что означает выражение ius publicum privatorum pactis mutari non potest
Что означает выражение ius publicum privatorum pactis mutari non potest
1496. Jus naturale (юс нату́рале) — естественное право.
1497. Jus primae noctis (юс при́мэ но́ктис) — право первой ночи (обычай, по которому феодал мог провести первую брачную ночь с невестой любого своего вассала или крепостного).
1498. Jus privatum (юс прива́тум) — частное право.
1499. Jus publicum privatorum pactis mutari non potest (юс пу́бликум привато́рум па́ктис мута́ри нон по́тает) — публичное право не может быть изменено соглашением частных лиц.
1500. Jus publicum (юс пу́бликум) — публичное право.
1501. Jus summam saepe summa malitia est (юс су́ммам сэ́па су́мма мали́циа эст) — высшее право часто есть высшее зло.
1502. Jus vitae ас necis (юс ви́тэ ак нэ́цис) — право распоряжаться жизнью и смертью.
1503. Justitia est obtemperatio scriptis legibus (юсти́циа эст обтэмпэра́цио скри́птис ле́гибус) — справедливость — это повиновение писаным законам.
1504. Justitia nemine neganda est (юсти́циа на́мина нэга́нда эст) — нельзя никому отказывать в правосудии.
1505. Justitia nihil expetit praemii (юсти́циа ни́хиль э́кспэтит прэ́мии) — справедливость не требует никакой награды.
1506. Justum et tenacem propositi virum! (ю́стум эт тэ́нацем пропо́зити ви́рум) — «кто прав и твердо к цели идет!» (Гораций).
1507. Juvat cibus post opus (ю́ват ци́бус пост о́пус) — приятна еда после труда.
1508. Juvenes plura loquuntur, senes utiliora (ю́вэнэс плю́ра лёкву́нтур, сэ́нэс утилио́ра) — молодые говорят больше, старики — полезнее.
1509. Juveni parandum, seni utendum (ю́вэни пара́ндум, сэ́ни утэ́ндум) — молодой должен готовиться, старый — пользоваться.
1510. Juvenile vitium est, regere non posse impetum (ювэ́ниле ви́циум эст, рэ́гэрэ нон по́ссэ и́мпэтум) — юношеский недостаток — не уметь сдерживать горячность.
1511. Juventus ventus (ювэ́нтус вэ́нтус) — молодость ветрена.
1512. Juxta fluvium puteum fodit (ю́кста флю́виум пу́тэум фо́дит) — «рядом с речкой колодец роет». Выражение употребляется, когда хотят указать на некий бесполезный труд.
1513. Labia justi considerant placita et os impiorum perversa (ля́биа ю́сти консидэ́рант пля́цита эт ос импи́орум пэрвэ́рса) — «уста праведных знают благоприятное, а уста нечестивых — развращенное» (Библия).
1514. Labia justi erudiunt plurimos qui autem indocti sunt in cordis egestate morientur (ля́биа ю́сти эру́диунт плю́римос кви а́утэм индо́кти сунт ин ко́рдис эгэста́тэ мориэ́нтур) — «уста праведного обучают многих, а глупые умирают от недостатка разума».
1515. Labor callum obducit dolori (ля́бор ка́ллюм обду́цит долёри) — «труд притупляет боль» (Цицерон). Иной вариант: труд притупляет горе.
1516. Labor corpus firmat (ля́бор ко́рпус фи́рмат) — труд укрепляет тело.
1517. Labor est etiam ipse voluptas (ля́бор эст э́циам и́псэ волю́птас) — труд уже сам по себе наслаждение.
1518. Labor et patientia omnia vincunt (ля́бор эт пациэ́нциа о́мниа ви́нкунт) — терпение и труд все побеждают. Иными словами: терпенье и труд все перетрут.
1519. Labor improbus (ля́бор и́мпробус) — упорный труд.
1520. Labor ineptiarum (ля́бор инэпци́арум) — бессмысленный труд.
1521. Labor juventuti optimum est obsonium (ля́бор ювэ́нтути о́птимум эст обсо́ниум) — «труд — наилучшая закуска для молодежи» (Вергилий).
1522. Labor non onus, sed beneficium (ля́бор нон о́нус, сэд бэнэфи́циум) — труд не бремя, а благо.
1523. Labor omnia vincit (ля́бор о́мниа ви́нцит) все побеждает труд.
1524. Labor omnia vincit improbus (ля́бор омниа ви́нцит и́мпробус) — упорный труд все преодолевает.
1525. Labor recedet, bene factum non abscedet (ля́бор рэ́цедэт, бэ́нэ фа́ктум нон а́бсцедэт) — труд кончится, но хорошо исполненная работа не пропадет. Иными словами: что посеешь, то и пожнешь.
1526. Laboremus (лябо́рэмус) — будем трудиться.
1527. Labores periunt honores (лябо́рэс пэ́риунт хоно́рэс) — труды рождают почести. Иными словами: по труду и честь.
1528. Labra id, non palatum rigat (ля́бра ид, нон па́лятум ри́гат) — «губы, но не нёбо смачивает». Иными словами: по усам текло, а в рот не попало.
1529. Lac gallinaceum (ляк галлина́цеум) — «птичье молоко». Фраза употребляется, когда хотят указать на что-то недостижимое.
1530. Lacrima Christi (ля́крима Хри́сти) — слеза Христа.
1531. Lacrima nihil citius arescit (ля́крима ни́хиль ци́циус арэ́сцит) — «ничего не сохнет быстрее слезы» (Цицерон). Иной вариант: слезы быстро сохнут.
1532. Laetus gallinacei haustum sperare (ля́ктус галлина́цеи хау́стум спэра́рэ) — надеяться хлебнуть птичьего молока. Так говорят о беспочвенных надеждах и необоснованных претензиях на что-либо.
1533. Laesa etiam repugnat ovis (ле́за э́циам рэпу́гнат о́вис) — даже овца, если у нее лопнет терпение, оказывает сопротивление.
1534. Laesus ab igne puer timet illum postea simper (ле́зус аб и́гнэ пу́эр ти́мэт и́ллюм по́стэа си́мпэр) — пострадавший от огня ребенок боится его всегда.
1535. Laetificat stultum grandis promissio multum (лети́фикат сту́льтум гра́ндис проми́ссио му́льтум) — глупца очень тешит большое обещание. Иными словами: надеяться и ждать — одураченным стать.
Что означает выражение ius publicum privatorum pactis mutari non potest
3000 латинских крылатых выражений
Знание латыни не настолько достойно хвалы, как ее незнание достойно позора.
1. Ab abusu ad usum non valet consequentia (аб абу́зу ад у́зум нон ва́лет консэквэ́нциа) — злоупотребление — не довод против употребления.
2. Ab acisa et acu (аб аци́за эт а́ку) — беседа о том о сем. Буквально: «от нитки до иголки» (Петроний). Другими словами: слово за слово.
3. Ab actu ad potentiam (аб а́кту ад потэ́нциам) — от действительного к возможному.
4. Ab aeterno (аб этэ́рно) — извечно.
5. Ab alteri expectes, alteri quod feceris (аб а́льтэри экспа́ктэс, а́льтэри квод фэ́церис) — «жди от другого того, что ты сделал ему сам» (Публилий Сир).
6. Ab ante (аб а́нтэ) — наперед. Другой вариант: заранее.
7. Ab antiquo (аб анти́кво) — издревле.
8. Ab aqua silente cave (аб а́ква силе́нтэ ка́вэ) — остерегайся тихой воды. Вариант смыслового значения: в тихом омуте черти водятся.
9. Abducet praedam, qui occurrit prior (абду́цет про́дам, кви окку́ррит при́ор) — добычу унесет тот, кто прибежит первым.
10. Abecendarium (абэценда́риум) — алфавит. Другой вариант: словарь.
11. Ab equis ad asinus (аб о́квис ад а́зинус) — из коней в ослы. Смысл фразы: пойти на понижение (то есть деградировать).
