Экзюпери цитадель про что
Книга «Цитадель»
Год издания книги: 1948
Книга Антуана де Сени-Экзюпери «Цитадель» по праву относят к величайшим произведениям одного из лучших французских писателей. И это, несмотря на то, что книга «Цитадель» была опубликована лишь 1948 году, почти через четыре года после смерти писателя. Эта книга является последним опубликованным произведением Антуана де Сент-Экзюпери, которое по словам самого писателя он все равно не смог бы завершить.
Сюжет книги «Цитадель» кратко
В книге «Цитадель» Экзюпери читать можно о жизни молодого врача Эндрю Мэнсона. В 20-30-х годах прошлого столетия он прибывает в небольшой шахтерский городок в Великобритании. Там он становится помощником доктора Пэйджа. Но учитывая, что доктор Пэйдж парализован, ему приходится самостоятельно взяться за работу. Его знания и рвение позволяют ему в скором времени заслужить уважение в городе. Здесь же он сводит знакомство с еще одним помощником доктора – Филиппом Денни, а также знакомится со своей будущей женой – учительницей Кристин Бэрлоу. Но жизнь в этом городке для Эндрю не складывается. Из-за жадности жены Пэйджа он вынужден перебраться в еще один шахтерский городок – Эберло. Его рвение и принципиальность и здесь не позволяют ему задержаться, но его авторитет растет. Вскоре он перебирается в Лондон, где становится одним из ведущих врачей. Забыв о своих принципах, он зарабатывает деньги, пока в один трагичный день не становится свидетелем врачебной ошибки – которая унесла жизнь пациента.
Этот случай для главного героя книги Экзюпери «Цитадель» становится переломным. Он вспоминает с каким рвением он учился и что его целью в жизни была помощь людям. Вместе со своими друзьями он решает организовать собственную больницу. Но прошлое не отпускает так просто. Ему придётся доказать, что медицина — это не деньги, а человеческие жизни.
Что касается по книге Сент-Экзюпери «Цитадель» отзывов, то они носят преимущественно положительный характер. Нет, не оконечность произведения, как в книгах Франца Кафки накладывает свой отпечаток. При этом книгу «Цитадель» сложно назвать увлекательным произведением, а если добавить сюда достаточно рваный сюжет, то и вовсе для многих она покажется просто непроходимой. С другой стороны, произведение продумано до мелочей, каждый шаг главных героев осмыслен, даже второстепенные герои очень яркие и понятные, а язык автора просто зачаровывает. Именно поэтому книгу Экзюпери «Цитадель» скачать можно посоветовать всем тем, кто готов познакомится, может и не с самым увлекательным, но действительно достойным произведением классика французской литературы.
Книга «Цитадель» на сайте Топ книг
Книгу «Цитадель» Экзюпери читать настолько популярно, что она заняла высокое место среди лучших книг зарубежной классики. И учитывая высокий интерес к произведению, она еще не раз будет представлена среди лучших книг классики.
Главное произведение Экзюпери, без которого писателя не понять
«Все это загадочно и непостижимо. Вам, кто тоже полюбил Маленького принца, как и мне, это совсем, совсем не все равно: весь мир становится для нас иным оттого, что где-то в безвестном уголке вселенной барашек, которого мы никогда не видели, быть может, съел не знакомую нам розу.
Взгляните на небо. И спросите себя: «Жива ли та роза или ее уже нет? Вдруг барашек ее съел?» И вы увидите: все станет по-другому…
И никогда ни один взрослый не поймет, как это важно».
Если внимательно вчитаться в биографию самого Экзюпери, отчетливо понимаешь, что он и есть этот самый Маленький принц, с его робостью и одновременной решимостью, с умением любить, ничего не ожидая взамен, и беспредельным чувством ответственности за весь мир.
