Это только кажется что выбор у нас есть
Владислав Сурков: Долгое государство Путина
«Это только кажется, что выбор у нас есть». Поразительные по глубине и дерзости слова. Сказанные полтора десятилетия назад, сегодня они забыты и не цитируются. Но по законам психологии то, что нами забыто, влияет на нас гораздо сильнее того, что мы помним. И слова эти, выйдя далеко за пределы контекста, в котором прозвучали, стали в итоге первой аксиомой новой российской государственности, на которой выстроены все теории и практики актуальной политики.
Иллюзия выбора является важнейшей из иллюзий, коронным трюком западного образа жизни вообще и западной демократии в частности, давно уже приверженной идеям скорее Барнума, чем Клисфена. Отказ от этой иллюзии в пользу реализма предопределенности привел наше общество вначале к размышлениям о своем, особом, суверенном варианте демократического развития, а затем и к полной утрате интереса к дискуссиям на тему, какой должна быть демократия и должна ли она в принципе быть.
Открылись пути свободного государственного строительства, направляемого не импортированными химерами, а логикой исторических процессов, тем самым «искусством возможного». Невозможный, противоестественный и контристорический распад России был, пусть и запоздало, но твердо остановлен. Обрушившись с уровня СССР до уровня РФ, Россия рушиться прекратила, начала восстанавливаться и вернулась к своему естественному и единственно возможному состоянию великой, увеличивающейся и собирающей земли общности народов. Нескромная роль, отведенная нашей стране в мировой истории, не позволяет уйти со сцены или отмолчаться в массовке, не сулит покоя и предопределяет непростой характер здешней государственности.
И вот – государство Россия продолжается, и теперь это государство нового типа, какого у нас еще не было. Оформившееся в целом к середине нулевых, оно пока мало изучено, но его своеобразие и жизнеспособность очевидны. Стресс-тесты, которые оно прошло и проходит, показывают, что именно такая, органически сложившаяся модель политического устройства явится эффективным средством выживания и возвышения российской нации на ближайшие не только годы, но и десятилетия, а скорее всего и на весь предстоящий век.
Русской истории известны, таким образом, четыре основные модели государства, которые условно могут быть названы именами их создателей: государство Ивана Третьего (Великое княжество/Царство Московское и всей Руси, XV–XVII века); государство Петра Великого (Российская империя, XVIII–XIX века); государство Ленина (Советский Союз, ХХ век); государство Путина (Российская Федерация, XXI век). Созданные людьми, выражаясь по-гумилевски, «длинной воли», эти большие политические машины, сменяя друг друга, ремонтируясь и адаптируясь на ходу, век за веком обеспечивали русскому миру упорное движение вверх.
Большая политическая машина Путина только набирает обороты и настраивается на долгую, трудную и интересную работу. Выход ее на полную мощность далеко впереди, так что и через много лет Россия все еще будет государством Путина, подобно тому как современная Франция до сих пор называет себя Пятой республикой де Голля, Турция (при том, что у власти там сейчас антикемалисты) по-прежнему опирается на идеологию «Шести стрел» Ататюрка, а Соединенные Штаты и поныне обращаются к образам и ценностям полулегендарных «отцов-основателей».
Описание должно быть исполнено не в стиле двух пропаганд, нашей и не нашей, а на языке, который и российский официоз, и антироссийский официоз воспринимали бы как умеренно еретический. Такой язык может стать приемлемым для достаточно широкой аудитории, что и требуется, поскольку сделанная в России политическая система пригодна не только для домашнего будущего, она явно имеет значительный экспортный потенциал, спрос на нее или на отдельные ее компоненты уже существует, ее опыт изучают и частично перенимают, ей подражают как правящие, так и оппозиционные группы во многих странах.
Чужеземные политики приписывают России вмешательство в выборы и референдумы по всей планете. В действительности, дело еще серьезнее – Россия вмешивается в их мозг, и они не знают, что делать с собственным измененным сознанием. С тех пор как после провальных 90-х наша страна отказалась от идеологических займов, начала сама производить смыслы и перешла в информационное контрнаступление на Запад, европейские и американские эксперты стали все чаще ошибаться в прогнозах. Их удивляют и бесят паранормальные предпочтения электората. Растерявшись, они объявили о нашествии популизма. Можно сказать и так, если нет слов.