12. Ab exterioribus ad interiora (аб экстэрио́рибус ад интэ́риора) — от внешнего к внутреннему.
13. Ab haedis segregare oves (аб хо́дис сэгрэга́рэ о́вэс) — отделять овец от козлищ. Другими словами: отделять зерна от плевел (то есть отличать черное от белого).
14. Ab hinc (аб хинк) — отныне. Иные варианты: отсюда, с этого места.
15. Ab hoc et ab hac (аб хок эт аб хак) — о том о сем.
16. Ab igne ignem (аб и́гнэ и́гнэм) — услуга за услугу. Дословно: «от огня огонь» (Цицерон).
17. Abiit, excessit, evasit, erupit (аби́ит, эксце́ссит, эва́зит, эру́пит) — «ушел, скрылся, спасся, бежал» (Цицерон).
18. Ab imo pectore (аб и́мо пэкто́рэ) — с полной искренностью (то есть от души).
19. Ab incunabulis (аб инкуна́булис) Буквально: «с колыбели», с самого начала.
20. Ab initio mundi (аб ини́цио му́нди) — от начала мира. Кратко: от сотворения.
21. Ab initio nullum, semper nullum (аб ини́цио ну́ллюм, сэ́мпэр ну́ллюм) — ничего из ничего не выходит. Другие варианты: из ничего ничего не выкроишь; если в начале ничего, то и потом ничего.
22. Ab initio (аб ини́цио) — с возникновения. Буквально: «от начала».
23. Ab Jove principium (аб Йо́вэ принци́пиум) — с самого важного. Буквально: «начни с Юпитера» (то есть начинай с самого главного).
24. Abominatio desolatione (абомина́цио дэзоля́ционс) — мерзость запустения.
25. Ab origine (аб ори́гинэ) — с исходного. Другие варианты: с самого начала, с изначального (то есть с оригинального, с подлинного). Иногда употребляется в смысле: начни с азов.
26. Ab ovo (аб о́во) — с начала. Буквально: «с яйца».
27. Ab ovo usque ad mala (аб о́во у́сквэ ад ма́ля) — от начала и до самого конца. Буквально: «от яйца вплоть до яблок» (Гораций). Фраза восходит к римской традиции начинать обед с блюд из яиц и заканчивать его вкушением яблок.
28. Abscondunt odium labia mendacia qui profert contumeliam insipiens est (абско́ндунт о́диум ля́биа мэнда́циа кви про́фэрт контумэ́лиам инси́пиэнс эст) — «кто скрывает ненависть, у того уста лживые, и кто разглашает клевету, тот глуп» (Библия).
29. Absens heres non erit (а́бсэнс хэ́рэс нон э́рит) — отсутствующий не станет наследником. Другими словами: тот, кто не присутствует, ничего не получит.
30. Absente гео (абсэ́нтэ рэ́о) — в отсутствие ответчика. Фраза часто применяется в юриспруденции, когда нужно указать на то, что дело будет продолжаться даже в отсутствие подсудимого. Смысл фразы: от того, что некто не присутствует, дело все равно будет продолжаться.
31. Absentum laedit, qui cum ebrio litigat (абсэ́нтум ле́дит, кви кум э́брио ли́тигат) — кто спорит с пьяным, тот воюет с тенью.
32. Absit invidia verbo (а́бсит инви́диа вэ́рбо) — пусть сказанное не вызовет неприязни.
33. Absit omen (а́бсит о́ман) — да не послужит это дурной приметой.
34. Absolvitur (абсо́львитур) — оправдательный приговор.
35. Absque labore gravi non venit nulla seges (а́бсквэ лябо́рэ гра́ви нон вэ́нит ну́лля сэ́гэс) — без труда не достигнешь ожидаемого результата. Дословно: «без тяжелого труда никакие посевы не взойдут». По смыслу это то же, что и «без труда не выловишь и рыбку из пруда».
36. Absque omni exceptione (а́бсквэ о́мни эксцепцио́нэ) — без всякого сомнения.
37. Abstractum pro concreto (абстра́ктум про конкрэ́то) — абстрактное вместо конкретного.
38. Abundans cautela non nocet (абу́нданс кау́тэля нон но́цет) — излишняя осторожность не вредит. Иными словами: береженого Бог бережет.
39. Ab uno disce omnes (аб у́но ди́сце о́мнэс) — «по одному суди обо всех» (Вергилий). Выражение употребляется в том смысле, что нельзя стричь всех под одну гребенку.
40. Ab urbe condita (аб у́рбэ ко́ндита) — от основания Рима.
41. Abusus in baccho (абу́зус ин ба́кхо) — злоупотребление вином.
42. Abusus non tollit usum (абу́зус нон то́ллит у́зум) — злоупотребление не отменяет употребления.
43. Ab verbis ad verbera (аб вэ́рбис ад вэ́рбэра) — перейти от слов к делу. Выражение употребляется в том смысле, что пора переходить от слов к наказанию (то есть хватит увещеваний, нужно наказывать).
44. Abyssus abyssum invocat (аби́ссус аби́ссум инво́кат) — подобное притягивается подобным. Буквально: «бездна взывает к бездне». Иногда фраза употребляется в смысле, что одно бедствие влечет за собой другое.
45. A capite ad calcem (а ка́питэ ад ка́льцем) — с ног до головы.
46. A casu ad casum (а ка́зу ад ка́зум) — от случая к случаю.
47. Acceptissima semper munera sunt, auctor quae pretiosa facit (акцепти́ссима сэ́мпэр му́нэра сунт, ау́ктор квэ нрэцио́за фа́цит) — милее всего те подарки, что дарит дорогой нам человек. Иными словами: подарки от того, кто нас любит, всегда лучше.
48. Accidit in puncto, quod non speratur in anno (а́кцидит ин пу́нкто, квод нон спэ́ратур ин а́нно) — в один миг случается то, на что не надеешься и годами. Иными словами: случилось то, что и предположить не мог.
49. Accipere quid ut justitiam facias, non est tam accipere quam extorquere (акци́пэрэ квид ут юсти́циам фа́циас, нон эст там акци́пэрэ квам эксто́рквэрэ) — принятие вознаграждения за отправление правосудия есть не столько принятие, сколько вымогательство.
50. Accusare nemo se debet, nisi coram deo (акку́зарэ нэ́мо сэ дэ́бэт, ни́зи ко́рам дэ́о) — никто не обязан обвинять самого себя, разве что перед богом.
51. A communi observantia non est recedendum (а комму́ни обсэрва́нциа нон эст рэцедэ́ндум) — нельзя пренебрегать тем, что принято всеми. Фраза употребляется в смысле, что не стоит идти против общественного мнения или устоявшихся традиций.
52. A contrario (а контра́рно) — от противного. Фраза обозначает метод в логике, когда нечто доказывается через его противоположность.
53. Acta diurna (а́кта диу́рна) — происшествия дня. Другими словами: хроника.
54. Actio civilis (а́кцио циви́лис) — гражданский иск.
55. Actiones juris (акцио́нэс ю́рис) — юридические акты.
56. Actis testantibus (а́ктис тэста́нтибус) — согласно документам.
57. Actore non probante reus absolvutur (а́кторэ нон проба́нтэ рэ́ус абсо́львутур) — при недоказанности иска истцом ответчик освобождается.
58. Actori incumbit onus probandi (а́ктори инку́мбит о́нус проба́нди) — бремя доказывания лежит на истце.
59. Actum atque tractatum (а́ктум а́тквэ тракта́тум) — сделано и обсуждено.
60. Actum est, ilicet (а́ктум эст, и́лицет) — дело закончено, можно расходиться.
Римское частное право
§ 1. Понятие и основные черты римского частного права
1. Историческое значение римского права. Настоящий учебник посвящен римскому частному праву периода его наибольшего развития (начиная с I в. н.э.). Среди отраслей римского права на первом месте стоит, как с точки зрения разработанности, так и с точки зрения своего значения для Рима и для последующих веков, именно частное право. Римское частное право оказало могущественное влияние на все дальнейшее развитие законодательства и правовых учений общества, основанного на частной собственности. Оно представляет собой одно из важнейших исторических явлений права. В силу исторических судеб римского права, сделавших его одним из факторов развития гражданского права, римское право должно быть знакомо каждому образованному юристу.
