Эфтой силой что значит
Комментарии к стихам (страница 32)
Прощание с Мариенгофом (с. 184).— Журн. «Гостиница для путешествующих в прекрасном», М., 1922, № 1, ноябрь, с. 3.
Печатается по первой публикации.
Датируется временем отъезда Есенина за границу вместе с Айседорой Дункан (10 мая 1922 г.).
В «Романе без вранья» А. Б. Мариенгоф заметил, что за три дня до отлета в Кенигсберг Есенин зашел к нему:
— А я тебе, дура-ягодка, стихотворение написал.
Есенин читает, вкладывая в теплые и грустные слова теплый и грустный голос. (Мариенгоф Анатолий. Роман без вранья. Л., Прибой, 1927, с. 131).
Опубликовано А. Б. Мариенгофом в журнале во время пребывания Есенина за рубежом. Стихотворение не входило ни в одну прижизненную книгу поэта.
«В «Собрание» Есенин его не включил» (Комментарий — ГЛМ).
Анатолию Мариенгофу посвящено несколько есенинских произведений 1918—1921 годов. Среди них такие, как «Ключи Марии», «Сорокоуст», «Пугачев». В свою очередь, и Мариенгоф над несколькими своими вещами 1919—1925 годов обозначил посвящение: Сергею Есенину. Стихотворение, врученное Есенину перед его отъездом за границу, в книге «Роман без вранья» Мариенгоф назвал по примеру есенинского — «Прощание с Есениным». Вот его полный текст:
Какая тяжесть!
Тяжесть!
Тяжесть!
Как будто в головы
Разлука наливает медь
Тебе и мне.
О, черная и золотая.
В тот вечер ветреное небо
И над тобой,
И надо мной
Подобно ворону летало.
Надолго ли?
О, нет.
По мостовым, как дикие степные кони,
Проскачет рыжая вода.
Еще быстрей и легкокрылей
Бегут по кручам дни.
Лишь самый лучший всадник
Ни разу не ослабит повода.
Но все же страшно:
Всякое бывало,
Меняли друга на подругу,
Сжимали недруга в объятьях,
Случалось, что поэт
Из громкой стихотворной славы
Шил женщине сверкающее платье.
В твоей руке моя захолодает
И оборвется встречный поцелуй!
Так обрывает на гитаре
Хмельной цыган струну.
Здесь все неведомо:
Такой народ,
Такая сторона.
(Анатолий Мариенгоф. Стихи и поэмы. 1922—1926.
М., 1926, с. 39—40. На обл.:
Новый Мариенгоф).
Рецензируя № 1 журнала «Гостиница для путешествующих в прекрасном», критик Л. Вас-ий ‹Л. Василевский› писал: «Очень раздражает обилие семейного материала: стихи Есенина «Прощание с Мариенгофом», интимные письма того же Есенина к тому же Мариенгофу и другим лицам. Все эти Толенька, Толики и Сашуры и пр. — провинциализм дурного тона и почти наглость» («Красная газета». Веч. вып., Пг., 1922, 4 дек., № 58).
Известен более поздний отзыв о стихотворении «Прощание с Мариенгофом». Писательница русского зарубежья Н. Н. Берберова в своей книге «Курсив мой», написанной в 60-е годы, называет это стихотворение Есенина «нежнейшим из всех его стихов» (Берберова Н. Курсив мой. Автобиография. Мюнхен, 1972, с. 239—240).
Мне страшно — ведь душа проходит // Как молодость и как любовь. — Здесь перефразированы строки из стихотворения В. С. Чернявского. Об этом он сам говорит в письме к С. А. Толстой-Есениной от 5 сентября 1926 года: «Книжечка Мариенгофа ‹Воспоминания о Есенине. М., 1926›, где есть только два хороших места, в общем произвела на меня отвратительное впечатление, я таким его себе и представлял. Но есть в ней и кое-что неожиданное для меня, очень поразившее: стихи Сергея. Я уверен, что когда он писал строфу «Мне страшно» и т.д., вспомнилось ему одно из моих обращений к нему, очень давних, и он повторил его в перифразе. У меня было так:
Себя, себя люби и славословь.
О А. Б. Мариенгофе см. также коммент. к стихотворению «Я последний поэт деревни. » в т. 1 наст. изд.
