Эсхатологические времена что это
Эсхатология
Эсхатоло́гия (от греч. ἔσχατος (эсхатос) – конечный, последний, и λόγος (логос): слово, речение) – православное учение о конечных судьбах мира и человека.
Православная эсхатология может быть разделена на эсхатологию посмертного человеческого существования (частную) и эсхатологию грядущих судеб человечества и мира (общую).
Грядущими эсхатологическими событиями для всего человечества станут события, описанные в ряде ветхозаветных и новозаветных Книг Священного Писания, особенно подробно – в Апокалипсисе, например, мировые катастрофы, явление лжепророков и антихриста, воскресение мертвых, Второе Пришествие и Суд над всеми людьми, творение новой земли и неба.
Эсхатологические тексты содержатся в Евангелиях по Матфею, Марку, Луке, в Книге Деяний святых Апостолов, в Книгах пророков: Даниила, Исаии, Иезекииля, Иоиля, Захарии и др.
Каковы отличия эсхатологии ветхозаветной и новозаветной?
Мессианские пророчества и прообразы Ветхого Завета предзнаменовали Пришествие Мессии, а эсхатологические пророчества указывали на события, имеющие произойти в последние времена. С пришествием на Землю Мессии евреями связывалось возвеличение Израиля и его национального царства как царства Бога Израиля Яхве. Особенно глубокое и богатое развитие эсхатология древних евреев вместе с мессианскими чаяниями получила во время Вавилонского пленения и после него. Пророки вложили в представление о царстве Божием высшее духовное содержание. Это царство не может иметь только национального значения: его осуществление – конечная реализация святой воли Божией на земле – имеет универсальное значение для всего мира, для всех народов. Оно определяется, прежде всего, отрицательно как суд и осуждение, обличение и ниспровержение всех безбожных языческих царств и вместе с тем всей человеческой неправды и беззакония. Этот суд по своей универсальности касается не только язычников, врагов Израиля: он начинается с дома Израиля, и, с этой точки зрения, все исторические катастрофы, постигающие народ Божий, представляются знамениями суда Божия, который оправдывается самой верой Израиля, является божественно необходимым.
Исполнение ветхозаветных чаяний является Новый Завет, однако богоизбранный еврейский народ по большей части не захотел узнать в пришедшем Иисусе Христе своего Мессию. В ответ на то, что иудеи гордились и надмевались своим происхождением от Авраама, и даже выставляли это на вид Сыну Божию, Он возвестил: «Многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном» ( Мф.8:11 ). Кроме того, Сам Христос именуется в Евангелии Царем Израилевым ( Мф.27:42 ). А Его Царство, которое не от мира сего ( Ин.18:36 ), объединяет всех тех, кто связан с Ним узами духовного родства. Приобщение людей к Царству Божию, Новому Израилю, происходит через Таинство Крещения ( Ин.3:3-5 ).
Существовали ли эсхатологические представления в языческом мире?
Представления о загробном существовании – томлениях в подземном царстве мертвых, мучениях, странствованиях в призрачном мире или упокоении и блаженстве в стране богов и героев – были повсеместно распространены у языческих народов, и это является ясным свидетельством того, что такие представления не возникли из человеческой фантазии, но свидетельствуют о том, что душа помнит о своем бессмертии. Однако языческие «религии» стремились обеспечить своим адептам загробное блаженство помимо их нравственных заслуг – посредством заклинаний или иных религиозных средств, как это видно, например, у древних египтян и греков, а впоследствии и у гностиков. Наряду с вопросом о судьбе единичной человеческой личности может в некоторых языческих «религиях» возникал и вопрос о конечной судьбе всего человечества и всего мира, как это видно на примере древних германцев (гибель богов и всего мира).
Когда появился термин «эсхатология»?
«Эсхатология» – сравнительно новый богословский термин. Согласно данным словаря Merriam-Webster первые его стали использовать лишь в XIX веке (1838 г.) в английском языке (Eschatology).
Закреплено ли догматически учение о конечных судьбах мира и человека?