2. Понятие частного права. Мы говорим о римском частном праве, и потому необходимо выяснить, что понималось в Риме под частным правом.
В Риме еще в древние времена различались две отрасли права — публичное и частное право, ius publicum и ius privatum. Тит Ливий (I в. н.э.), очевидно, пользуясь уже сложившейся терминологией, говорит, что законы XII таблиц являются источником всего публичного и частного права.
Классическое разграничение публичного и частного права, перешедшее в века, дает Ульпиан:
Publicum ius est quod ad statum rei romanae spectat, privatum quod ad singulorum utilitatem (D. 1. 1. 1. 2).
(Публичное право есть то, которое относится к положению римского государства; частное — которое (относится) к пользе отдельных лиц.)
С точки зрения этого определения, кладущего в основу деления содержание нормы, т.е. различие в охраняемых правом интересах, под публичным правом следует понимать те нормы, которые непосредственно охраняют интересы государства и определяют правовое положение государства и его органов (термин ius, наряду со своим основным значением «право», «правомочие» и другими значениями, часто употребляется в смысле «нормы права»). Сюда относятся: строй государственных органов, компетенция учреждений и должностных лиц, акты, выражающие властвование государства (наказание преступников, взимание налогов и т.п.). Ульпиан (в цитированном фрагменте) указывает, что в состав публичного права входят «святыни, жрецы, магистраты» (in sacris, in sacerdotibus, in magistratibus consistit). Но этот перечень не является исчерпывающим. В ряде случаев «публичное право» понималось римскими юристами и в смысле вообще норм, имеющих безусловно обязательную силу и не могущих быть измененными путем соглашений частных лиц. Частное же право — это нормы права, защищающие интересы отдельного лица в его взаимоотношениях с другими людьми. В область частного права входят семейные отношения, собственность, наследование, обязательства и т.п.
Частное право противополагается публичному праву и является областью, непосредственное вмешательство в которую регулирующей деятельности государства является ограниченным. Оно предоставляет известный простор автономии отдельных лиц, т.е. глав семейств, товаропроизводителей, выступающих на рынке, и подобных им частных собственников, представителей класса рабовладельцев: человек волен защищать или не защищать свою собственность, волен предъявить иск или не предъявлять иска; содержание договора определяется соглашением сторон, — и договор защищается органами государства лишь в случае предъявления иска лицом, потерпевшим от неисполнения договора. Еще законам XII таблиц приписывается выражение: cum nexum faciet mancipiumque uti lingua nuncupassit ita ius esto — когда лицо совершает договор займа или приобретает собственность, то его словесные распоряжения да будут правом. Но эта частная автономия имеет свои пределы, определяемые публичным правом. Нормы публичного права должны быть соблюдаемы при всех условиях и не могут быть изменены отдельными лицами. Применительно к соглашениям об этом говорит Папиниан: Ius publicum privatorum pactis mutari non potest — публичное право не может быть изменено соглашениями частных лиц (D. 2. 14. 38). Вообще характер норм публичного права имели нормы, защищавшие интересы класса рабовладельцев в целом.
В настоящее время термин «частное право» сохранился в ряде буржуазных государств, в особенности там, где имеется различение гражданского и торгового права. В эти государствах (например, Франция, Германия) частное право включает в себя главным образом: а) гражданское право, б) торговое право.
В область гражданского права входят нормы, регулирующие имущественные правоотношения автономных субъектов оборота, не являющиеся торговыми, а также семейные правоотношения и некоторые личные права (подробности в курсе иностранного гражданского права), а в область торгового права — нормы, регулирующие специальные взаимоотношения купцов и торговые сделки. В государствах, где нет особого торгового права, говорят обычно просто о гражданском праве.
Во избежание недоразумений отметим, что Рим не знал термина «гражданское право» в указанном выше значении. Римский термин ius civile имел ряд значений. В особенности он означал: а) древнее право римских граждан (цивильное право), и в этом смысле «цивильное право» противополагалось преторскому праву; б) всю совокупность юридических норм, действующих в данном государстве (civitas) и выраженных в законах этого государства; в этом смысле ius civile противополагалось ius gentium и ius naturale.
Рим был государством рабовладельческим. Классу рабовладельцев противостоял класс рабов. Раб был вещью, находившейся в собственности господина, и никаких прав не имел. Права предоставлялись лишь свободным людям, и одной из основных задач римского частного права являлось закрепление за рабовладельцами неограниченной возможности эксплуатировать рабов. Коренное противоположение свободных и рабов, бесправие рабов являлось важнейшим принципом римского частного права, проходящим через всю его историю.
Но и не все свободные люди являлись, в особенности в древнейший период Рима, субъектами частного права. Первоначально полноправными людьми признавались лишь римские граждане. Все не входившие в римскую общину рассматривались в принципе как бесправные. Они считались «врагами» (hostes), которые не пользовались никакой защитой, которые могли быть уничтожены или обращены в рабство. Такое положение характерно для замкнутого хозяйства древней общины. Лишь развитие производства и обмена, расширение торговли с соседними государствами влекли за собой, и притом весьма постепенно, расширение круга лиц, являвшихся субъектами частного права в римском государстве.
Этот процесс шел двумя путями. С одной стороны, по мере роста территории римской державы и завоевания соседних государств происходило включение в римское государство ряда чужеземных общин; тем самым непрерывно увеличивалось количество римских граждан. К началу н.э. Римская империя включала в свой состав самые разнообразные муниципии, колонии, общины, провинции. Римское гражданство потеряло свои прежние, узко национальные, черты. С другой стороны, развитие торговли с другими народами вызвало необходимость признания и за купцами других стран основных частных прав, которые необходимы для торгового оборота: права собственности, права вступать в договоры и требовать исполнения договора путем судебного иска и т.п. Это предоставление прав чужакам достигалось главным образом не путем распространения на неримлян норм, исконно регламентировавших частные права римских граждан, но путем выработки претором для взаимоотношений римлян и неримлян (перегринов) и неримлян между собой особой системы частного права — «права народов» (ius gentium).
Ius gentium являлось неоднородным по своему составу: оно включало в себя как нормы, взятые из исконного римского права, так и нормы, заимствованные из права других народов (в частности — из греческого права) и доказавшие свою жизненность, свою пригодность для регулирования оборота. Можно сказать, что ius gentium вмещало в себя все значительное, что выработал античный мир в области правовых институтов, связанных с торговлей. Так создавался дуализм исконного римского права (цивильного права) и права народов, кончившийся победой ius gentium над исконным национальным римским правом (это произошло в первые века н.э. — подробности см. п. 12). Создание ius gentium, приспособленного для взаимоотношений купцов различных стран, явилось одним из обстоятельств, содействовавших рецепции римского права (п. 6) и обеспечило римскому частному праву его место в истории.
Изложенные обстоятельства привели к выработке юридического принципа, лежавшего в основе всего римского частного права и являвшегося в свое время огромным шагом вперед: появилось (хотя и с рядом ограничений) начало формального равенства в области частного права всех свободных лиц.
3. Основные черты римского частного права. На всем протяжении истории общества мы не встречаем другой системы частного права, достигшей такой детализации и столь высокого уровня юридической формы и юридической техники, как римское частное право. Следует в особенности отметить два правовых института, которые вызвали в Риме подробную регламентацию, имевшую особое значение для хозяйственного оборота Рима, для закрепления и усиления эксплуатации рабов и малоимущих свободных, производившейся верхушкой рабовладельческого общества.