Между тем интерес иностранцев к русскому политическому алгоритму понятен – нет пророка в их отечествах, а все сегодня с ними происходящее Россия давно уже напророчила.
Когда все еще были без ума от глобализации и шумели о плоском мире без границ, Москва внятно напомнила о том, что суверенитет и национальные интересы имеют значение. Тогда многие уличали нас в «наивной» привязанности к этим старым вещам, якобы давно вышедшим из моды. Учили нас, что нечего держаться за ценности ХIХ века, а надо смело шагнуть в век ХХI, где будто бы не будет никаких суверенных наций и национальных государств. В ХХI веке вышло, однако, по-нашему. Английский брекзит, американский «#грейтэгейн», антииммиграционное огораживание Европы – лишь первые пункты пространного списка повсеместных проявлений деглобализации, ресуверенизации и национализма.
Когда на каждом углу восхваляли интернет как неприкосновенное пространство ничем не ограниченной свободы, где всем якобы можно все и где все якобы равны, именно из России прозвучал отрезвляющий вопрос к одураченному человечеству: «А кто мы в мировой паутине – пауки или мухи?» И сегодня все ринулись распутывать Сеть*, в том числе и самые свободолюбивые бюрократии, и уличать фейсбук в потворстве иностранным вмешательствам. Некогда вольное виртуальное пространство, разрекламированное как прообраз грядущего рая, захвачено и разграничено киберполицией и киберпреступностью, кибервойсками и кибершпионами, кибертеррористами и киберморалистами.
Когда гегемония «гегемона» никем не оспаривалась и великая американская мечта о мировом господстве уже почти сбылась и многим померещился конец истории с финальной ремаркой «народы безмолвствуют», в наступившей было тишине вдруг резко прозвучала Мюнхенская речь. Тогда она показалась диссидентской, сегодня же все в ней высказанное представляется само собой разумеющимся – Америкой недовольны все, в том числе и сами американцы.
Обнаружив у себя внутри малоприятное «глубинное государство», американцы, впрочем, не особенно удивились, поскольку давно о его наличии догадывались. Если существует deep net и dark net, почему бы не быть deep state или даже dark state? Из глубин и темнот этой непубличной и неафишируемой власти всплывают изготовленные там для широких масс светлые миражи демократии – иллюзия выбора, ощущение свободы, чувство превосходства и пр.
Недоверие и зависть, используемые демократией в качестве приоритетных источников социальной энергии, необходимым образом приводят к абсолютизации критики и повышению уровня тревожности. Хейтеры, тролли и примкнувшие к ним злые боты образовали визгливое большинство, вытеснив с доминирующих позиций некогда задававший совсем другой тон достопочтенный средний класс.
В добрые намерения публичных политиков теперь никто не верит, им завидуют и потому считают людьми порочными, лукавыми, а то и прямо мерзавцами. Знаменитые политографические сериалы от «Босса» до «Карточного домика» соответственно рисуют натуралистические картины мутных будней истеблишмента.
Мерзавцу нельзя дать зайти слишком далеко по той простой причине, что он мерзавец. А когда кругом (предположительно) одни мерзавцы, для сдерживания мерзавцев приходится использовать мерзавцев же. Клин клином, подлеца подлецом вышибают… Имеется широкий выбор подлецов и запутанные правила, призванные свести их борьбу между собой к более-менее ничейному результату. Так возникает благодетельная система сдержек и противовесов – динамическое равновесие низости, баланс жадности, гармония плутовства. Если же кто-то все-таки заигрывается и ведет себя дисгармонично, бдительное глубинное государство спешит на помощь и невидимой рукой утаскивает отступника на дно.
Ничего страшного в предложенном изображении западной демократии на самом деле нет, достаточно немного изменить угол зрения, и станет опять нестрашно. Но осадок остается, и западный житель начинает крутить головой в поисках иных образцов и способов существования. И видит Россию.
Наша система, как и вообще наше все, смотрится, конечно, не изящнее, зато честнее. И хотя далеко не для всех слово «честнее» является синонимом слова «лучше», оно не лишено притягательности.
Государство у нас не делится на глубинное и внешнее, оно строится целиком, всеми своими частями и проявлениями наружу. Самые брутальные конструкции его силового каркаса идут прямо по фасаду, не прикрытые какими-либо архитектурными излишествами. Бюрократия, даже когда хитрит, делает это не слишком тщательно, как бы исходя из того, что «все равно все всё понимают».