Церковь не установила ни одного общеобязательного догматического определения в области эсхатологии, пишет прот. Сергий Булгаков, если не считать краткого свидетельства Никео-Константинопольского символа о втором пришествии: «Чаю Воскресения мертвых и жизни будущаго века» (между тем Церковь не отвергает богооткровенного вероучительного авторитета и за множеством частных истин эсхатологического характера, отмеченных в Священном Писании). В данном члене Символа веры глагол «чаять» (προσδοκώ) находится одновременно и в полном соответствии с глаголом «верить» (πιστεύω). «Чаять» означает твердо верить, ожидать что-либо как нечто совершенно определенное, не подлежащее никакому сомнению. Между понятиями чаяние и надежда есть некая разница. Чаяние означает ожидание с уверенностью, в то время как надежда может, однако, быть лишь психологическим ожиданием недоступного. Поэтому христианская надежда твердо привязана к христианским чаяниям.
О последнем времени. Эсхатология. Часть 1
Уважаемый читатель! Рад приветствовать тебя!
Разговор пойдет о последнем времени… Библейская доктрина называет науку о последнем времени – эсхатологией. Это греческое слово, которое состоит из двух слов: эсхатос – что означает крайний, последний, отдаленный и логос – это изреченное слово Божье. Таким образом, эта наука рассказывает нам о конце истории человечества… И надо сказать, что Библия очень много говорит об этом, что ожидает человечество, и церковь…
— И будет в последние дни, гора дома Господня будет поставлена во главу гор и возвысится над холмами, и потекут к ней все народы.
Или в Новом Завете:
Иуды 18 стих:
Они говорили вам, что в последнее время появятся ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям.
А так же 1 Иоанна 2.18:
Дети! последнее время. И как вы слышали, что придет антихрист, и теперь появилось много антихристов, то мы познаем из того, что последнее время.
И открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге, создавшем все Иисусом Христом.
Ибо придет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его
Т.е. мы видим, что сам Господь, во время своего первого пришествия говорил пророчески, что Он придет во второй раз: … и тогда воздаст каждому по делам его. В первом пришествии, Господь явился для спасения, во умилостивление грехов наших. Он пришел, как Агнец Божий, что бы своей жертвою искупить, спасти нас, открыть вход в царствие Божие. И мы знаем, что все жертвоприношения Ветхого Завета (агнцы, волы и т.д., которые приносились Богу в храме, на алтаре) они свидетельствовали о том, что однажды будет принесена последняя, окончательная жертва за грехи всего мира. И этой жертвой стал Иисус Христос, который, еще прежде создания этого мира, был заклан за грехи всего человечества. И первое пришествие Иисуса Христа было связано с нашим искуплением за грехи наши перед Богом Отцом, но Господь, еще будучи еще на Земле, очень ясно говорил, что Он придет во второй раз. И это будет уже связано с судом Божьим.
В Матфея 25.31-32 сам Господь говорит:
Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей.
И соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов.
В этих стихах мы опять видим доктрину второго пришествия Иисуса Христа в этот мир, о котором Он предупреждал Своих учеников.
В ев. от Иоанна 14. 2-3. говорится:
В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам.
И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, что бы и вы были, где Я.
Здесь мы еще раз видим подтверждение, записанное в Евангелие, в отношении того, что Господь Сам провозглашает о Своем втором приходе на эту Землю.
Но кроме свидетельства самого Господа о Его втором пришествии, мы так же видим и свидетельство Ангелов, которое записано в Деяниях в 1 главе. Когда Господь Иисус воскрес из мертвых, Он в течении 40 дней являлся ученикам, наставляя и укрепляя их. Потом, когда на Елеонской горе Он был вознесен в присутствии Отца, мы читаем о свидетельстве Ангелов.
Деяния 1. 10-11:
Сами Ангелы говорят о том, что Господь явится во второй раз таким же способом, как и был вознесен на небо… Так же во времена Апостолов мы видим, что доктрина второго пришествия Иисуса Христа повторяется.
Ап. Павел в послании к Филипийцам 3.20-21 говорит:
Итак, братия, будьте долготерпеливы до пришествия Господня…
Петр, во втором послании, так же пишет: 2 Петра 1.16 –
Ибо мы возвестили вам силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа, не хитросплетенным басням последуя, но быв очевидцами Его величия.