«Маленький принц» был создан в 1942 году в Нью-Йорке, в вынужденной эмиграции из родной Франции, оккупированной фашистскими войсками. Для абсолютного большинства читателей знакомство с Экзюпери начинается именно с этой книги. К сожалению, на ней оно часто и заканчивается. А ведь есть еще «Южный почтовый», «Ночной полет», «Планета людей», «Письмо заложнику»…
И главное произведение Экзюпери, без которого понять писателя просто невозможно – «Цитадель». Это самое противоречивое его создание. Самое большое по объему (причем не законченное), самое длительное по срокам работы и вызвавшее самые ожесточенные споры. Над этой книгой Антуан работал всю пору своей зрелости, начиная с 1936 года. Она должна была подвести итог всему его жизненному опыту, всем его размышлениям.
Кто-то очень метко заметил: «Цитадель» – это рассуждения Маленького принца, вынужденного жить на Планете людей».
«Есть лишь одна проблема, – говорил Экзюпери, – одна-единственная в мире – вернуть людям духовное содержание, духовные заботы». Именно этой цели подчинено все содержание его главной книги.
Сложная простота
«Цитадель» – непростая книга. Одни считают ее вершиной творчества Сент-Экзюпери, другие – громким провалом. Всякий раз, когда Антуан принимался читать своим близким друзьям наброски, он слышал скептические усмешки и уверения, что движется не той дорогой. Но в своем замысле Экзюпери был непреклонен. «Меня не уязвляет, что кому-нибудь это покажется банальным, – говорил он. – Быть может, я обольщаюсь насчет своей книги; быть может, это будет всего лишь толстенный посредственный том, мне совершенно все равно – ведь это лучшее из того, чем я могу стать».
Временами сквозь смысловую плотность текста приходится буквально продираться. Вряд ли получится прочитать «Цитадель» залпом, на одном дыхании. Зато при неторопливом чтении, с остановками на каждой мысли, книга не отпустит до последней страницы. И не раз заставит к себе вернуться, даря новые, не замеченные ранее смыслы.
Жанр произведения определить крайне сложно. Это неспешный разговор-рассуждение с близким по духу человеком. Одни сравнивают ритмичность книги с Кораном, другие – с напевностью и глубиной притч Соломона и книги Екклесиаста.
Экзюпери в письме жене говорил: «Хочу закончить свою книгу. Вот и все. Я меняю себя на нее. Мне кажется, что она вцепилась в меня, как якорь. В вечности меня спросят: «Как ты обошелся со своими дарованиями, что сделал для людей?» Поскольку я не погиб на войне, меняю себя не на войну, а на нечто другое».
Как известно, на войне Экзюпери все же погиб. Но среди ужасов Второй мировой, как смерч втянувшей в себя миллионы жизней, Сент-Экс создал очень светлую книгу об основах бытия, о проблемах этики и морали. И оставил ее нам. Как напоминание, предостережение и урок.
В восемнадцатилетнем возрасте Антуан писал матери: «Я только что немного читал Библию. Какая это прелесть! Какая простота и сила стиля! И сколько поэзии! А заповеди, занимающие добрых двадцать пять страниц, – шедевры законодательства и здравого смысла. И всюду нравственные законы раскрываются в их неизбежности и красоте: и это великолепно!» Именно к такой содержательной поэтической простоте стремился Экзюпери, работая над «Цитаделью».
«Тебе надо сбыться»
То, что труд над этой книгой станет трудом всей его жизни, и то, что ему не суждено будет ее закончить, он ясно понимал. Перед Экзюпери было семьсот страниц необработанного текста, а мысль не обрывалась.
«Книга выйдет в свет, когда я умру, потому что мне никогда не довести ее до конца. У меня семьсот страниц. Если бы я просто разрабатывал эти семь сотен страниц горной породы, как для простой статьи, мне и то понадобилось бы десять лет, чтобы довести дело до завершения. Буду работать не мудря, покуда хватит сил. Ничем другим на свете я заниматься не стану. Сам по себе я не имею больше никакого значения и не представляю себе, в какие еще раздоры меня можно втянуть. Я чувствую, что мне угрожают, что я уязвим, что время мое ограничено; я хочу завершить свое дерево».
Антуан де Сент-Экзюпери
Вообще идея становления человека через осуществление того лучшего, что вложил в него Господь, идея «прорастания» человека («жить – это постепенно рождаться», – писал Экзюпери) – ключевая для «Цитадели».
«Смерть садовника не подкосит дерева. Но сруби плодоносящее дерево, и садовник будет убит».