« Грубым дается радость. » (с. 186). — С. Есенин. Стихи. (1920—24), М.—Л., 1924, с. 39—40. В разделе «Москва кабацкая».
Беловой недатированный автограф (ГЛМ); черновой автограф, ст. 9—12, с датой: «1923» (частное собрание, Москва).
Печатается по беловому автографу (ГЛМ).
Датируется по фрагменту чернового автографа.
Ю. Н. Либединский (1898—1959) вспоминает о таком разговоре с Есениным:
— Сережа, у тебя вот сказано:
Мальчик такой счастливый
И ковыряет в носу.
Ковыряй, ковыряй, мой милый,
Суй туда палец весь,
Только вот с эфтой силой
В душу свою не лезь.
Ведь слово «эфтой» — это все-таки оборот не литературный, вульгаризм.
— А как иначе ты скажешь? С «этою» силой? — спрашивает он, смеется, и разговор прекращается, чтобы возобновиться спустя несколько дней.
— Помнишь, ты говорил о нарушении литературных правил? — напоминает он. — Ну, а тебе известны эти строки:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
— Мастер, верно? А ведь тут прямое нарушение грамматики. По грамматическим правилам надо бы сказать: «И руки, которыми ты обняла свои колени, кажутся мне особенно тонкими». Ну, что-то в этом роде: «обняв» или «обнявшие»? Но «обнявшие колени» — ничего не видно, а «колени обняв» — сразу видишь позу.
«нарушать» правила языка, надо в совершенстве им владеть (Восп., 2. 144—145).
В рецензии на сборники Есенина «Стихи» (1920—24) и «Москва кабацкая» А. Лежнев отмечал: «За «страшным» названием «Москва кабацкая» скрываются мягкие лирические стихотворения, грустные и жалобные. ‹ далее цитируются ст. 1—8 стихотворения «Грубым дается радость. »›. В них совершенно отсутствует поэтизация разгула или порочное очарование, которое присуще, например, стихам Бодлера. Потому нельзя говорить об их опасности. Есенин кается еще прежде, чем согрешил» (журн. «Печать и революция», М., 1925, кн. 1, янв.— февр., с. 130).
Папиросники (с. 188). — Кр. нива, М., 1927, № 9, 27 февр., с. ‹1›. Под стихотворением помета: «1923 г.». «Папиросники» напечатаны вместе со стихотворениями: «День ушел, убавилась черта. », «Ямщик», «Пороша» под общим заголовком: «Неизданные стихи Сергея Есенина».
Датируется по помете.
В журнале к «Папиросникам» дано редакционное примечание: «Стихотворение доставил Ал. Кулёмкин, б. студент Литературно-Художественного Института имени Валерия Брюсова».
Сам А. Ф. Кулёмкин в очерке «Есенин и студенты» вспоминал об одной из встреч с поэтом: «Я прочитал стихотворение «Гамены» — о беспризорниках, ночевавших в норах и нишах китайгородской стены. Есенин прочитал свое стихотворение «Папиросники». Текст этого стихотворения он оставил у меня. Потом оно было напечатано в № 9 журнала «Красная нива» за 1927 г.» (Сб. «Воспоминания о Сергее Есенине», М., 1965, с. 427).
В 1926 году в ростовской газете «Молот» от 31 января, № 1347 была напечатана информация «К вечеру памяти Сергея Есенина». В ней, в частности, говорилось: «В Ростове у частных лиц имеется несколько рукописей Есенина. Среди них одно из стихотворений «Москва кабацкая», написанное от руки карандашом, и редкое стихотворение «Папиросники» (рукопись)». Что это были за автографы, выяснить не удалось.
Кулёмкин Александр Федорович (1895—1971), литератор, издательский работник. Встречался с Есениным в Москве в 1921—1922, 1923—1925 годах.
ПОЧЕМУ ТВАРДОВСКИЙ НЕ ЛЮБИЛ ЕСЕНИНА
18 декабря ушел из жизни Александр Твардовский (1910-1971).
Его да Рубцова числят прямыми последователями Есенина, меж тем, как оба относились к Сергею Александровичу, мягко говоря, сложно. Рубцов возводил свою генеалогию к Тютчеву и Фету, а Твардовский прямо от Есенина открещивался.