Мы же, когда совершаем «вечерю Господню», то тем самым символически показываем ожидание второго пришествия нашего Господа, с благоговением вспоминая о Его жертве…
Ап. Павел, описывая «вечерю Господню», в 1 Коринфянам 11.26, говорит:
Итак, мы видим, что нет никаких сомнений, что с точки зрения библейской доктрины Священного Писания – Иисус Христос придет во второй раз. И это подтверждено множеством пророчеств, как Ветхого, так и Нового Завета, высказываниями самого Господа Иисуса Христа. Мы пониманием, что Его первое пришествие является залогом того, что будет и второе пришествие. Исполнилась одна часть пророчеств, исполнится и другая. На протяжении многих времен существования церкви появлялось достаточно большое количество ложных учений и взглядов, связанных со вторым пришествием Иисуса Христа. И нам отчасти необходимо знать об этих учениях, что бы понимать, где мы можем заблуждаться…
Когда Господь говорил о Своем втором пришествии, то ученики в Ев. от Матфея 24.3 спрашивали Его:
скажи нам, когда это будет? и какой признак Твоего пришествия кончины века.
Иисус ответил достаточно четко в 36 стихе:
О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один.
Этим самым, Господь Иисус показал, что дата Его второго пришествия – это тайна, сокрытая даже от Ангелов и самого Сына Божьего Иисуса Христа. Но мы должны понимать, что это являлось тайною для Него, пока Иисус находился еще на Земле, во плоти, как Сын Человеческий, так как Он Сам ограничил Себя в своей Божественности, приняв образ человека и став как человек! И Христос, когда находился на Земле, общаясь с Отцом Небесным, молясь Ему, получая откровения и находясь под Его водительством, прошел путь Адама, став вторым Адамом, быв послушным во всем, даже до смерти и смерти крестной… И поэтому, находясь во плоти, Иисус говорил о Себе, как о Сыне Человеческом, потому что в это время, если можно так выразиться, Его Божественные атрибуты были отложены в сторону.
Господь Иисус также сказал ученикам своим, что не ваше дело знать времена и сроки, когда Отец Мой положил назначить их Своей властью. Их задача заключалась пребывать в состоянии ожидания Иисуса Христа, что Он может прийти в любое время. И когда у людей возникало четкое понимание, что Христос придет во второй раз, то естественно, у них возникало желание узнать точно, каким-то образом определить время, когда это произойдет. И мы знаем, что за всю историю существования церкви, люди не раз пытались установить эти сроки пришествия Иисуса Христа и конечно же, они всегда ошибались. Потому что это навсегда останется тайной, сокрытой не только от людей, но и даже от ангелов. Более того, когда люди пытаются определить, как-то высчитать дату второго пришествия, то мы с уверенностью можем сказать, что это в очередной раз окажется ложным.
Были такие даты в разные времена: в 1844 году, 1904 и 1934 и вот не так давно какие-то братья-христиане из Ю.Кореи тоже определяли эту дату, и даже в СМИ была эта информация, но все это, естественно, оказалось ошибочным.
И Луки 21.8 написано:
Он сказал: берегитесь, что бы вас не ввели в заблуждение, ибо многие придут под именем Моим, говоря, что это Я; и это время близко, не ходите вслед их.
Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит нас, не желая, что бы кто погиб, но все пришли к покаянию.
Потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем.
Здесь говорится о том, что это событие произойдет неожиданно, когда многие верующие на Земле будут забраны в сретение Господу. Но мы должны воспринимать слово «облаках» не в буквальном смысле, которые мы видим на небе, здесь, скорее всего имеется ввиду облаках Славы Божьей, которая будет явлена в момент прихода нашего Господа Иисуса Христа. Т.е. верующие, которые будут восхищены, их тела будут преобразованы от Славы Божьей в тела совершенные (прославленные), которые уже не будут знать ни смерти, ни болезней. Эти тела будут подобны прославленному телу Иисуса Христа.
Вот что говорится об этом в 1-е Коринфянам 15.23:
каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его.
И 1-е Фессалоникийцам 4.15:
Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших
Здесь можно предположить, что это событие является прообразом сверхестественного восхищения Церкви. Мы видим в Библии, что часто, когда Бог хочет что-то сделать, Он показывает нам какие-то прообразы, может быть в меньших масштабах, но потом это событие происходит.
В Библии так же говорится о пророке Илии, 4 кн.Царств. 2.11-12:
Когда они шли и дорогою разговаривали, вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо.Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой, колесница Израиля и конница его! И не видел его более…
Здесь мы видим, что эти люди не увидели физической смерти, так как сверхестественно были взяты Богом на небо. И эти два события, несомненно, являются прообразами великого восхищения Церкви, во время пришествия на облаках Иисуса Христа.