Во-первых, институт неограниченной индивидуальной частной собственности, выросший из необходимости установить, в возможно широком объеме, права рабовладельцев на землю, обеспечить полную свободу эксплуатации рабов и предоставить купцам действительную возможность распоряжаться товарами.
Во-вторых, институт договора. Торговый оборот, достигший своего наивысшего развития в Риме в первые века н.э., и вообще ведение богачами крупного хозяйства вызвали необходимость подробной разработки разнообразных типов договорных отношений и детальнейшей формулировки прав и обязанностей контрагентов на основе твердости договора и безжалостного отношения к должнику, не выполнившему договора.
Римское частное право является предельным выражением индивидуализма и наибольшей свободы правового самоопределения имущих слоев свободного населения. К началу н.э. уже давно исчезли пережитки первобытно-общинного строя, проявления семейной общности имущества. В центре частного права стоит единоличный субъект собственности, самостоятельно выступающий в обороте и единолично несущий ответственность за свои действия. Индивидуализм в римском частном праве — это индивидуализм домохозяина, рабовладельца, ведущего хозяйство и сталкивающегося на рынке с другими такими же хозяевами.
Последовательное проведение этих начал, имеющих огромную ценность для господствующего класса общества, основанного на эксплуатации, сочеталось в Риме с находящейся на весьма высоком уровне формой выражения юридических норм.
Точность формулировок, ясность построения и аргументации и глубокая жизненность, конкретность и практичность права и вместе с тем полное соответствие всех юридических выводов интересам господствующего класса — все это является отличительными признаками частного римского права. Недаром многие римские юридические выражения и формулы перешли в века.
Мы не отрицаем, конечно, что видные римские юристы, насколько мы их знаем, были очень образованными людьми, превосходно знали труды своих предшественников и сложившуюся практику применения законов и эдиктов, великолепно сознавали потребности жизни, умели находить формулировки, в полной мере отвечающие интересам господствующего класса, и были первоклассными стилистами. Они вообще являлись очень культурными, по тогдашним понятиям, людьми.
Общее учение о договоре
Договор и соглашение
376. Значение слова «контракт». Практически наиболее важным источником обязательств в Риме был договор (contractus). Глагол contrahere по своему буквальному значению (con + trahere — стягивать) является синонимом глаголов obligare, adstringere. Он первоначально относился не только к договорам, но и к другим видам обязательств. Сопоставляя фрагменты 1 и 2 D. 1. 3, мы видим, что Папиниан, давая перевод определения Демосфена, пишет о деликтах, которые contrahuntur; совершить обман, совершить преступление передается в источниках нередко словами fraudem contrahere, crimen contrahere. Постепенно, однако, слова contrahere, contractus получили более тесное, специализированное значение договора как обязательства, возникающего в силу соглашения сторон и пользующегося исковой защитой.
Поздние римские систематики права пытались создать общее понятие conventio — соглашение, разветвляющееся на а) contractus — договор, пользующийся исковой защитой, и б) pactum — соглашение, по которому, как правило, иск не давался в силу правила ех nudo pacto actio non nascitur (Сентенции Павла, 2. 14. 1); защита по пактам давалась чаще всего путем ссылки на них в виде возражений (пп. 428-431).
Adeo conventions nomen generate est, ut eleganter dicat Pedius, nullum esse contractum [nullam obligationem], quae non habeat in se conventionem (D. 2. 14. 1. 3). — Название «соглашение» является до такой степени общим, что, как метко замечает Педий [юрист конца I в. н.э.], нет никакого договора [никакого обязательства], который не содержал бы в себе соглашения.
377. Сила договора в греческом праве. Ульпиан, объясняя слово conventio, говорит: подобно тому, как люди сходятся (conveniunt) с разных мест в одно, так, побуждаемые разными мотивами, они соглашаются в одном (in unum consentiunt). Мы знаем теперь, что это объяснение навеяно греческими авторами. Когда Демосфен говорит о согласии, установившемся в городе, он употребляет выражение he polls eis hen elthe — civitas in unum convenit. Старинное греческое правило гласило: как один с другим договорился (homologeim буквально — одинаково говорить), так оно и должно иметь силу (kyrion einai). Источники сохранили нам отрывок из комментария Гая к законам XII таблиц (D. 47. 22. 4). Упоминая о договоре товарищей между собой, Гай приводит на греческом языке отрывок, приписываемый им Солону: «Если члены одного дома (территориальное деление), или братства, или религиозных пиршеств, или общего стола, или погребального братства, или отправляющиеся за добычей, или для торговли, установят между собой чтонибудь, то это имеет силу (kyrion einai)». В тексте добавлена оговорка: поскольку их договор не противоречит публичному праву (demosia grammata). Это напоминает нам знаменитое изречение Папиниана:
Ius publicum privatorum pactis mutari non potest (D. 2.14.38). — Публичное право нельзя менять частными соглашениями.
Эта мысль о силе договоров получила яркое выражение у греков. У Демосфена несколько раз цитируется поговорка: «Hosa an tis hekon heteros hetero homologue kyria einai» — о чем друг с другом добровольно договорятся, то и господствует. И когда противник Демосфена делает ссылку на это правовое положение, то Демосфен добавляет существенную оговорку: «Да, милейший, договоры являются господами, но при том условии, что они правомерны — ta ge dikaia, о beltiste» (Против Афиногена, кол. 6). У Платона мы читаем вариант этой поговорки. «На d’an hekon hekonti homologes, phasim hoi poleos basileis — nomoi, dikaia einai» — в чем добровольно друг с другом договорятся, это является правом, так говорят цари государства — законы (Пир, 196. С). Итак, законы — это цари, а договоры — господа (kyrioi), носители права (dikaia).
В Риме только к концу республики появляется такая мысль и притом в устах людей, впитавших в себя греческую культуру.
Приведенное выше ходячее эллинское слово о силе договора пересказано у Цицерона в следующих словах: «Fundamentum iustitiae fides, id est dictorum conventorumque constantia et veritas» — основа права это верность, т.е. твердое и правдивое соблюдение слова и договора (De officiis, 1. 73).
Раннее римское право лишь постепенно поднялось до этого уровня. Вначале сила римского договора покоилась на его торжественной обрядности, на особой формальности.
Толкование договора
378. Противоречие между словами и намерением сторон. По мере развития торговых отношений и связанного с этим осложнения отдельных договоров возникает новая проблема.
Возможно несоответствие или противоречие между внешним выражением договора и тем, что сторона действительно имела в виду. Ответ давался простой:
Qui aliud dicit quam vult, neque id dicit, quod vox significat, quia non vult, neque id quod vult, quia id non loquitur (D. 29. 5.3). — Кто говорит одно, a хочет другого, тот не говорит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, что хочет, потому что он не те слова говорит.
Одним словом: что он сказал, того он не хочет, а что хочет, того он не сказал; стало быть, договор не состоялся. Но греческая культура подходила к делу тоньше. В Риторике Аристотеля (1. 13. 17) мы читаем: «Нужно обращать внимание не на слово (logos), а на намерение (dianoia)». Правда, это касалось закона, и римские юристы также восприняли это в отношении толкования закона и устами Цельза сказали:
Scire leges non hoc est verba earum tenere, sed vim ac potes-tatem (D. 1. 3. 17). — Знание законов не в том состоит, чтобы соблюдать их слова, а силу и значение.
Из области толкования закона эта мысль была перенесена в область толкования договора, поскольку сторона legem contractui dicit — провозглашает закон договора (D. 19. 1. 13. 26); еще раньше эта мысль получила применение при толковании воли наследодателя, выраженной в его завещании. Борьба между словом и волей стороны проходит через всю классическую юриспруденцию; начало этой борьбы ярко изображено Цицероном (Об ораторе, 2. 32) в рассказе о громком наследственном процессе, так называемая causa Curiana, в котором в качестве адвоката участвовал знаменитый юрист старой школы «veteres», бывший консул и верховный жрец
Квинт Муций Сцевола и на другой стороне известный оратор Красе. Поскольку это дело знаменует поворотный пункт в истории толкования договора, стоит на нем несколько остановиться.