Вот, скажем, 1960 год. Твардовский входит в комиссию по изданию собрания есенинских сочинений. А в дневник заносит следующее: «Задумал написать письмо в ЦК о необходимости издать хоть небольшие однотомники поэтов, вкупе не причинивших столько вреда, сколько один Есенин, но принадлежащих нашей поэзии, – Гумилева, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака, может быть, Ходасевича»
В чем усматривал вред Есенина автор «Василия Теркина»?
Есенин не застал появления на литературной арене новой крестьянской поэзии. Знамя ее Михаил Исаковский, был всего на пятилетку младше Есенина, но первую книгу издал только через два года после гибели Сергея.
Исаковского Твардовский ставил по значимости сразу после Некрасова, Есенина минуя.
Основная претензия Твардовского повторяет как под копирку претензию большинства есенинских недругов. Ее зафиксировал для истории Лев Озеров: «Родился в деревне, но деревни он не знает. Оперный персонаж. Садко в красных сапожках».
Вспомним, замечание Ходасевича, что в Есенине раздражали именно гетры. Критику Маяковским есенинской поддевки. Направленный на сережкины валенки лорнет Гиппиус.
Позвольте, но это ведь ранний Есенин, клюевский подголосок, а потом…
Поздний Есенин Твардовскому не нравился как раз исповедальностью, за которой он, вот удивительно!, подозревал игру, хотя там-то наличествовала полная гибель всерьез: «Да он и не столько пьян, сколько притворяется…»
Сам Твардовский был не чужд выпивки, о его запоях ходили легенды, но вот стихийного разгула напоказ главред «Нового мира» был лишен. Он считал свой недуг болезнью и совсем не стремился показаться в пьяной красе читателям.
Может, Твардовский и был бы к коллеге снисходительнее, не чувствуй он как влияние Есенина растет и крепнет. Действительно, взяв на вооружение есенинскую маску под него ныл чуть ли не каждый второй абитуриент Литинститута. Тщетно Твардовский советовал молодым поэтам оглянуться мимо Есенина на Лермонтова с Некрасовым, дабы убедиться, «что поэт он, Есенин, в сущности посредственный».
Ведь Твардовский работал над стихами до кровавых мозолей, не позволяя себе поблажки и поэтические вольности Есенина типа «Только вот с эфтой силой в душу свою не лезь», проводил по разряду непростительного «спустя рукава».
Но, конечно, Александр Трифонович не выплескивал вместе с водой ребенка. Другое дело, что его похвалы Есенину звучали, как правило, в публичной плоскости и были менее эмоциональны, чем в разговорах задушевных. И даже ратуя за включение есенинских произведений в школьную программу, Твардовский подчеркивал свое нестандартное отношение к самому Есенину, сказав на Всесоюзном съезде учителей: «…я, например, не поклонник Есенина, но мне кажется, для нынешнего поколения важно знать произведения этого выдающегося русского лирика».
Таковы были претензии одного из главных крестьянских поэтов СССР к самому популярному поэту России.
Теперь их тома на многих книжных полках стоят рядом.
Ошибки гения
Неточности и ошибки в произведениях Сергея Есенина.
У Сергея Есенина при жизни было много врагов и недоброжелателей. Некоторые современники считали Есенина выскочкой и самоучкой. Поэта часто попрекали его крестьянским происхождением: дескать, куда лезешь? Некоторые современники любили обвинять Есенина в безграмотности. Между тем ошибки и погрешности встречаются и у Пушкина, и у Лермонтова, и у других выдающихся авторов. Но при жизни доставалось почему-то именно Есенину: уж не за то ли, что он был так популярен и любим в народе?
Лично я считаю Есенина гением, самородком. Его победы в области литературы я воспринимаю с большой радостью. Имея русское крестьянское происхождение по линии матери, я хорошо понимаю Есенина, его психологию, его образы и язык. Для меня Есенин не просто поэт: Есенин – часть моей души. Осмелюсь сказать, что я хорошо знаю творчество поэта, неплохо в нем ориентируюсь. Поэтому я счел долгом написать эту статью. В ней я затрагиваю слабые стороны творчества Есенина, привожу «темные» (непонятные) места его произведений. Такие моменты как неправильные ударения (их, кстати, у Есенина немного), диалекты, неологизмы я не рассматриваю, так как в стихах они допустимы и ошибками не являются.