Так же в Новом Завете мы находим еще два подобных случая:
Деяния 8.39
Когда же они вышли из воды, Дух Святый сошел на евнуха, а Филиппа восхитил Ангел Господень, и евнух уже не видел его, и продолжал путь радуясь.
Филипп, конечно же, не был восхищен на небеса, он просто был перенесен в другое место сверхестественным образом. Но это событие показывает, что для Бога нет ничего невозможного.
Скорее всего, когда человек рассматривая вопросы, связанные с восхищением, считает их чем-то фантастическим, невозможным. Но в Священном Писании мы видим, что Бог всемогущ и вполне может творить и более невероятные вещи и события…
Так же можно привести пример из 2 Коринфянам 12 2-4:
Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю – в теле или вне тела: Бог знает),что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать.
Здесь большинство богословов утверждает, что ап. Павел здесь говорит о самом себе, о своем духовном переживании… Что он был восхищен на Третье Небо, и находясь в Божьем присутствии, слышал слова неизреченные, которые человеку нельзя пересказать. Это событие, вероятно, так же является прообразом восхищения Церкви, когда Христос придет за ней. Возможно, такое духовное переживание случалось с людьми и раньше, до ап. Павла. Так же и современные люди тоже могут пережить нечто подобное.. Но по поводу этих восхищений ап. Павел так же предупреждает, что он слышал неизреченные слова, которых невозможно пересказать. Т.е. этим нельзя поделиться с людьми, вероятно, что в человеческом языке нет таких слов, что бы рассказать и передать эту информацию людям. Поэтому, когда мы смотрим или слушаем свидетельства людей о своем личном опыте восхищения, то встречаем достаточно много противоречий в их рассказах. Это говорит о том, что многие люди, пережившие подобный духовный опыт, не всегда правильно и ясно их истолковывают. Порой, путая их со сновидениями и прочими духовными состояниями, что ясно показывает – не все свидетельства о восхищениях истинны, более того, многие из них являются не более чем фантазиями этих людей…
И так, подведем небольшой итог. На основании Священного Писания, мы точно знаем, что Господь Иисус должен прийти два раза, один раз Он уже был на Земле и обязательно придет во торой раз. Времена и сроки Его пришествия мы не знаем, но ожидаем Его в терпении и в вере, зная, что Он обязательно придет. Его второе пришествие будет состоять из двух фаз: первая – это когда Он придет на Облаках Славы за Церковью, для того что бы восхитить её; и вторая – это когда Он придет как судья, что бы вместе со своей Церковью судить этот мир.
Эсхатология
ЭСХАТОЛО́ГИЯ (от греч. ἔσχατος – последний, конечный) – в религиозных мировоззренческих системах учение о конечных судьбах человеческой личности и всего сущего в «вечности», т. е. в самой дефинитивной перспективе за пределами истории, биографии, вообще «этого» мира. Следует различать индивидуальную эсхатологию, т. е. учение о посмертных судьбах единичной человеческой души, и универсальную эсхатологию, т. е. учение о цели и назначении космической и человеческой истории, об исчерпании ими своего смысла, об их конце и о том, что за этим концом последует. Индивидуальная эсхатология обычно более или менее существенно соотнесена с универсальной, но степень и модальность этого соотнесения в различных системах весьма различны; разнообразна и степень внимания к эсхатологической проблематике в целом, то оттесняемой на периферию и резервируемой для закрытых мистериальных сообществ как предмет наставления «посвященных», как в классическом греческом язычестве, то выходящей в самый центр предлагаемого всем вероучения, как в христианстве.