«Тебе надо сбыться, подняться вверх по крутому склону. Рожденная дробным миром целостность, которую ты обретешь, будет не разгадкой ребуса, а преодолением противоречий и исцелением кровоточащих ран. Обретая эту целостность, ты ощутишь и ее могущество».
Для чего дана человеку жизнь, в чем смысл существования? На эти вопросы, не дающие покоя человечеству тысячи лет, у Экзюпери есть ответ: «смысл жизни в том, на что она потрачена». «Тот, кто не тратит себя, становится пустым местом».
Власть должна быть разумной
На страницах «Цитадели» Сент-Экзюпери перевоплощается во властителя крепости и строит свой мир. Единственный его собеседник, а иногда и оппонент – немного таинственный и всемогущий старец, его отец. Этот старец олицетворяет собой всю историю человечества с накопленным опытом и мудростью. Сам властитель – его духовный сын и наследник.
Помните, на одной из планет Маленький принц встретил Короля. Король был очень гордым, не замечал очевидных вещей и умел только повелевать. Но даже ослепленный своим величием, Король изрекал мудрые мысли:
– Если я прикажу какому-нибудь генералу порхать бабочкой с цветка на цветок, или сочинить трагедию, или обернуться морской чайкой и генерал не выполнит приказа, кто будет в этом виноват – он или я?
– Если я прикажу какому-нибудь генералу порхать бабочкой с цветка на цветок, или сочинить трагедию, или обернуться морской чайкой и генерал не выполнит приказа, кто будет в этом виноват – он или я?– Вы, ваше величество, – ни минуты не колеблясь, ответил Маленький принц.
– Совершенно верно, – подтвердил король. – С каждого надо спрашивать то, что он может дать. Власть прежде всего должна быть разумной. Если ты повелишь своему народу броситься в море, он устроит революцию. Я имею право требовать послушания, потому что веления мои разумны.
Властитель «Цитадели» – именно такой мудрый правитель, лишенный при этом тщеславия и самолюбования и поглощенный идеей отеческой любви и ответственности за свой народ. Его рассуждения то касаются конкретных случаев из жизни царства, то сводятся к поучениям, но в сущности выходят далеко за рамки прикладных советов и приобретают универсальное звучание.
«Я не вижу, в чем принуждение противоречит свободе, – говорит правитель. – Чем больше я проторил дорог, тем свободнее ты в выборе. Хотя каждая из дорог – принуждение, потому что я оградил ее дорожными столбами. И что ты имеешь в виду, говоря «свобода» и не видя перед собой ни одной дороги? Или ты называешь свободой блуждание наугад в пустоте? Поверь, принуждение новой дороги увеличит твою свободу».
Глупость, зависть, закостенелость в праздности – вот с чем борется мудрый правитель.
«Я видел вырождающиеся народы: они не пишут стихов, они их читают, пока рабы обрабатывают для них землю. Скудные пески Юга из года в год взращивают племена, жаждущие жить, – наступает день, и эти племена завладевают мертвыми сокровищами мертвого народа. Я не люблю людей с омертвелым сердцем».
Главной задачей правителя становится создание условий для самореализации народа и поиск объединяющей идеи.
«Заставь их строить башню, – сетует он, – и они почувствуют себя братьями. Но если ты хочешь, чтобы они возненавидели друг друга, брось им маковое зерно».
Поражает разнообразие лиц и сюжетов, чередой сменяющих друг друга в выдуманном царстве. «Дотошные и недалекие» генералы, немногословные друзья-садовники, берберы-беженцы, больной ребенок, вышивальщицы, расшивающие пелены, и чеканщики, украшающие медные кувшины – все эти фигуры глубоко архетипичны и создают красочное полотно человеческого бытия.
Шаги к Господу
Цитадель – это крепость, защищающая город от набегов беспощадных завоевателей. Помните евангельскую притчу о злых духах?
«Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Мф. 12:43–45).
Пожалуй, «Цитадель» Экзюпери – это та крепость, которую он воздвигал в защиту души от происков врага рода человеческого. Эта удивительная книга, конечно, не может претендовать на догматичность и бесспорность. Это не свод вероучительных истин. Но для христианского сердца она безусловно даст богатую пищу для размышлений.