Я не стану приводить целиком те произведения, в которых нашел неточности. С помощью интернета можно легко найти те стихи и поэмы, о которых будет идти речь.
Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка,
И на известку колоколен
Невольно крестится рука. (“Запели тесаные дроги…”).
Во-первых, крестятся не на колокольни (и тем более не на известку), а на храм. Во-вторых, крестится сам человек, а не его рука: рука просто делает крестное знамение.
Я человек не новый!
Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою,
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою. (“Русь уходящая”).
Скользить нога может, но падать – нет: падает не нога, а человек.
В известном стихотворении из цикла «Персидские мотивы» есть такие строки:
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Есенин написал: «Рассказать тебе поле». Правильней сказать так: «Рассказать тебе о поле».
Также в этом цикле упомянуто слово «Коран».
У Есенина оно написано со строчной буквы, хотя его следует писать с прописной. Впрочем, во времена Есенина могли существовать и другие правила.
В этом же цикле есть такая строфа:
Я спросил сегодня у менялы,
Что дает за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?
Об этих строках (если цитировать воспоминания Семена Липкина) Мандельштам говорил так:
– Не его это дело, да и где в Тегеране теперь менялы? Там банки, как всюду в Европе. А если и есть, то почему меняла выдает рубли взамен местных денег? Надо бы наоборот.
Что такое «кудри дня»? И как по ним можно идти?
А вот стихи о корове:
Дряхлая, выпали зубы,
Свиток годов на рогах.
Бил ее выгонщик грубый
На перегонных полях. («Корова»).
Понятно, что возраст коровы можно определить по ее рогам. Однако фраза «свиток годов на рогах» слишком режет слух. Есенинский образ получился слишком зримый: так и видишь свиток на рогах коровы. Лучше было бы написать по-другому: «список годов на рогах» или «возраст ее (коровы) на рогах».
Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость. («Пускай ты выпита другим…»).
О, я верю — знать, за муки
Над пропащим мужиком
Кто-то ласковые руки
Проливает молоком. («Гляну в поле, гляну в небо. «).
Можно было бы сказать так: «Чьи-то ласковые руки проливают молоко». Или: «Чьи-то ласковые руки поливают молоком». Но вариант Есенина совершенно непонятен.
Словно жаль кому-то и кого-то,
Словно кто-то к родине отвык,
И с того, поднявшись над болотом,
В душу плачут чибис и кулик. («Каждый труд благослови, удача. «).
Есенин написал: «К родине отвык». Правильней было бы сказать: «От родины отвык».
Синий май. Заревая теплынь.
Не прозвякнет кольцо у калитки.
Липким запахом веет полынь,
Спит черемуха в белой накидке. («Синий май. Заревая теплынь…»).
Об этих строках Бунин писал: «Дело происходит в мае, в саду, – откуда же взялась полынь, запах которой, как известно, сухой, острый, а вовсе не липкий, а если бы и был липкий, то не мог бы «веять»?
Вот и опять у лежанки я греюсь,
Сбросил ботинки, пиджак свой раздел.
Снова я ожил и снова надеюсь
Так же, как в детстве, на лучший удел. («Снежная замять дробится и колется. «).
Есенин написал: «Пиджак свой раздел». Правильней было бы сказать: «Пиджак свой снял».
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости. («Мне грустно на тебя смотреть…»).
Поэт написал: «Сад усеян в кости». Правильней было бы сказать: «Сад усеян костями».
Я хотел бы в мутном дыме
Той звездой поджечь леса
И погинуть вместе с ними,
Как зарница в небеса. («На небесном синем блюде. «).
Есенин написал: «Как зарница в небеса». Правильней было бы сказать: «Как зарница в небесах».
Тянусь к теплу, вдыхаю мягкость хлеба
И с хруптом мысленно кусаю огурцы,
За ровной гладью вздрогнувшее небо
Выводит облако из стойла под уздцы. («Голубень»).
Поэт написал: «Вдыхаю мягкость хлеба». Правильней было бы сказать: «Вдыхаю запах хлеба». Мягкость хлеба нельзя вдохнуть, его можно лишь ощутить (например, ладонями рук или зубами).
Воют в сумерки долгие, зимние,
Волки грозные с тощих полей.
По дворам в погорающем инее
Над застрехами храп лошадей. (поэма «Русь»).