Представление о том, что «душа» или «дух» человека имеют какое-то бытие после смерти, то ли проходя одну инкарнацию за другой, то ли влача ущербное даже в сравнении с этой жизнью призрачное существование в каком-то локусе вроде греческого аида или еврейского шеола, распространено у самых разных народов, в самых разных цивилизациях и социокультурных контекстах, вплоть до парамифологии современности (спиритизм, рассказы о привидениях и т. п.). Но подобного рода мотивы сами по себе еще не составляют достаточного признака индивидуальной эсхатологии. В мифологических, религиозных и мистических учениях, более или менее принципиально ориентированных на циклическую парадигму мировых процессов (от задающих тон мифу ритуалов сельскохозяйственного цикла до вполне сознательно артикулированных брахманистских и пифагорейско-стоических доктрин мирового года и вечного возвращения), об эсхатологии вообще можно говорить лишь в несобственном смысле, ибо сама идея вечного круговорота исключает что-либо окончательное; у мироздания нет ни осмысливающей цели, ни абсолютного конца, и всемирные катастрофы, ритмически уничтожающие космос, лишь расчищают место для последующего. Натуралистически-гилозоистская интерпретация космоса в мифе и учении, охотно представляющая его как биологический организм, говорит о смене одряхлевшего мирового тела молодым. Сюда же относится учение о периодическом вселенском пожаре, «мерою возгорающемся и мерою угасающем» (Гераклит, В 30). Поскольку центральная формула архаической мысли в ее греческой философской артикуляции (для которой нетрудно найти аналоги и в других религиях) гласит «единое и все», то ритм бытия интерпретируется в мифах и доктринах как смена «выдоха», т. е. перехода «единого» во «все» как свое инобытие – «вдохом», т. е. возвращением «всего» в самобытие «единого»: в качестве примеров можно назвать неоплатоническую триаду «пребывание» – «выступание» – «возвращение», индийские доктрины о возникновении мира из самосущего атмана и катастрофическом возвращении мира к своему первоначалу, и т. п. Хотя картины мировых катастроф изображаются порой в весьма ярких тонах – примером может служить «Прорицание вельвы» в «Старшей Эдде», рисующее гибель богов, – речь идет не о необратимом исполнении мирового смысла, а лишь о смене циклов.
Эсхатология в собственном смысле развивается там, где становится мыслимым содержательное решение личных и вселенских судеб в некоей абсолютной перспективе. Особая роль в разработке влиятельной традиции индивидуальной эсхатологии принадлежит древнему Египту, а в создании парадигмы всемирной эсхатологии – древнему Израилю и затем иудаизму. Древнеегипетская мысль, напряженно работавшая над проблемой смерти и личного бессмертия, поняла загробную жизнь как положительное бытие, по своей конкретной наполненности никак не уступающее земной жизни, однако в отличие от нее стоящее под знаком окончательной стабильности и потому несравнимо более важное. Жизнь во времени должна служить только приготовлением к жизни в вечности. Бесповоротное решение судеб души («ка», бестелесно-телесного двойника) осмысляется в плане морально-религиозном как суд над ней перед престолом загробного бога Осириса: человек должен принести отчет за всю свою жизнь, а его сердце взвешивается на весах вместе с «правдой» как эталоном. Осужденного пожирает особое чудище (ср. образ «пасти Ада» в символическом языке христианской эсхатологии), а оправданный навеки водворяется в местах покоя блаженных, соединившись и слившись с Осирисом (ср. христианскую формулу «успение во Христе»). Загробный мир своей нелицеприятностью восполняет все дисгармонии земной жизни: «нет там различия между бедным и богатым». Параллельно с моральной акцентировкой веры в праведный суд развивается интерес к возможностям обеспечить свою судьбу на том свете при помощи обрядов или правильного знания о том, что ждет умершего, как ему вести себя, как отвечать на вопросы и т. п. («книги мертвых», имеющие параллели, напр., в тибетской традиции).