Сквозь неспешное течение мысли на страницах «Цитадели» отчетливо проступают слова молитвы. Легко представить себе, как они зарождались в долгих полетах над поверхностью такой маленькой и такой уязвимой Планеты людей.
«Господи! Я хочу преисполнить моих воинов благородством, а храм, на который люди тратят себя и который для них смысл их жизни, переполнить красотой. Но сегодня вечером, когда я шел с пустыней моей любви, я увидел маленькую девочку. Она плакала. Я повернул ее к себе и посмотрел в глаза. Горе ее ослепило меня. Если, Господи, я пренебрегу им, я пренебрегу одной из частичек мира, и творение мое не будет завершено. Я не отворачиваюсь от великих целей, но не хочу, чтобы плакала и малышка. Только тогда мир будет в порядке. Маленькая девочка – тоже крупица Вселенной».
Экзюпери никогда не искал места поуютнее и поспокойнее, где бы можно было «отсидеться» и переждать «бурю». Напротив, везде он был в самом эпицентре событий, там, где труднее всего. И когда началась война – ни у кого не было сомнений, что Сент-Экс не окажется в стороне. И не потому, что был авантюристом или сорвиголовой. Просто он не мог находиться вдали от страданий, от слез «маленькой девочки».
«Видя, как счастлив мой садовник дружбой со своим другом, мне хочется порой покориться божеству садовников и тоже сделаться садовником в моем царстве. Ведь и мне случается не спеша спуститься по ступеням моего замка в предрассветный сад и навестить свои розы. Я оглядываю их так внимательно, наклоняюсь к неловко изогнувшемуся стеблю, я, который в полдень будет решать: казнить или миловать, воевать или жить в мире. Быть или не быть царствам. И, с трудом разогнувшись, потому что я уже стар, я говорю в своем сердце слова, что слышны и понятны всем садовникам на свете, живым и мертвым: «Этим утром и я подрезал мои розы» (…)
Я окончу свой труд, облагородив душу моего народа. Мой возлюбленный враг окончит свой и облагородит свой народ. Я думаю о нем, и он думает обо мне, хотя нет у нас общего языка, чтобы мы с ним встретились, ибо по-разному мы с ним и милуем, и казним, разные у нас уклады и разные суждения, но мы можем сказать, он мне, я – ему: «Этим утром и я подрезал мои розы…»
Ибо Ты, Господи, общая для нас мера. Ты – узел, что связал воедино несхожие деяния!»
Именно этой мыслью заканчивается «Цитадель». Мир, в котором люди лишь винтики в огромном государственном механизме – не для Экзюпери. И вместе с тем он убежден: для того, чтобы «сбыться», человек должен преодолеть свою обособленность и стать частью того, что больше него. И тогда все события и совпадения, казавшиеся случайными, обретут истинный смысл.
Антуан де Сент-Экзюпери
«Цитадели» не суждено быть законченной никогда. Но это не говорит о ее неполноценности или недоработанности. О такой незавершенности очень точно сказано в самой книге. Когда правитель говорит: «Стихотворение я написал. Осталось его поправить», мудрый отец ему отвечает: «Поправки и есть мои шаги к Господу».
Такие поправки, дополнения и уточнения вносит каждый, соприкасающийся с «Цитаделью».
Рассказать об Экзюпери не читавшим его произведений невозможно. С чем сравнить силу слова, находящуюся в нераздельной связи с жизнью? Тем, кто читал его, кажется, и рассказывать не о чем. Все есть в его строках. Или между ними. Как проницательно заметил К.Кедров, «трудно найти писателя, который был бы так похож на самого себя. На свою рыцарскую родословную и на свою рыцарскую, героическую жизнь. Но прежде всего – на свою принципиальную прозу».
В истории литературы были писатели более плодотворные и более титулованные. Но сдвинуть мир с мертвой точки злобы и безразличия способны лишь единицы. Экзюпери это удалось.