379. Causa Curiana. Некто оставил завещание, в котором написал: «Если у меня родится сын и он умрет, не достигнув совершеннолетия, то я желаю, чтобы Курий был моим наследником». Случилось так, что сын вовсе не родился. Сцевола доказывал, что по буквальному тексту завещания Курий в данном случае не имеет прав, а наследство должно перейти к наследникам по закону. Красе ссылался на волю завещателя, на смысл завещания и отстаивал права Курия. Дело происходило около 90 г. до н.э. в эпоху Суллы, когда Цицерон был еще юношей. В передаче Цицерона, юрист Сцевола говорил de antiquis formulis — о древних формулах права, de conservando iure civili, о необходимости соблюдать консервативное начало в гражданском праве, что — captivum esset populo quod scriptum esset neglegi et opinione quaeri veritatem. — было бы ловушкой для народа, оставив в пренебрежении написанный текст, заниматься розыском воображаемой воли завещателя.
Сцевола себя прямо называет представителем «простых людей», т.е. тех, которые, по образцу и подобию Катона Старшего, сидят на земле. Иначе аргументирует Красе.
Он ссылается на то, что как раз — in verbis captio si neglegerentur voluntates. — в словах-то и заключается ловушка, если оставить без внимания волю.
В дальнейшей речи Красса слышатся слова, выросшие, вероятно, на почве ius gentium в условиях развитой торговли:
Aequum bonum sententias voluntatesque fueri. — Справедли-вость требует, чтобы мысли и воля соблюдались.
По мнению Красса, разделяемого Цицероном, ничего путного не получится, si verba non rem sequeremur — если мы будем руководствоваться словами, а не существом.
Тут, вероятно, отразилось основанное на законах грамматики высказывание греческой философии: «Учение и исследование следует вести не на основании имен и слов, но гораздо более на основании существа» (Платон, Кратил, 439 г.).
Со времени Цицерона и causa Curiana противопоставление толкования буквального и толкования по смыслу и намерению стало общепринятым у юристов.
Цицерон нам рассказывает, что это противопоставление вошло в результате causa Curiana в школьный обиход его дней.
Pueri apud magistros exercentur, cum alias scriptum alias aequi-tatem defendere docentur. — Мальчики у учителей упражняются на том, что одни учатся защищать написанный текст, а другие — справедливость.
380. Высказывания источников о противоречии слов и намерения. Интересно проследить по источникам борьбу этих двух начал в договорном праве.
Обратимся сначала к договорам торгового оборота:
In emptis et venditis potius id quod actum, quam id quod dictum sit, sequendum est (D. 18. 1. 6. 1. Pomponius). — В договоре купли-продажи нужно больше обращать внимания на то, что имелось в виду, чем на то, что было сказано.
Эта традиция восходит к Крассу в отличие от другой точки зрения, восходящей к Квинту Муцию Сцеволе:
Interdum plus valet scriptura quam peractum sit (D. 33. 2. 19. Modestinus). — Иногда больше значит написанный текст, чем намерение сторон.
В особенности это имело место в тех случаях, когда речь шла не просто о словах, а о торжественных формальных словах — verba soUemnia.
Однако по мере роста торгового оборота и завоевания Римом обширных рынков Средиземноморского бассейна договоры строгого права (stricti iuris) уступают место так называемым договорам доброй совести (Ьопае fidei contractus); вместе с тем торжествует та точка зрения, которая дает предпочтение намерению сторон.
Лучше всего эту мысль выразил Папиниан сначала в отношении завещаний, а затем и в отношении договоров:
In conventionibus testamentorum voluntatem potiusquam verba considerari oportet (D. 35.1.101). — В условиях завещаний следует принимать в соображение волю в большей степени, чем слова.
Та же мысль в отношении договоров:
In condicionibus contrahentium voluntatem potius quam verba spectari placuit (D. 50. 16. 219). — В соглашениях договаривающихся сторон было признано важным обратить внимание больше на волю, чем на слова.
381. Противоречие правовой строгости и милосердия. В позднейшей стадии развития, в византийскую эпоху, на смену противопоставлению verba — voluntas или dicta — acta (сказанное и желаемое) приходит другая пара понятий; с одной стороны — subtilitas iuris, rigor iuris — юридическая тонкость, строгость права, а с другой стороны — id quod humanius, benignius est — более человечное, более благожелательное. То новое, что классическим юристам в эпоху расцвета принципата представлялось как bonum et aequum — добрым и справедливым, т.е. соответствующим вновь выросшим интересам оборота, то в переводе на язык эпигонов (потомков) в эпоху идущего к гибели рабовладельческого хозяйства носит название человечного, благожелательного.
Не следует забывать, что слова милосердия и туманности являются в значительной мере данью пышной византийской фразеологии. Памятуя о милосердии, византийцы не забыли и о практической пользе. «Тат benignius quam utilius» (чем полезнее, тем благосклоннее) — гласит поздняя прибавка к классическому тексту. А римский рабовладелец руководился «гуманностью» лишь в тех случаях, когда это не расходилось с его интересами.
Еще в конце I в. н.э. составитель руководства по сельскому хозяйству Колумелла писал, что в отдаленных имениях выгоднее работать через мелких арендаторов, чем трудом рабов, и дает такой совет:
Comiter agat cum colonis пес dominus tenax esse iuris sui debet (Columella, De re rustica, 1. 7.1—7). — Пусть хозяин предупре-дительно обращается с мелкими арендаторами и пусть не держится цепко за свои права.
И Колумелла в свое время находил, что порой на смену rigor iuris, tenacitas, должна приходить comitas. Но юристы стояли на страже интересов господствующего класса и зорко следили за тем, чтобы кротость и милосердие (comitas, benignitas) не переходили определенных границ. Неслучайно сохранились в Дигестах характерные слова:
Liberalitatem captiosam interpretatio prudentium fregit (D. 2. 15. 5). — Заманчивое великодушие было сломлено толкованием юристов.
Пороки согласия
382. О пороках согласия. Бывает нередко, что выраженная в договоре воля стороны не возбуждает сомнений по своей ясности, вследствие чего отпадает надобность в выяснении и толковании того, что именно сторона хотела выразить. И тем не менее сторона утверждает, что то или иное заявление, хотя и сделано ею, но сделано под влиянием обмана, угрозы или насилия, ошибки. Каково было влияние этих обстоятельств на договор в римском праве?
383. Dolus и его различные значения. Начнем с вопроса о влиянии обмана — dolus, dolus mains на действительность договора. Слово dolus имело несколько значений, и римские юристы много занимались определением этого понятия. Сначала это означало не столько обман, сколько притворство. Цицерон (около 50 г. до н.э.) рассказывает, что при нем претор впервые ввел защиту в договоре стороны, ставшей жертвой обмана; когда у этого претора стали спрашивать, что же такое dolus, то он отвечал:
Cum aliud simulatur, aliud agitur (Cicero, De officiis, 3. 14. 60). —Когда одно делается для виду, а другое совершается (входит в намерение).
Это определение «aliud simulatur aliud agitur» встречается и у современника Цицерона, Сервия (D. 4. 3. 1. 2) и являлось традиционным (D. 2. 14. 7. 8), пока знаменитый Лабеон, живший при Августе, не опроверг его. С тех пор dolus стал обозначать «обман».
Labeo. sic definit dolum malum esse omnem calliditatem falla-ciam machinationem ad circumveniendum fallendum decipiendum alterum (D. 4. 3. 1. 2). — Лабеон дал такое определение: «Dolus malus есть всякая хитрость, обман, уловка для того, чтобы обойти, обмануть, уловить другого».