Высокое внутреннее напряжение, связанное с удержанием огромных неоднородных пространств, и постоянное пребывание в гуще геополитической борьбы делают военно-полицейские функции государства важнейшими и решающими. Их традиционно не прячут, а наоборот, демонстрируют, поскольку Россией никогда не правили купцы (почти никогда, исключения – несколько месяцев в 1917 году и несколько лет в 1990-х), считающие военное дело ниже торгового, и сопутствующие купцам либералы, учение которых строится на отрицании всего хоть сколько-нибудь «полицейского». Некому было драпировать правду иллюзиями, стыдливо задвигая на второй план и пряча поглубже имманентное свойство любого государства – быть орудием защиты и нападения.
Глубинного государства в России нет, оно все на виду, зато есть глубинный народ.
На глянцевой поверхности блистает элита, век за веком активно (надо отдать ей должное) вовлекающая народ в некоторые свои мероприятия – партийные cобрания, войны, выборы, экономические эксперименты. Народ в мероприятиях участвует, но несколько отстраненно, на поверхности не показывается, живя в собственной глубине совсем другой жизнью. Две национальные жизни, поверхностная и глубокая, иногда проживаются в противоположных направлениях, иногда в совпадающих, но никогда не сливаются в одну.
Глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать.
Редкие обществоведы возьмутся точно определить, равен ли глубинный народ населению или он его часть, и если часть, то какая именно? В разные времена за него принимали то крестьян, то пролетариев, то беспартийных, то хипстеров, то бюджетников. Его «искали», в него «ходили». Называли богоносцем, и наоборот. Иногда решали, что он вымышлен и в реальности не существует, начинали какие-нибудь галопирующие реформы без оглядки на него, но быстро расшибали об него лоб, приходя к выводу, что «что-то все-таки есть». Он не раз отступал под напором своих или чужих захватчиков, но всегда возвращался.
Своей гигантской супермассой глубокий народ создает непреодолимую силу культурной гравитации, которая соединяет нацию и притягивает (придавливает) к земле (к родной земле) элиту, время от времени пытающуюся космополитически воспарить.
Народность, что бы это ни значило, предшествует государственности, предопределяет ее форму, ограничивает фантазии теоретиков, принуждает практиков к определенным поступкам. Она мощный аттрактор, к которому неизбежно приводят все без исключения политические траектории. Начать в России можно с чего угодно – с консерватизма, с социализма, с либерализма, но заканчивать придется приблизительно одним и тем же. То есть тем, что, собственно, и есть.
Умение слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно – уникальное и главное достоинство государства Путина. Оно адекватно народу, попутно ему, а значит, не подвержено разрушительным перегрузкам от встречных течений истории. Следовательно, оно эффективно и долговечно.
В новой системе все институты подчинены основной задаче – доверительному общению и взаимодействию верховного правителя с гражданами. Различные ветви власти сходятся к личности лидера, считаясь ценностью не сами по себе, а лишь в той степени, в какой обеспечивают с ним связь. Кроме них, в обход формальных структур и элитных групп работают неформальные способы коммуникации. А когда глупость, отсталость или коррупция создают помехи в линиях связи с людьми, принимаются энергичные меры для восстановления слышимости.
Перенятые у Запада многоуровневые политические учреждения у нас иногда считаются отчасти ритуальными, заведенными больше для того, чтобы было, «как у всех», чтобы отличия нашей политической культуры не так сильно бросались соседям в глаза, не раздражали и не пугали их. Они как выходная одежда, в которой идут к чужим, а у себя мы по-домашнему, каждый про себя знает, в чем.
По существу же общество доверяет только первому лицу. В гордости ли никогда никем не покоренного народа тут дело, в желании ли спрямить пути правде либо в чем-то ином, трудно сказать, но это факт, и факт не новый. Ново то, что государство данный факт не игнорирует, учитывает и из него исходит в начинаниях.
Было бы упрощением сводить тему к пресловутой «вере в доброго царя». Глубинный народ совсем не наивен и едва ли считает добродушие царским достоинством. Скорее он мог бы думать о правильном правителе то же, что Эйнштейн сказал о боге: «Изощрен, но не злонамерен».
Современная модель русского государства начинается с доверия и на доверии держится. В этом ее коренное отличие от модели западной, культивирующей недоверие и критику. И в этом ее сила.