«Ах, Господи! Перейдут времена, Ты станешь складывать в житницу сотворенное. Ты отворишь дверь болтливому человеческому роду, чтобы навек поместить его у Себя в хлеву, и, как от болезни, разрешишь нас от всех вопросов. Ибо я понял: продвинуться вперед – значит узнать, что вопрос, который тебя мучил, потерял смысл. Я спросил своих ученых, а они – нет, не то чтобы они ответили на свои прошлогодние вопросы, они – о Господи! – рассмеялись, потому что истина явилась перед ними как ненужность этих вопросов».
Особым кажется тот факт, что его земной путь окончился именно в полете, а тело так и не было найдено. Вечно мятущийся и сомневающийся благородный рыцарь XX века словно отлетел на иную планету, где царствуют так желанные им покой и тишина.
«Собирая в житницу сотворенное, открой нам, Господи, створки Твоих ворот, позволь войти туда, где не понадобятся ответы, где вместо ответов будет блаженная безмятежность, которая и есть конец всех вопросов и полнота удовлетворения, – ключ свода, прекрасное лицо.
Вошедшему откроется чистейшая гладь воды, куда просторнее морских гладей, он смутно догадывался о ней, когда, болтая ногами, сидел с любимой на ограде сада, и любимая его была похожа на газель, остановленную на бегу, и слегка задыхалась.
Тишина – гавань для корабля. Тишина Господня – гавань всех кораблей».
Рецензии на книгу « Цитадель » Антуан Сент-Экзюпери
Ни одна книга не читалась мной ТАК. Как сухая тряпка плохо впитывает воду, так дались мне первые страницы. Потом восприятие изменилось: читаю абзац, проникает в ум и душу, завлекает, очень хочу дальше. но и сознание, и тело отказываются, требуют осмысления и проживания этого абзаца хотя бы день, или полдня, или час.
Читая много разных насыщенных или тяжелых текстов, порой я ловила себя на том, что думаю о предыдущем предложении, механически читая следующее.
Порой я соглашалась с главным героем всем сердцем. А порой негодовала, как может один и тот же человек (персонаж) транслировать взаимоисключающие постулаты. Я росла и мудрела вместе с Правителем Цитадели, наблюдала за эволюцией его взглядов и коррелирующих с ней изменениями во мне.
Я так медленно и при этом вовлечённо продиралась первую треть книги, что уже смирилась с этим и думала, так будет до конца; а тут она в меня хлынула. Я вернулась к самому началу, чтобы понять, как так произошло, за счёт чего? А книга теперь с первых строк оказалась легка к прочтению и неимоверно глубока и логична. Текст не изменился. Это я настроилась на книгу? Но нет, я себя не настраивала. Это гениальная книга меня на себя настроила.
Прочитав «Цитадель» несколько месяцев назад и уже «остыв» от ошеломляющего впечатления, теперь я могу утверждать, что она меня «перепрошила»: не могу сформулировать ощущения. Слова вообще плохо годятся для передачи глубоких смыслов, да. Экзюпери часто сетует на это устами своего героя, и я, психолингвист, согласна с ним.
О чем книга.
О дружбе, в том числе о дружбе с тем, с кем воюешь на поле боя. О Боге, вере, религии, церкви и Храме. О любви. О любви к женщине, к ребёнку, к другу, к народу и к государству. О благодарности и долженствовании, О менталитете правителя. Об эволюции понятий честности, порядочности и справедливости и в жизни человека.
О формировании морали в сознании отдельного человека. Об ответсвенности.
…Ибо слишком часто я видел жалость, которая заблуждается, но нас поставили над людьми. Мы не вправе тратить себя на то, чем можно пренебречь. Мы должны смотреть в глубь человеческого сердца. Я отказываю в сочувствии ранам, выставленным напоказ, — они трогают сердца женщин, — отказываю умирающим и мёртвым. И знаю почему.
Были времена в моей юности, когда я, видя гнойные язвы нищих, жалел их, нанимал им целителей, покупал притирания и мази. Караваны везли ко мне золотой бальзам с дальних островов.