Есенин написал: «Погорающий иней». Но иней не может погорать (сгорать), он может только растаять.
Вот начало поэмы «Пантократор»:
Славь, мой стих, кто ревет и бесится,
Кто хоронит тоску в плече,
Лошадиную морду месяца
Схватить за узду лучей.
В первой строке пропущено слово «тех». Правильней было бы сказать: «Славь, мой стих, тех, кто ревет и бесится».
Что касается двух последних строк, то они не согласованы с предыдущими строками.
Правильней было бы сказать так:
Славь, мой стих, тех, кто ревет и бесится,
Кто хоронит тоску в плече,
Чтоб лошадиную морду месяца
Схватить за узду лучей.
Желая лошадиную морду месяца
Схватить за узду лучей.
Лошадиную морду месяца
Схватив за узду лучей.
В этой же поэме встречается такая строфа:
Есенин написал: «Села месяцу верхом». Правильней было бы сказать: «Села на месяц верхом».
В есенинской поэме «Сорокоуст» есть такая строфа:
И дворовый молчальник бык,
Что весь мозг свой на телок пролил,
Вытирая о прясло язык,
Почуял беду над полем.
Что значит: «Весь мозг свой на телок пролил»? Эта строка звучит очень неправдоподобно.
В поэме «Отчарь» есть такие строки:
Но звон поцелуя
Деньгой не гремит,
И цепь Акатуя –
Тропа перед скит.
Во-первых, звук поцелуя ни в коем случае не напоминает звон. Во-вторых, нельзя так говорить: «Тропа перед скит». Правильнее сказать так: «Тропа перед скитом». Или: «Тропа, ведущая в скит».
В поэме Есенина «Пугачев» встречаются некоторые неточности.
Вот знаменитый Монолог Хлопуши:
В этом Монологе есть, как минимум, три неясных момента.
1. «Тучи с севера сыпались каменной грудой». Наверное, можно сравнить тучи с камнями. Но могут ли тучи сыпаться как камни? Скорее всего, нет.
2. «В солонце рыл глазами удачу». Разве могут глаза что-либо рыть?
3. «И холодное корявое вымя сквозь тьму
Прижимал я, как хлеб, к истощенным векам».
Наверное, можно прижимать вымя к векам. Можно прижимать к векам и хлеб.
Только зачем это делать?
В этой же поэме встречается еще одна странность:
Знаю, знаю, весной, когда лает вода,
Тополь снова покроется мягкой зеленой кожей.
Разве вода может лаять? Да, весной ручьи журчат, но журчание и лай это разные вещи.
В другой поэме Есенина – «Преображение» – встречается нечто похожее:
Стихни, ветер,
Не лай, водяное стекло.
С небес через красные сети
Дождит молоко.
Разве может водяное стекло лаять?
В поэме «Черный человек» есть такие слова:
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Что означает: «На шее ноги»?
Может, автор хотел сказать другое: «На ноге шеи»?
Но так тоже странно звучит.
В поэме Есенина «Товарищ» встречается небольшая неточность:
Жил Мартин, и никто о нем не ведал.
Грустно стучали дни, словно дождь по железу.
И только иногда за скудным обедом
Учил его отец распевать марсельезу.
Слово «Марсельеза» следует писать с заглавной буквы.
Для выделения прямой речи употребляются, как правило, кавычки или тире.
В поэме “Инония» Есенин дважды забыл об этом правиле.
Ухвачу его за гриву белую
И скажу ему голосом вьюг:
Я иным тебя, господи, сделаю,
Чтобы зрел мой словесный луг!
Ныне ж бури воловьим голосом
Я кричу, сняв с Христа штаны:
Мойте руки свои и волосы
Из лоханки второй луны.
Но мечтать о другом, о новом,
Непонятном земле и траве,
Что не выразить сердцу словом
И не знает назвать человек. («Ты прохладой меня не мучай…»).
Последняя строка звучит странно. Правильней было бы написать по-другому: «И не знает, как назвать человек». Или: «И не умеет назвать человек».
Ковыряй, ковыряй, мой милый,
Суй туда палец весь,
Только вот с эфтой силой
В душу свою не лезь. («Грубым дается радость. «).
А жизнь кипит.
Вокруг меня снуют
И старые и молодые лица.
Но некому мне шляпой поклониться,
Ни в чьих глазах не нахожу приют. («Русь советская»).