У нашего нового государства в новом веке будет долгая и славная история. Оно не сломается. Будет поступать по-своему, получать и удерживать призовые места в высшей лиге геополитической борьбы. С этим рано или поздно придется смириться всем тем, кто требует, чтобы Россия «изменила поведение». Ведь это только кажется, что выбор у них есть.
Длинный язык Суркова
Только человек думающий и увлекающийся, вроде Владислава Суркова, мог тиснуть глубокомысленную статью о том, что у людей нет выбора, хорошо зная, что читатели этой статьи обязательно сделают свой выбор: читать ли статью дальше заголовка, соглашаться ли с автором, спорить ли. Потому что спорить есть о чем, даже если не ловить автора на слове, а длинный язык увлекающегося автора всегда дает повод для этого.
Путин, конечно, не говорил «это только кажется, что выбор у нас есть». Дословно по телевизору 4 сентября 2004 года, на следующий день после штурма школы в Беслане, было сказано следующее: «Террористы считают, что они сильнее нас. Что они смогут запугать нас своей жестокостью, смогут парализовать нашу волю и разложить наше общество. И, казалось бы, у нас есть выбор – дать им отпор или согласиться с их притязаниями. Сдаться, позволить разрушить и растащить Россию в надежде на то, что они в конце концов оставят нас в покое. Как Президент, глава Российского государства, как человек, который дал клятву защищать страну, ее территориальную целостность, и просто – как гражданин России, я убежден, что в действительности никакого выбора у нас просто нет. Потому что стоит нам позволить себя шантажировать и поддаться панике, как мы погрузим миллионы людей в нескончаемую череду кровавых конфликтов по примеру Карабаха, Приднестровья и других хорошо известных нам трагедий».
Оправдание политических перегибов в стиле «мы вынуждены так поступать» – внушительный риторический прием, к которому обращаются не только в Кремле.
Президент Петр Порошенко тоже утверждал, что вступление Украины в НАТО и ЕС, влезание в долги ради реформ – безальтернативная стратегия, иначе будет катастрофа.
Главе Мюнхенской конференции по вопросам безопасности Вольфгангу Ишингеру принадлежат слова: «если Россия игнорирует свои обязательства по реализации Минского протокола, то, у нас, возможно, нет иного выбора, кроме как обеспечить Киев военной техникой».
Политики имеют привычку утешать публику мимолетными иллюзиями предопределенности, потому что иначе бы люди перед телевизорами постоянно хватались за голову и кричали «Что вы делаете!». Но только в Кремле отчаянную риторику способны возвести в жизненный принцип, национальную идею. Наверное, в этом вся разница между взрывоопасно сближающимися западной «политикой неизбежности» и восточной «политикой вечности», по выражению историка Тимоти Снайдера.
Но хватит ловить Суркова за язык. Посмотрим, что по существу он утверждает в своей статье. Ключевых тезисов три. Первый: Россия обречена быть великой страной, собирать и удерживать земли властью силовиков. Второй: народный суверенитет в России осуществляется не путем выбора достойнейших, а путем их закапывания в землю политической машиной Путина. Третий: Россия завоевывает Запад, потому что на Западе не доверяют себе и делают выбор в пользу России. Тезис о торжестве детерминизма над волюнтаризмом не в счет, это дань глупой моде и к тому же ничего нового для мировой философии Сурков не сказал. Более того, технократическая риторика плохо согласуется с первым тезисом о сильной руке: о том, что в жизни все заранее разложено по полочкам за прилавком судьбы, пристало говорить скорее купцу, нежели воину. Остальное тоже противоречиво.
Во-первых, «логика исторических процессов» вряд ли оправдывает заявленные в статье Суркова имперские амбиции, потому что мы живем в мире национальных государств, а не империй. Так повелось с Парижской мирной конференции 100 лет назад, и даже большие корпорации (в том числе, российского происхождения) как настоящие хозяева современного мира со всеми его госаппаратами не оспаривают данный консенсус. Первая мировая война, предшествовавшая Версальскому миру, похоронила много имперских амбиций. Группа советников президента США Вудро Вильсона, рисуя будущие границы европейских наций, исходила из того, что характер у наций более спокойный, чем у империй: они не рыщут вокруг и не выбирают, кого бы завоевать, а скорее им предопределено жить в родных исторических границах, мирно торговать с соседями и управляться невидимой рукой рынка согласно пророчествам Адама Смита. Та же невидимая рука рынка собирает крупнейшие экономики мира в миролюбивые альянсы и ведет к болезненному краху претендентов в империи.