Но потом я увидел, что нищие расковыривают свои болячки, смачивают их навозной жижей, — так садовник унавоживает землю, выпрашивая у неё багряный цветок, — и понял: смрад и зловоние — сокровище попрошаек. Нищие гордились друг перед другом своими язвами, бахвалились выручкой, и тот, кто получал больше других, возвышался в собственных глазах, чувствуя себя верховным жрецом при самой прекрасной из кумирен. Только из тщеславия приходили нищие к моему целителю, предвкушая, как поразится он обилию их зловонных язв. Защищая своё место под солнцем, они трясли изъязвлёнными обрубками, попечение о себе почитали почестями, примочки — поклонением. Но выздоровев, ощущали себя ненужными, не питая собой болезнь, — бесполезными, и во что бы то ни стало стремились вернуть себе свои язвы. И вновь сочась гноем, самодовольные и никчёмные, выстраивались они с плошками вдоль караванных дорог, обирая путников во имя своего зловонного бога.
Все, кто живы, — я знаю, — боятся умереть. Они заранее напуганы предстоящей встречей. Но поверьте, я ни разу не видел, чтобы умереть боялся умирающий. Так за что же мне жалеть его? О чём плакать у его изголовья?
Мне известно и преимущество мёртвых.
Случилось это в проклятый год, который назвали потом годом «солнечных пиршеств». Пируя, солнце раздвигало пустыню. На слепящем глаза раскалённом песке седела верблюжья трава, чернела колючка, белели скелеты, шуршали прозрачные шкурки ящериц. Солнце, к которому прежде тянулись слабые стебли цветов, губило свои творенья и, как ребёнок сломанными игрушками, любовалось раскиданными повсюду останками.
Дотянулось оно и до подземных вод, выпило редкие колодцы, высосало желтизну песков, и за мертвенный серебряный блеск мы прозвали эти пески «зеркалом». Ибо и зеркала бесплодны, а мелькающие в них отражения бестелесны и мимолётны. Ибо и зеркала иногда больно слепят глаза, будто солончаки.
Сбившись с тропы, караваны попадали в плен зеркала. Зеркало никогда не выпускало своей добычи, но откуда им было знать об этом? Вокруг ничего не менялось, только жизнь превращалась в призрак, в тень, отброшенную беспощадным солнцем. Караван тонул в белом мертвенном блеске, но верил, что движется; переселялся в вечность, но считал, что живёт. Погонщики погоняли верблюдов, но разве сладить им с бесконечностью? Они торопились к колодцу, которого нет, и радовались вечерней прохладе. Они не знали, что прохлада — только отсрочка, которая ничем не поможет. А они, простодушные дети, верно, жаловались, что долго ждать ночи… Нет, ночи реяли над ними, как быстрые взмахи ресниц. Они гортанно негодовали на мелкие трогательные несправедливости, не ведая, что последняя справедливость уже воздана им.
Тебе кажется, караван идёт? Вернись посмотреть на него через двадцать столетий.
— Здесь, — сказал мне отец, — был когда-то колодец.
К узкому жерлу, как к пуповине, тесно прильнули верблюды и люди, тщетно надеясь на животворную влагу земного чрева. Нашлись смельчаки и добрались до дна колодезной бездны, но что толку царапать заскорузлую корку? Бабочка на булавке блекнет, осыпав шелковистое золото пыльцы, выцвел и караван, пригвождённый к земле пустотою колодца: истлела упряжь, развалилась кладь, алмазы рассыпались речной галькой, булыжниками — золотые слитки, и всё это припорошил песок.
Я смотрел, отец говорил:
— Ты видел свадебный зал, когда ушли молодые и гости. Что, кроме беспорядка, открыл нам бледный утренний свет? Черепки разбитых кувшинов, сдвинутые с места столы, зола в очаге и пепел говорят, что люди здесь ели, пили и суетились. Но, глядя на послепраздничный беспорядок, что узнаешь ты о любви?
Подержав в руках и перелистав книгу Пророка, — продолжал отец, — посмотрев на буквицы и золото миниатюр, неграмотный миновал главное. Суть книги не в тщете зримого — в Господней мудрости. И не воск, который оставит следы, главное в свече — сияние света.
Но меня устрашил пиршественный стол Господа Бога с остатками Его жертвенной трапезы. Отец сказал мне:
— Прах — это только прах, не ищи в нём сути. Не медли над мертвецами. Повозки навек увязли в грязи, потому что их оставил вожатый.
