступает момент
И вещи сбрасывают свои покровы,
Чтобы постичь причины самих себя,
Свою causa sui,
То оказывается, что остаются
Одни чудовищные и дряблые
Сгустки месива,
Совершенно не упорядоченные,
Ужасающие в своей бесстыдной
Наготе.
И тогда исчезает время,
Невежество и знание теряют всякий смысл,
И я тоже становлюсь излишен.
* * *
Экзистенциализм — поиск ответов на последние, «проклятые» вопросы существования конкретного человека: смысла жизни и смерти, Бога, природы, свободы, блага. Поскольку ответы на эти вопросы не могут быть всеобщими, философия не может стать системой, ее ответы — обязательными, окончательными, объективными. Нельзя замуровывать себя в мировоззрение, считал Л. Шестов, философия не должна становиться темницей человеческого духа. Единое, всеобщее мировоззрение — скачок в первобытность. Божественность человека проявляется прежде всего в бесконечности альтернатив, в способности к выбору. По словам Л. Шестова, величайшая прерогатива философов — свобода от убеждений: «без этой свободы вы никогда не проникните в мир сущности». Свобода — альфа и омега экзистенциализма, исходная позиция человека, философствующего на свой страх и риск в необозримом океане альтернатив.
Сама история философии — наглядное свидетельство бесконечности самоопределения. Каждый мудрец судит по-своему, считая собственное учение единственно верным. Как же в таком случае быть «ученикам», обращающимся к мудрецам за ответами на возникшие вопросы? Философия не должна предлагать императивы, не должна подчинять жизнь и поведение людей единому регулирующему принципу — философия должна быть только помощницей в поиске собственных решений, способствовать развитию личной инициативы, конкуренции в сфере духа, обретению личной истины.
Л. Шестов:
. Это до некоторой степени облегчает положение тех несчастных, которые, потеряв надежду отыскать помощь и руководительство в иных местах, обратились к философии. Раз тут нет общего, всеми признанного, обязательного принципа, — значит, что пока, по крайней мере, разрешается каждому думать, чувствовать и даже поступать по-своему. И, чтобы завоевать такую свободу, вовсе нет нужды вооружаться легкой диалектикой древнего греческого философа, тяжеловесной логикой бедного голландского еврея или тонким остроумием глубокомысленного немца. Их вовсе и оспаривать не нужно. Можно даже и со всеми согласиться. Мировое пространство бесконечно и не только вместит в себя всех когда-либо живших и имеющих народиться людей, но и даст каждому из них все, что он пожелает. Платону — мир идей, Спинозе — единую, вечную и неизменную сущность, Шопенгауэру — буддийскую нирвану. Каждый из них и все другие, здесь не упомянутые философы, светские и духовные, найдут во вселенной то, что им нужно, вплоть до веры, даже убеждения, что их учения суть единственно истинные и всеобъемлющие учения. Но одновременно и профаны отыщут для себя подходящие миры. Из того, что на земле людям тесно, из того, что здесь приходится неимоверными усилиями отвоевывать каждую пядь земли и даже наши призрачные свободы, никак не следует, что бедность, темнота, деспотизм должны считаться вечными, всемирными началами, и что экономное единство есть последнее прибежище человека. Множественность миров, множественность людей и богов среди необъятных пространств вселенной, — да ведь это (да простится мне это слово) идеал!
Философские истины, добываемые выдающимися мыслителями, не должны становиться догмами — они требуют постоянного истолкования, подтверждения или опровержения, развития, обновления. Философия — всегда эволюция, выбрасывание новых ветвей древа мудрости.
Карл Поппер считал, что не следует искать наилучших и надежнейших источников истины, как не следует создавать идолов. Дело эпистемологов — исследовать структуру и свойства знания, находить средства избавления от ошибок, повышать содержательность и продуктивность идей.
Мысль Анны Ахматовой «Когда б вы знали из какого сора растут стихи, не ведая стыда. » применима и к философии: важны не столько источники знания, сколько его продуктивность, важно не «что есть истина?», а «плоды идей». «По плодам их узнаете их».
Знание всегда гипотетично и не должно строиться как неприступная крепость — оно требует постоянной критики, проверки, пересмотра. Эволюция знания — повышение его содержательности, добротности, объясняющей силы, предсказательной мощи.
Знание всегда вероятностно и исторично. Сам язык философии и науки относителен. Знание имманентно содержит в себе элемент недостоверности — тем более важна технология проверки, обнаружения ошибок, замены менее достоверного более достоверным. Важны «естественная борьба» и «естественный отбор» идей. Конкуренция, борьба и отбор идей, свободный их рынок — движущие силы эволюции знания.
Научные теории, философские идеи — человеческие изобретения, направленные на решение человеческих проблем. Что первично: слово или дело? Слово, а за ним дело — естественный путь такого решения.
Истина одновременно разумна и экзистенциальна. Экзистенция связана с разумом: экзистенция проясняется интеллектом, а интеллект обретает содержательность в экзистенции. Мышление, по Ясперсу, суть парение, движение. Парение предохраняет мысль от окостенения и человека — от погребения в системе. В состоянии парения человек остается хозяином своих мыслей, открытых к трансценденции и познанию собственной безусловности в мире. Состояние парения позволяет охватить мир, природу, историю, царство возможностей, не закрепляясь окончательно в конечной истине. История культуры — наглядное свидетельство необходимости отвержения догматических ответов и решений, относящихся не только к экзистенции или трансценденции, но и к знанию. Рост знания — это не движение к абсолюту, а все большее прояснение, очищение, отвечающее ясперовскому парению.
Ясперовская философия парения и «объемлющего» стремится понять, охватить и испытать все стороны человеческого бытия, не принимая никакого связывающего ее решения.
Человек, по Ясперсу, должен двигаться от простого голого бытия (в обществе, государстве, в мире эмпирического, во власти инстинктов и естественных побуждений) к самобытию, к экзистенции. А экзистенция действительна лишь как свобода. Я есть, пока я выбираю. Свобода эта не произвол, а автономия, самозаконодательство.
Однако наша учреждающая законы самость — не всеобщая воля Руссо и не универсальный разум Канта, а конкретный человеческий индивидуум, который этим своим выбором детерминирует и последующие акты своего выбора. Человек должен сам избрать себя в согласии со своей совестью, которая является гласом божьим. Но человек не непогрешим. Его совесть может заблуждаться. Поэтому и выбор его никогда не абсолютен и не непогрешим.