Наряду с таким значением dolus как обмана этим словом пользовались для обозначения более мягкого оттенка «недобросовестности», в особенности в выражении exceptio doli. Кроме того, словом dolus обозначается умысел, dolus malus — злой умысел.
Первоначальный формализм римского права вел к тому, что договор так называемого строгого права — stricti iuris, заключенный под влиянием обмана, все-таки считался договором.
Об этом нам рассказывает Цицерон. Его приятель, большой любитель рыбной ловли, хотел купить усадьбу близ Неаполя. Главным образом его привлекал пруд, и он хотел удостовериться, водится ли в нем рыба. Продавец нанял нескольких окрестных крестьян, которые взялись разъезжать на лодках по пруду, закидывая удочки и невода. Обрадованный покупатель уплатил деньги за имение, а назавтра выяснилось, что рыбная ловля оказалась ловко разыгранной сценой. Цицерон добавляет, что положение покупателя оказалось тяжелым потому, что претор Аквилий (возможно, что речь идет о знаменитом Аквилий Галле) еще не ввел иска в защиту от обмана:
Nondum enium М. Aquilius coUega et familiaris meus protulerat de dolo malo formulas (Cicero, De officiis, 3. 14. 58). — Мой товарищ и приятель Аквилий еще не ввел формулы для защиты от обмана.
Не исключена возможность, что эта именно ловко разыгранная сцена рыбной ловли и послужила основанием для определения dolus как такого поведения, когда aliud simulator, aliud agitur — одно делается для виду, а другое входит в намерение. Во всяком случае, исходя из этого казуса, Цицерон обосновывает необходимость actio de dolo.
В упомянутой книге Цицерон пишет:
Ratio postulat, ne quid insidiose, ne quid simulate, ne quid fallaciter [fiat] (Ibid., 3. 17. 68). — Разум требует, чтобы чего не делали злокозненно, ничего притворно, ничего обманно.
384. Actio doli. При Цицероне же претор, в силу предоставленной ему высшей власти (imperium), ввел в эдикт защиту стороны, потерпевшей от обмана, путем предоставления ей иска actio doli:
Verba edicit talia sunt: quae dolo malo facta esse dicentur, si de his rebus alia actio non erit et iusta causa esse virebitur, intra annum iudicium dabo (D. 4. 3. 1. 1). — Эдикт гласит следующее: «Если что-либо совершено обманно и по этому поводу другой исковой защиты не будет, то при наличии надлежащего основания и в течение года я буду предоставлять иск».
Таким образом, actio doli давалась при наличии следующих условий: а) при отсутствии иного средства исковой защиты, т.е. субсидиарно (вспомогательно); б) если со дня совершения обмана прошло не более года; в) по оценке обстоятельств дела — iusta causa, causa cognita.
Лицо, против которого состоялось присуждение по такого рода иску, подвергалось инфамии (бесчестию) и таким образом клеймилось позором как обманщик. Но в Риме случалось нередко, что жертвой обмана становилось лицо низкого звания — humilis, а обманщиком — лицо, занимающее высокое положение, — qui dignitate excellit. Ульпиан, которому далеко не чужды понятия bonum et aequum, benignum et humanum, ставит себе вопрос, как быть, если требуется дать actio doli «человеку простого звания против бывшего консула с высокой репутацией или вообще человеку подлого звания против лица благородного образа жизни» (D. 4. 3. И. 1).
Неужели заклеймить инфамией высокопоставленное лицо? Этот вопрос вставал за 200 лет до Ульпиана еще перед Лабеоном — et ita Labeo.
С одной стороны, лицо, принадлежащее к верхушке господствующего класса, а с другой стороны, нельзя допускать, чтобы мошенник наживался — ех dolo suo lucretur. Как же быть? Quid ergo est? Гибкий ум римского юриста, стремящегося защитить привилегированное положение знати, советует:
In horum persona dicendum est in factum, verbis temperandam, actionem dandam (Ibid). — Против таких лиц нужно давать особый иск, основанный на обстоятельствах дела, смягчив соответствующие выражения.
Иск actio doli был «арбитрарный» (п. 63), т.е. в исковую формулу претор включал слова nisi res arbitrio tuo restituatur — если, по предложению судьи, ответчик не восстановит первоначального положения.
Nisi fiat restitutio, sequitur condemnacio, quanti ea res est (D.4. 3. 18. pr.). — Если не последует поворота в первоначальное положение, то имеет место присуждение стоимости ущерба.
385. Exceptio doli generalis. До сих пор мы говорили об actio doli, т.е. о том случае, когда потерпевший от обмана оспаривал путем предъявления иска заключенный им договор или совершенное им действие. Если потерпевшим оказывался ответчик, то претор давал ему защиту в виде возражения, exeptio doli.
Si quis cum aliter eum convenisset obligari, aliter per machina-tionem obligatus est, erit quidem subtilitate iuris obstrictus, sed doli exceptione uti potest (D. 45.1. 36). — Если кто-либо договорился вступить в одно обязательство, а вследствие обмана оказался вступившим в другое, то хотя он строго юридически обязан, однако он может воспользоваться возражением о допущенном обмане.
В данном случае выдвигаемая ответчиком exceptio doli имеет в виду dolus, допущенный до предъявления иска, например, при заключении договора. Этому dolus присвоено было впоследствии наименование dolus specialis — dolus в тесном смысле слова. В отличие от dolus specialis говорят о dolus generalis, когда dolus имеет место в самом факте предъявления иска. Например, должник заключил с кредитором соглашение о прощении долга — pactum de non petendo, тем не менее кредитор предъявляет иск. Должник может защищаться, ссылаясь на состоявшееся соглашение — exceptio pacti de non petendo; но он также может ссылаться на недобросовестность кредитора, проявленную в самом факте предъявления такого иска, который заведомо для истца парализуется эксцепцией. Такого рода эксцепция носит название exceptio doli generalis.
Dolus generalis имеет место, как указано, в самом факте предъявления иска.
Dolo facit qui petit quod redditurus est (D. 44. 4. 8. pr.). — Недобросовестно поступает тот, кто взыскивает то, что ему придется вернуть.
Exceptio doli излагалась в виде следующей оговорки в исковой формуле, которую давал претор:
Si in ea re niliil dolo Auli Agerii factum sit neque fiat (Гай. 4. 119). — Если в этом деле ничего не было совершено и не совершается по «злому коварству» истца Авла Агерия.
В этой формуле говорится об обоих видах dolus: как о том, который имел место — factum sit, до предъявления иска, т.е. dolus specialis, так и о том dolus, который имеет место при предъявлении иска — «fiat», т.е. о dolus generalis. Dolus specialis иначе называют dolus praeteritus, т.е. dolus в прошедшем времени (factus — совершенный) в отличие от dolus generalis или dolus praesens (в настоящем времени: fiat), имеющий место в самом процессе.
С этой целью применены такие приемы: in domo inclusit, ferro vinxit, in carcerem deduxit — запер в доме, связал цепями, отвел в темницу.
Populi Romani magistratus vel provinciae praeses si mortis aut verborum terrore pecuniam alicui extorsit (D.4.2.3.1).— Римский магистрат или презес провинции под угрозой смерти или бичевания вымогал у кого-либо деньги.
387. Угрозы. Анализируя понятие metus, Лабеон пришел в начале I в. н.э. к выводу, что это есть timor maioris malitatis — страх перед большим злом (D. 4. 2. 5). В данном случае Лабеон переносил на римскую почву учение греческой философии. Аристотель в Никомаховой Этике, кн. III, § 1 (в начале), говорит о действиях, совершаемых из страха перед большим злом — phobos meizonon kakon. Аристотель подробно разбирает вопрос о том, являются ли такие действия недобровольными или все-таки добровольными. Цельз, воспроизводя греческую мысль в терминах римского права, так решает вопрос о договоре, стоящем на грани добровольного и недобровольного действия:
Si patre cogente ducit uxorem, quam non duceret, si sui arbitrii esset contraxit matrimonium, quod inter invitos non contratiitur: maluisse hoc videtur (D. 23. 2. 22). — Если уступая принуждению отца, подвластный сын вступил в брак с женой, которой он не взял бы, если бы располагал свободным усмотрением, то брак все-таки действителен; поскольку в брак не вступают против воли, следует считать, что он предпочел этот выход из положения.