— Но где она, эта суть? — закричал я отцу.
— Ты поймёшь суть каравана, увидев его в пути. Забудь тщету слов и смотри: на пути каравана пропасть, он обходит её, скала — он огибает её. Если песок слишком мелок, находит песок плотнее, но всегда караван идёт туда, куда идёт. Верблюды завязли в солончаке, погонщики суетятся, вызволяют их, отыскивают почву понадёжней, и снова караван идёт туда, куда шёл. Пал верблюд, караван остановился, погонщик связал узлом лопнувшую верёвку, перевязал кладь, нагрузил другого верблюда, и опять караван идёт, не изменяя своему пути. Случается, умирает вожатый. Погонщики собираются вокруг него. Выкапывают в песке могилу. Спорят. И выбрав на его место другого, вновь следуют за своей звездой. Своему пути подчиняется караван, направление — вот для него опорный камень на невидимом склоне.
Городские судьи вынесли приговор молодой преступнице: пусть солнце бичует нежную оболочку её плоти, и преступницу привязали к столбу в пустыне.
— Сейчас ты поймёшь, что для человека главное, — сказал мне отец.
И я опять у него в седле.
Мы ехали, а солнце, совершая дневной путь, казнило виновную, иссушая кровь, слюну, пот молодого тела. Выпило оно и влажное сияние глаз. Опускалась ночь с мимолётным своим милосердием, когда мы с отцом подъехали к порогу запретной равнины. Там, на тёмной скале, белела нагота юного тела, словно гибкий стебель в разлуке с питающей влагой вод, так весомо молчащих в земных глубинах. Переплетя руки, — точь-в-точь лоза, уже потрескивающая в пламени, — виновная взывала к милосердию Господа.
— Послушай её, она говорит о главном, — сказал отец.
Но я был мал и потому малодушен.
— Как она мучается! — сказал я. — Как ей, наверное, страшно…
— Мучается и страшится стадо, укрытое в хлеве, — ответил отец. — Она превозмогла эти две болезни и теперь постигает истину.
Я вслушался в её плач.
Затерянная в бескрайней ночи, она молила о свете лампы, о стенах дома вокруг неё, о плотно запертой двери. Одна посреди безликой Вселенной, звала ребёнка, которого целовала перед сном и который был для неё средоточием этой Вселенной. Во власти любого прохожего здесь, на пустынной равнине, славила знакомые, успокоительные шаги мужа, он вернулся к вечеру домой и поднимается по ступеням. Праздная, затерянная в беспредельности, молила вернуть ей будничные тяготы, без которых наступает несуществованье: шерстяную кудель для пряжи, грязную миску, чтобы её вымыть, ребёнка, чтобы уложить его спать, её собственного ребёнка, а не чужого. Она взывала к спасительной надёжности дома. Она молилась, и её молитва сливалась с вечерней молитвой всей деревни.
Голова осуждённой поникла, и отец посадил меня к себе в седло. Мы помчались.
— Вечером в шатрах ты услышишь ропот и возмущение моей жестокостью, — сказал он мне. — Но я вобью им обратно в глотки их жалкое возмущение: я кую человека.
Я знал, мой отец добр.
И вот что он говорил:
— Я хочу, чтобы они любили говорливые родники. Ровную зелень ячменя, укрывшую растрескавшееся от зноя поле. Хочу, чтобы славили сменяющиеся времена года. И созревали сами, подобно плодам, благодаря тишине и неторопливости. Пусть они долго носят траур и помнят своих усопших: медленно перетекает наследие одного поколения к другому, и я не хочу, чтобы мёд расточился в пути. Я хочу, чтобы каждый ощутил себя ветвью большого дерева — щедрой оливы. Ветвью, которая ждёт. Тогда каждому станет понятно, что колеблет его мощное дыхание Господа, словно ветер, испытующий древо на прочность. Господь ведёт их вперёд и поворачивает вспять: из тьмы к рассвету и от рассвета опять в потёмки, к лету от зимы и от зимы к лету, от нивы к зерну в житнице, от юности к старости, а от старости вновь к младенцам.