По другому пути идет библейское мышление, сосредоточенное не на судьбах индивида, а на судьбах «народа Божия» и всего человечества, на религиозном осмыслении всемирной истории как процесса, направляемого личной волей единого Бога. Исторические катастрофы, постигающие иудейский народ (т. н. вавилонское пленение 586 до н. э., разрушение Иерусалима римлянами в 70 г., подавление восстания Бар-Кохбы и кровавые репрессии против веры иудеев при Адриане), усиливают интерес к эсхатологии; предустановленная свыше история должна трансцендировать себя самое в приходе «нового неба и новой земли» ( Ис. 65:17 ), в наступлении «будущего века» (этот термин, характерный для иудейской апокалиптики, вошел в формулу христианского Символа веры: «чаю. жизни будущего века»). Артикулируемая позже индивидуальная эсхатология до конца вписывается в контекст эсхатологии всемирной, ибо наступление «будущего века» окажется временем воскресения прежде умерших праведников, которые получат «долю в будущем веке». Вобрав в себя традиции развивавшегося параллельно библейскому мировоззрению осмысления истории в зороастризме, послебиблейская апокалиптика кумрано-ессейского типа интерпретирует эсхатологическое время как окончательное разделение между добром и злом и победу первого над вторым (ср. Амусин И. Д. Рукописи Мертвого моря. Л., 1960, с. 117). В качестве решения всех споров людей и духов, исполнения всех обещаний Бога и осуществления смысла всего сущего эсхатологическое время именуется в еврейской религиозной литературе просто «концом»; центр тяжести решительно перемещается из настоящего в будущее. Господином и Совершителем «конца» будет Бог, но также и его человечески-сверхчеловеческий посланец и «помазанник» (māšiaḥ, в грецизированном арамейском выговоре «Мессия», в греческом переводе «Христос»); он положит конец временам «омрачения», соберет рассеянный по лицу земли «народ Божий», «заставит расцвести почиющих в земле» (Pirke R. Eliezer 32, 61) и соединит в себе достоинство царя и первосвященника. Трагическое крушение еврейской цивилизации в Испании после т. н. реконкисты и другие катастрофы европейского еврейства стимулировали актуализацию парадоксалистского учения о том, что Мессия придет лишь после предельного обострения бедствий (т. н. «родовые муки прихода Мессии»), так что к историческому процессу следует относиться по формуле «чем хуже, тем лучше»; напр., в легендах хасидов чудотворцы («цадики»), своей теургической властью избавляющие людей от бед, нередко получают упрек, что этим они отдаляют приход Мессии. Христианская эсхатология выросла на основе библейски-мессианского, динамического понимания движущейся к концу священной истории, которое оказалось выведено из этнополитического контекста «народа Божьего по плоти» к горизонтам «вселенским», всечеловеческим, и обогащено мотивами эллинистического межкультурного синтеза (характерно значение для раннего христианства пророчеств о мировом обновлении в таких греческих и латинских текстах, как т. н. Сивиллины книги или 4-я эклога Вергилия). Исходной точкой новой веры было убеждение первых христианских «благовестников», согласно которому эсхатологическое свершение существенным образом уже началось, поскольку Иисус Христос (т. е. Мессия) пришел в «последние времена» ( 1Пет. 1:20 ) и «победил мир» ( Ин. 16:33 ). Однако образ эсхатона оказался с самого начала подвергнут удвоению. Христос в первый раз приходил «в образе раба», чтобы учить, исцелять и Своими страданиями искупить, а не судить людей ( Мф. 18:11 ); второе пришествие Христа будет «со славою», для окончательного суда о живых и мертвых (ср. текст Никейско-Константинопольского символа веры). В первом пришествии история оказалась преодоленной лишь незримо, для веры верующих, эмпирически продолжая идти дальше, хотя уже под знаком конца. В конце Апокалипсиса, последней и самой эсхатологической книги новозаветного канона, сказано: «Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною. » ( Откр. 22:11–12 ). Только второму пришествию предстоит выявить сокровенную реальность первого, но оно должно наступить неожиданно, в сроки, о которых верующим воспрещаются догадки и домыслы, застигая людей в рутине их каждодневного поведения (побудительный импульс к тому, чтобы вносить строгость к себе именно в эту рутину). В силу этого императив эсхатологии заметно интериоризируется, как бы переносится в духовный мир человека и его религиозно-мотивированные отношения с другими людьми («Царство Божие внутри вас» – Лк. 17:21 – слова, которые в греческом оригинале и с учетом семитского лексического субстрата можно понять и «между вами», в праведности вашего межличностного общения); однако через учение о Втором пришествии сохраняется и значимость всеобщей, всемирной эсхатологии. При этом первое и второе пришествия Христа выражают полярное соотношения двух свойств Бога – милосердия и судящей справедливости (ср. символику правой и левой руки, напр., в Евангелии от Матфея ( Мф. 25:33 ) и след.).