Павел, живший на сто лет позднее Цельза, дал определение понятия принуждения и его юридического эффекта:
Si metu coactus, adii hereditatem, puto me heredem effici, quia quamvis si liberum esset, noluissem, tamen coactus volui (D. 4.2. 21. 5). — Если, вынужденный угрозой, я принял наследство, то полагаю, что я стал наследником; правда, если бы я был свободен в своем выборе, я бы не пожелал принять, однако, хотя и вынужденный, но я все же пожелал.
Итак, сделка, совершенная под влиянием угрозы, сама по себе не становится вследствие этого недействительной. Однако в данном примере с наследством, как и в других подобных случаях:
Per praetorem restituendus sum ut abstinendi mihi potestas tribuatur (там же). — Претор должен дать мне поворот в первоначальное положение и тем предоставить возможность воздержаться от принятия наследства.
388. Преторские средства защиты. Претор предоставляет стороне, сделавшей волеизъявление под влиянием угроз или насилия:
(1) Либо восстановление в первоначальное положение, restitutio in integrum.
(2) Либо actio metus causa. Лицу, которое заключило договор под влиянием угроз или насилия, предоставляется право в течение года требовать четырехкратного возмещения, если ответчик не произведет добровольно реституции; по истечении года иск дается в однократном размере по оценке обстоятельств дела.
(3) По аналогии со случаями, разобранными выше при dolus, если к лицу предъявлялось исковое требование на основании сделки, заключенной под влиянием угроз и насилия, то ему давалась exceptio metus.
389. Попытки смягчить понятие насилия. Подобно тому, как понятие dolus смягчилось от «хитрости, обмана, уловки» до недобросовестности в выражении exceptio doli, так и в отношении vis наметилась попытка перейти от понятия грубого насилия к более утонченному и вместе с тем к более широкому понятию. При рассмотрении одного спора тяжущаяся сторона заявила: «vim nullam feci» (никакого насилия я не совершал). В ответ на это Марк Аврелий указал:
mentis trepidatio, metus instantis vel ftituri periculi causa (D. 4. 2. 1). — душевный трепет из-за страха перед настоящей или будущей опасностью.
390. Ошибка (заблуждение). При обмане и насилии одна сторона становится жертвой действий другой стороны; но сторона может впасть в заблуждение независимо от воздействия другой стороны. Заблуждение может касаться: а) характера сделки; б) предмета договора; в) личности контрагента.
391. Ошибка в характере сделки (error in negotio). Одна сторона ошибочно считает, что получает предмет в виде дара, в то время как другая имеет в виду дать его во временное безвозмездное пользование. Договор не состоялся, так как между сторонами вследствие происшедшей ошибки нет согласия (consensus), а есть разногласие (dissensus).
392. Ошибка в предмете (error in re).
Si tiominem stipulatus sim et ego de alio sensero, tu de alio, nihil acti erit, nam stipulatio ex utriusque consensu perficitur (D. 45. 1. 137. 1). — Если ты обязался no стипуляции дать мне раба, причем я имел в виду одного, а ты другого, то никакой сделки не состоится, так как обязательство по стипуляции возникает в результате обоюдного согласия.
Таким образом, ошибка в объекте так же, как и ошибка в характере сделки, ведет к отсутствию требуемого согласия.
Допустим, я уверен, что покупаю раба Стиха, а ты полагаешь, что продаешь Памфила; или я думаю, что покупаю один земельный участок (семпронианский), а ты полагаешь, что продаешь другой участок (корнелианский).
Cum in согроге dissentiatur, apparet nullam esse emptionem (D.18.1. 9. pr.). — Когда есть разногласие в отношении самого предмета, то продажа, очевидно, недействительна.
Конечно, добавляет юрист, si in nomine dissentiamus, verum de corpore constat — если расхождение касается только названия, а относительно самого предмета нет сомнения, то продажа действительна.
393. Влияние греческой философии на учение о заблуждении. В этом противопоставлении названия с самим предметом (nomen — corpus) мы сталкиваемся с учением греческих грамматиков и философов. В изложении римских юристов дело осложняется введением нового момента: понятия «субстанции», сущности, или употребляемого римскими юристами греческого термина ousia; иногда в этом смысле они употребляют слово «материя». Допустим, ты мне продаешь вещь: ты ее продаешь как золотую, а она — медная (aes pro auro); ты продаешь как вино, а оно оказывается уксусом (acitum pro vino).
Когда речь идет о покупке золотой вещи, оказавшейся медной, Павел считает, что тут есть соглашение относительно предмета — consensus in согроге, и потому сделка действительна как купля-продажа медной вещи, однако: ех doli mali clausula tecum agam, si sciens me fefelleris (D. 45. 1. 22). — я [покупатель] буду иметь к тебе требование, основанное на dolus, если ты [продавец]меня заведомо обманул.
Ульпиан считает, что в тех случаях, когда — aes pro auro veneat, non valet venditio (D. 18. 1. 14). — медь продана как золото, продажа недействительна.
Марцелл же считает, что и в этом случае (aes pro auro — медь под видом золота) сделка действительна (D. 18.1. 9. 2).
Чем же объясняется такое расхождение юристов? Дело в том, что они вводят, под явным влиянием греческой философии, наряду с необходимостью согласия относительно предмета (consensus in согроге), необходимость согласия относительно вещества, из которого предмет сделан (consensus in materia).
Марцелл, со своей стороны, считает:
Emptionem esse et venditionem quia in corpus consensum est, etsi in materia sit erratum (D. 18. 1. 9. 2). — Купля-продажа имеет место, так как есть согласие о предмете, хотя имеется заблуждение о веществе [из которого сделан этот предмет].
Наоборот, Ульпиан полагает:
Nullam esse venditionem, quotiens in materia erratur. — Купля-продажа недействительна, поскольку есть заблуждение относительно «материи».
Ульпиан считает, что если было продано вино, то, хотя бы оно в момент продажи скисло и превратилось в уксус, «материя» осталась та же и продажа действительна (D. 18. 1. 9. 2). Равным образом, если позолоченная вещь продана как золотая, то — valet venditio quia aliquid auri habeat (D. 18.1.14). — продажа действительна, так как вещь заключает в себе хоть немного золота.
Другие же юристы, в особенности более ранние, придавали значение субъективной стороне сделки, т.е. знали ли стороны о том, что продается одно вместо другого или обе ошибались. Так, например, если стороны заблуждались и приняли посеребренный стол за стол из цельного серебра, то, по мнению одних, продажа действительна (D. 18. 1. 45), по мнению других — недействительна.
Мы видим, таким образом, что учение о влиянии заблуждения на действительность сделки вызывало у римских юристов большие разногласия, которые у них обосновываются различной философской оценкой таких понятий, как «корпус», «субстанция», «материя», и, наконец, субъективная сторона сделки (ignorantia, imprudentia — неведение).
394. Ошибка в лице (error in persona). Цельз приводит такой случай. Ты просил денег взаймы у меня и у Тиция. Удовлетворяя твою просьбу, я дал приказ моему должнику внести тебе деньги (delegatio nominis — см. п. 355). Ты деньги получил, ошибочно полагая, что их внес должник Тиция, а не мой должник. Цельз полагает, что в данном случае имеется наличие заблуждения и, стало быть, отсутствие согласия обеих сторон, а потому nullum negotium mecum contraxisti — ты со мной не заключил никакой сделки.