Есенин написал: «Шляпой поклониться». Но шляпой нельзя поклониться, поклониться можно головой, шляпой можно только помахать в знак приветствия или снять ее.
Вот отрывок из поэмы «Кобыльи корабли»:
Никуда не пойду с людьми,
Лучше вместе издохнуть с вами,
Чем с любимой поднять земли
В сумасшедшего ближнего камень.
Правильнее было бы сказать так: «Бросить в сумасшедшего ближнего камень».
Ночь проходит. Свет потух.
За окном поет петух.
И зачем в такую рань
Он поет — дурак и дрянь?
Но коль есть в том смысл и знак,
Я такой, как он, дурак. («Синий день. День такой синий»).
Правильнее было бы сказать так: «Я такой же, как он, дурак».
Нам ведь нечего делать и надо ли?
Сдохну я, только ты не ложись.
У моей, я хотел бы, падали
Процветала куриная жизнь.
Правильнее было бы сказать так: «Я хотел бы, чтоб у моей падали процветала куриная жизнь».
Так мне нужно. И нужно молиться.
И, желая чужого тепла,
Чтоб душа, как бескрылая птица,
От земли улететь не могла.
Складывается впечатление, что последнее предложение плохо согласовано.
Мир таинственный, мир мой древний,
Ты, как ветер, затих и присел.
Вот сдавили за шею деревню
Каменные руки шоссе. («Мир таинственный, мир мой древний…»).
Последняя строка («каменные руки шоссе») выбивается по ритму.
Город, город, ты в схватке жестокой
Окрестил нас как падаль и мразь.
Стынет поле в тоске волоокой,
Телеграфными столбами давясь.
Последняя строка («телеграфными столбами давясь») выбивается по ритму.
Жилист мускул у дьявольской выи
И легка ей чугунная гать.
Ну да что же! Ведь нам не впервые
И расшатываться и пропадать.
Последняя строка («и расшатываться и пропадать») выбивается по ритму.
В этом отрывке непонятно, о каком времени он написан: о прошлом или настоящем.
Если о прошлом, то надо было написать так:
Если о настоящем, то так:
Много зла от радости в убийцах,
Их сердца просты.
Но кривятся в почернелых лицах
Голубые рты. (“В том краю, где желтая крапива…»).
Как понять фразу: «Много зла от радости в убийцах»? Разве радость порождает зло?
Я одну мечту, скрывая, нежу,
Что я сердцем чист.
Но и я кого-нибудь зарежу
Под осенний свист.
Мечта это все-таки что-то из будущего, поэтому правильней сказать по-другому: «Я одну мысль, скрывая, нежу».
Все живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор. (“Все живое особой метой…”).
Во второй строке словосочетание «с ранних пор» звучит крайне неблагозвучно.
Четвертая строка («то, наверно, был мошенник и вор») выбивается по ритму.
Есть в дружбе счастье оголтелое
И судорога буйных чувств —
Огонь растапливает тело,
Как стеариновую свечу. (“Прощание с Мариенгофом»).
Четвертая строка («как стеариновую свечу») выбивается по ритму.
Другой в тебе меня заглушит.
Не потому ли — в лад речам —
Мои рыдающие уши,
Как весла, плещут по плечам?
Разве уши могут рыдать? И разве уши в состоянии плескать по плечам?
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень, рыжая кобыла, чешет гриву.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков. («Осень»).
Лязг синим не бывает, потому что лязг это звук, а звук не имеет цвета.
В произведениях Есенина иногда встречается плеоназмы:
Грозы и бури – слова-синонимы.
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне. («Собаке Качалова»).
Тихая и бесшумная – слова-синонимы.
Скоро мне без листвы холодеть,
Звоном звезд насыпая уши.
Без меня будут юноши петь,
Не меня будут старцы слушать. («По-осеннему кычет сова…»).
«Звоном звезд насыпая уши». Было бы лучше сказать: осыпая уши.
На этом я и завершу свою статью. Возможно, я был слишком придирчив. А возможно, в произведениях Есенина есть и другие ошибки, которые я не заметил.
В любом случае гений велик не отсутствием ошибок в своих произведениях, а присутствием в них великих мыслей и идей.
Какие бы неточности не встречались в произведениях Есенина, все равно Есенин выдающийся русский поэт!