Эта сложная эсхатология Нового Завета могла выражать себя лишь в многозначных притчах и символах, избегая чрезмерной наглядности. Однако средневековое христианство в бесчисленных апокрифах, легендах и видениях творит детализированную картину потустороннего мира (ср. византийский апокриф «Хождение Богородицы по мукам», очень популярный и на Руси). На уровне чувственно-представимого мифа топика эсхатологии часто оказывается de facto интеррелигиозной (напр., исламские представления косвенно влияют на образность «Божественной комедии» Данте, гурии исламского рая аналогичны апсарам буддизма и т. п.); течения народного мифотворчества пересекают все вероисповедные и этнические границы. В христианстве происходит рецепция мотивов индивидуальной эсхатологии египетского и греко-римского происхождения (напр., мотив взвешивания Осирисом сердца умершего был переработан в мотив такого же взвешивания перед лицом архангела Михаила). Аналогичные процессы заметны в области более умственной, где античное понятие «бессмертия души» теснит артикулированное в христианском Символе веры понятие «воскресения мертвых». Тем острее становится проблема согласования подобных мотивов с библейской и начально-христианской всечеловеческой эсхатологией. Если судьба каждой отдельной души решается ее взвешиванием на весах Михаила и водворением ее в раю или в аду, неясно место мотива всеобщего воскресения и суда над человечеством в контексте конца мира. Наиболее распространенное решение этой проблемы (известное по «Божественной комедии», но возникшее много ранее) исходило из того, что радости рая и муки ада переживаются душами, разлученными с телами, лишь в предварении, чтобы получить свою дефинитивную полноту после телесного воскресения и Страшного Суда. Этим самым индивидуальная эсхатология совмещала уже не два, а три логически различимых момента: если праведник 1) уже в земной жизни через свою духовную встречу с явившим Себя Христом сокровенно имеет эсхатологическую «новую жизнь», а 2) после смерти получает в раю «вечную жизнь», то оба эти события полностью реализуются лишь в 3) завершающем событии воскресения и просветления его плоти на исходе мира.
Последнее часто интерпретировалось мистикой как восстановление в первозданном совершенстве всего сотворенного универсума: человек как микрокосм и посредник между природой и Богом (см.: Thunberg L. Microcosm and Mediator: The Theological Anthropology of Maximus the Confessor. Lund, 1965) преодолевает свою расколотость на два пола (древний мотив, известный по «Пиру» Платона), затем перебарывает расколотость мира на бытие земное и ангельское, претворяя землю в рай, затем примиряет в своей сущности чувственное и умопостигаемое и завершает свое посредническое служение тем, что, воссоединив в себе самом все уровни сущего, через любовь отдает их Богу и тем исполняет их назначение. Представления о преображении и тем самым «обожении» плоти особенно характерны для православной мистики (Псевдо-Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник, исихасты); на Западе они наиболее ярко представлены в нетипичной для западного контекста эсхатологии Иоанна Скота Эриугены (см. Бриллиантов А. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эриугены. СПб., 1898, с. 407–414). Уже Оригеном идея т. н. «апокатастасиса» (греч. «восстановления», здесь – всеобъемлющего просветления и возвращения к первозданному благому состоянию) была доведена до крайних выводов о необходимом конечном спасении всех личных существ, включая сатану, и, следовательно, о временном характере мук ада, сохраняющих лишь очистительно-педагогическое, но не собственно карательное назначение. Этот крайний эсхатологический оптимизм (довольно популярный в сегодняшнем богословии, особенно западном, в контексте борьбы с «репрессивными» тенденциями мысли) нелегко согласовать как с христианским убеждением в окончательном характере эсхатологических приговоров, так и с теистической верой в свободу воли (ибо для того, чтобы постулировать неизбежное спасение души, приходится отказать ей в свободе, произвольно отвергнуть милость Бога и тем увековечить свое осуждение). Поэтому оригеновская доктрина апокатастасиса была признана еретической на 5-м Вселенском соборе в 553 г., хотя и продолжала находить отголоски в истории христианской мысли от Григория Нисского и Эриугены до теологов новейшего времени. Однако само представление о месте временных очистительных мук (характерное, между прочим, для греко-римской эсхатологии, ср. 6-ю книгу «Энеиды» Вергилия) было удержано в католической