Но обязательство все же возникло, хотя и не вытекающее из договора.
Quia pecunia mea ad te pervenit, eam mihi a te reddi bonum et aequum est (D. 12. 1. 32). — Так как мои деньги очутились у тебя, то справедливость требует, чтобы ты их мне возвратил.
Цельз здесь оперирует известным уже нам понятием bonum et aequum, которое в руках римских юристов было гибким орудием для того, чтобы дать внешнее обоснование приспособлению права к потребностям оборота. Недаром именно Цельзу принадлежит знаменитое изречение «ius est ars boni et aequi» — право есть искусство оперировать понятиями «bonum et aequum». Цитированный выше случай Цельз разрешает в том смысле, что обязательство возникло, притом не из договора, а в силу неправомерного обогащения (кондикции). Этот случай принято по имени Цельза Ювенция называть condicio luventiana.
Условие и срок
395. Понятие условия. Мы читаем в Институциях Юстиниана:
Omnis stipulatio aut pure aut in diem aut sub condicione fit (I. 3.15. 2). — Всякая стипуляция совершается либо чисто [т.е. без зависимости от условия или срока], либо с прибавлением срока или под условием.
Сказанное о стипуляции является пересказом мысли, высказанной юристом об обязательствах вообще: debetur (долг возникает) sive pure sive in diem vel sub condicione (D. 50. 16. 10). Договор является условным, если его действие поставлено в зависимости от будущего неизвестного события, т.е. такого события, о котором неизвестно, наступит ли оно или не наступит.
Si Titius consul factus erit quinque aureos dare spondes? (I. 2.15. 4). — Если Тиций сделается консулом, обязуешься ли дать пять золотых?
Следует отличать начальный момент срока — dies а quo, т.е. момент, с которого договор начинает действовать, и конечный момент — dies ad quem, т.е. момент, до которого договор действует. Промежуток времени между начальным и конечным моментом назывался spatium temporis. Dies а quo (или чаще просто dies) мы также называем день, при наступлении которого обязательство подлежит исполнению, например, я обязуюсь уплатить 1 марта. Сила обязательства, для исполнения которого установлен в договоре срок, так формулируется римским юристом:
Praesens obligatio est, in diem autem dilata solutio (D. 45. 1. 46. pr.). — Обязательство налицо, но исполнение перенесено на определенный день.
Договор, не осложненный ни условием, ни сроком, называется contractus purus, буквально: чистый договор.
397. Сделки, не допускающие условий и сроков. В древнем праве, в котором преобладали договоры строго формальные, условия и сроки не допускались в целом ряде сделок.
Actus legitimi qui non recipiunt diem vel condicionem, velut: mancipatio, acceptilatio, hereditatis aditio, servi optio, datio tutoris, in totum vitiantur per temporis vel condicionis adiectionem (D. 50.17.77). — Формальные сделки, не допускающие прибавления срока или условия, как, например, манципация, акцептиляция, принятие наследства, выбор легатарием одного из нескольких завещанных на выбор рабов, назначение опекуна, опорочиваются полностью в случае прибавления срока или условия.
Можно считать, что условия стали сначала вноситься в более гибкие консенсуальные договоры. По крайней мере, Гай пишет: lam enim non dubitatur, quin sub condicione res venire aut locari possint (Гай 3. 146). — Теперь уже не подлежит сомнению, что продажа и наем могут быть совершены под условием.
398. Условие суспензивное и условие резолютивное. В отношении условия римские юристы различали, с одной стороны, условие, при осуществлении которого возникает действие сделки; впоследствии такое условие стали называть отлагательным, или суспензивным. С другой стороны, юристы знали условие, при осуществлении которого прекращается действие сделки; такое условие стали называть отменительным, или резолютивным.
Пример суспензивного условия, данный юристом старой школы Квинтом Муцием Сцеволой:
Si Andronicus servus meus heredi meo dederit decem [milia] liber esto (D. 40. 26.1). — Если мой раб Андроник даст моему наследнику десять тысяч, то пусть он будет свободен.
Андроник был рабом, затем в период от принятия наследником наследства до выплаты 10 000, т.е. до осуществления условия, Андроник считается statu liber, т.е. он еще не свободен, interea heredis servus est —он в промежуточный период является рабом наследника (Гай. 2. 200), но он имеет возможность стать свободным, уплатив 10 ООО наследнику или тому лицу, кому наследник продаст Андроника.
Пример резолютивного условия:
Si ad diem pecunia soluta non sit, ut fundus inemptus sit (D. 18.3. 2). — Если деньги не будут уплачены к определенному моменту, то земельный участок будет считаться непроданным.
Это условие в договоре купли-продажи носит название lex com-missoria.
Si fundus commissoria lege venierit, magis est ut sub condicione resolvi quam sub condicione contrahi videatur (D. 18. 3. 1). —
Если земельный участок продан под условием расторжения в случае неуплаты цены в срок, то представляется, что под условие поставлено расторжение договора [отменительное условие], а не возникновение его [отлагательное условие]
Одно и то же условие может быть редактировано как суспензивное и как резолютивное. Пример: куплен раб или лошадь с правом ознакомления и проверки до определенного срока; можно формулировать в виде резолютивного условия:
Si in triduo displicuisset, ut inemptus esset [ut redderes] (D. 18.1. 3; D. 19. 5. 20. pr.). — Если в течение трех дней не понравится, пусть считается некупленным [верни].
Можно редактировать суспензивно:
Si placuisset, emeres (D. 19. 5.20). — Если понравится, то останется за тобой [как купленный].
399. Влияние условия на сделку. Какова была сила обязательства до наступления отлагательного условия, т.е. в период pendente condicione — когда условие еще не осуществилось. В отличие от обязательства, по которому срок еще не наступил, при условном обязательстве в период pendente condicione, нельзя говорить о том, что obligationem perfectam esse — обязательство полностью налицо. Если условие не осуществилось, то договора нет, притом ab initio — с самого начала.
Si defecerit condicio, nullam esse emptionem (D. 18. 6. 8. pr.). —
Если условие отпало, то договора [продажи] нет.
Если отлагательное условие осуществлялось, то договор считался purus — безусловным, притом с обратным действием, т.е. с самого начала — ab initio, ex tune. В этом смысле источники высказываются чаще, хотя и не всегда.
Cum enim semel condicio exstitit, perinde habetur, ac si illo tempore, quo stipulatio interposita est, sine condicione facta esset (D. 20. 4.11.1). — Если [отлагательное]условие осуществилось, то считается, как будто договор в момент своего заключения был совершен без условий.
Наступлению условия равносильно такое действие заинтересованной в наступлении условия стороны, которое препятствует осуществлению условия.
Iure civili receptum est: quotiens per eum, cuius interest condicionem non impleri, fit, quominus impleatur, ut perinde habeatur, ac si impleta condicio fuisset (D. 35. 1. 24. lulianus; D. 50. 17. 161. Ulpianus). — Цивильное право признает: если сторона, для которой наступление условия представляет интерес, своими действиями препятствует наступлению условия, то условие считается как бы наступившим.
Пример, приводимый Юлианом:
Рабыне завещана свобода при условии, если она родит троих: однако наследник принял меры ut abortum faceret (D. 40. 7. 3.16).
Условие должно быть возможное. Классическим примером невозможного условия считалось: si digito caelum tetigeris — если ты коснешься пальцем неба (Гай. 3. 98).
400. Невозможное условие. Невозможное условие влекло за собой недействительность договора: в отношении завещания большинство юристов склонялось к тому, чтобы такое условие считать ненаписанным.
Условие, далее, не должно противоречить закону и добрым нравам. Как пример Павлом приводится договор обручения, в котором обусловлена неустойка на случай, если от вступления в брак откажется та или другая сторона.
Inhonestum visum est vinculo роепае matrimonia obstringi (D. 45. 1. 134. pr.). — Показалось недобропорядочным связывать брак узами неустойки.