теологии в виде концепта чистилища и наряду с доктриной о вечности мук в аду как ином потустороннем локусе. Догмат о чистилище в его католической разработке был отклонен православным вероучением, впрочем, тоже говорящим о т. н. «мытарствах», т. е. временных мучениях, испытаниях и странствиях разлучившейся с телом души. Между тем одинаково важная для Православия и Католичества практика молитв «о упокоении душ» умерших сама по себе предполагает возможность каких-то временных загробных состояний, еще не прекращенных дефинитивным приговором сразу же после кончины; радикальные направления протестантизма, отвергая мысль о «чистилище» или «мытарствах», вполне логично отменили также молитвы об умерших. Православная эсхатология, имея много общих предпосылок с католической, в целом сравнительно менее догматически фиксирована и в большей степени выражает себя на языке многозначной символики (литургические тексты и песнопения, иконография), что позволяет некоторым православным богословам оставлять дверь приоткрытой для учения об апокатастасисе (о. П. Флоренский, о. С. Булгаков и др.), прибегая к формулировкам намеренно «антиномичным»: «Если. ты спросишь меня: «Что же, будут ли вечные муки?», то я скажу: «Да». Но если ты еще спросишь меня: «Будет ли всеобщее восстановление в блаженстве?», то опять-таки скажу: «Да»» (Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М., 1990, с. 255). В доктринах и «ересях» европейского христианства на исходе Средневековья и на пороге Нового времени происходит заметное перенесение интереса от индивидуальной эсхатологии к всемирной. Здесь следует отметить прежде всего учение о приходе после сменявших друг друга эр Отца (Ветхий Завет) и Сына (Новый Завет) третьей эры Духа Святого, разработанное Иоахимом Флорским (ум. 1202) и находившее сторонников в продолжение столетий вплоть до мистиков XX в. (в частности, русских символистов). Волнения эсхатологического характера легко соединяются с надрывом разочарования в идее теократии, как это можно видеть на примере русского старообрядчества: если русское царство перестает восприниматься как «икона» Царства Божия, оно легко идентифицируется как царство антихриста. Можно отметить роль секуляризуемого «хилиазма» (т. е. восходящего к загадочному месту Апокалипсиса ( Откр. 20:2–7 ), не принятого церковным вероучением, но влиятельного эсхатологического учения о грядущем тысячелетнем царстве праведных) в становлении ряда идеологий Нового и Новейшего времени – пуританского американизма, утопического и марксистского коммунизма (ср. признание и анализ этой связи идей с марксистской точки зрения в нашумевшей кн.: Block E. Das Prinzip Hoffnung, Bd. 1–3. В., 1954–59), нацистской мифологемы «тысячелетнего» третьего рейха (по-немецки то же слово, что библейское «царство») и т. д. Эсхатология как «метаистория», т. е. самотрансцендирование ощутимо ускоряющегося хода истории, – одна из ведущих тем религиозной мысли XX в., претерпевающая не только всевозможные внерелигиозные переработки утопического или, напротив, «дистопического» и «алармистского» характера, но, особенно под конец века, и повседневную вульгаризацию в т. н. тоталитарных сектах, а также во вполне секулярных средствах массовой информации и наиболее тривиальных видах искусства: «апокалипсис» – сегодня избитая газетная метафора, а «Армагеддон» – нормальный мотив фильма ужасов. Такой же вульгаризации подвергаются вопросы индивидуальной эсхатологии (ср. для XIX в. спиритизм, для XX в. бестселлеры о «жизни после смерти» вроде книги Р. Муди «Жизнь после жизни», 1975, и т. п.). Евдемонизм «общества потребления» давно уже порождает облегченное отношение к эсхатологии и формы тривиализованного дискурса, для которого «тот свет» – продолжение эмоционального комфорта «здесь» (ср. Каграманов Ю. «. И Аз воздам». О страхе Божием в прошлом и настоящем. – «Континент», № 84, с. 376–396). В области профессионально богословской последнее время замечается, напротив, спад интереса к темам эсхатологии, все чаще становящейся специальностью фундаменталистских и вообще более или менее «маргинальных» религиозных групп и личностей. Ситуация серьезной эсхатологии, оказывающейся в угрожающем пространстве между агрессией и со стороны секуляризма, и со стороны сектантского духа, – проблема для сегодняшнего религиозного мыслителя, какова бы ни была его конфессиональная (или внеконфессиональная) принадлежность.
Источник: Сергей Аверинцев : Собрание сочинений : София-Логос. Словарь / Под ред. Н.П. Аверинцевой и К.Б. Сигова. – К.: Дух и Литера, 2006. – 912 с.