В-третьих, нарисованная Сурковым картина торжества путинизма по всему миру совершенно неубедительна, похожа на попытку «космополитически воспарить» над землей. Давайте опустимся на землю. Тот факт, что в атлантических кругах из Путина делают суперзлодея, еще не доказывает наличие у него каких-либо суперсил, включая пресловутое видение будущего: иначе он бы не дразнил Запад с известными нежелательными последствиями. Не совсем понятно вообще, насколько оригинален сурковский путинизм, потому что проведенная автором граница между наглой ложью и честной наглостью выглядит очень условно и с государственной границей России не совпадает. Если по мысли Суркова путинизм состоит во взломе изнутри «либеральной гегемонии», то эта политическая технология давно должна была выйти из употребления как токсичная и морально устаревшая, ее провал только сделает сильнее прагматический либерализм. Даже если путинизм повлиял на некий парад суверенитетов в международной политике последние годы, прагматический либерализм может похвастаться причастностью к изобретению самой концепции суверенитета сотни лет назад, а его гуманистические корни еще глубже, у истоков современной науки, экономики и политики. Либерализм является причиной успеха англо-американской культуры, в частности, широкого распространения английского языка. Свобода* глобального общения и богатство практических знаний, которые доступны на английском языке вопреки всем гегемониям и монополиям, на деле гораздо привлекательнее любой похвальбы насчет побед в информационных войнах.
Сурков утверждает, что Россия держится на доверии общества первому лицу, в отличие от Запада, культивирующего недоверие, зависть, критику. Не странно ли? Настоящее доверие требует общедоступности и взаимности доверительных отношений, критического мышления и проверки доверия жизненным опытом. В результате лидером может стать каждый, личный успех вызывает поддержку и желание повторить. В то же время первые лица всегда подлежат критике, на которую адекватно реагируют или утрачивают лидерство. «Отец американской психологии» Уильям Джеймс объяснил необходимость доверия общества к каждой личности следующей формулой: «Общество замирает без личной инициативы; личная инициатива замирает без поддержки общества». Можно ли всерьез сравнивать с богатейшей западной культурой бдительного доверия всех к каждому некий пиетет патерналистского общества по отношению к «отцу нации»?
Я не буду спорить с Сурковым насчет предстоящей славной истории России. Дай Бог, чтобы это была не дурная слава и чтобы желание новизны, способность к адаптации, о которых он упоминает, перебороли зазря восхваляемое им же нежелание меняться. Такое же воинственное упрямство не принесло Украине ничего хорошего.
Сурков желает роста русского мира; а я бы хотел, чтобы русский мир вырос над собой. Может, тогда он перестанет быть дурным примером для украинских политиков.
Глубинное государство и поверхностный Сурков
О том, что человек, которого не так давно полагали (а некоторые считают и теперь) серым кардиналом российской власти разродился новым и масштабным текстом, который опубликовала Независимая Газета, уже известно, кажется, всем, кто хоть в минимальной степени интересуется политической проблематикой. Прежде, чем начать разбор, хотелось бы сказать господину Суркову большое спасибо. Нет, правда, абсолютно искренне – дело в том, что наша правящая группировка крайне редко даёт возможность с ней содержательно и полновесно поспорить. Силе аргументов предпочитается частота их повторения, изяществу слога – яркость фиксируемого камерами образа. Есть обещания – бессодержательно-пустые, которым бессмысленно оппонировать – те, кто их высказал, верят в них ещё меньше, чем остальные. Есть заведомо неверные и подложные объяснения тех или иных решений, который были приняты наверху – там скорее нужен точный математический расчёт, там пригодятся навыки экономиста, юриста, но не полемиста. И вот перед нами материал, где человек из власти излагает свою систему взглядов – редкая удача. Так что ещё раз благодарствуем, Владислав Юрьевич.
Бесспорно, можно бы было, как это сделали многие обозреватели, превратить сурковское «Долгое государство Путина» в повод для чистой насмешки. Можно и вовсе абстрагироваться от текста, а вместо этого пройтись по личности новоявленного Уварова, пытающегося подставить идеологический костыль безыдейному государству, а временный застой изобразить незыблемой, как гранит, основой русской жизни. Граф Сергей Семёнович некогда прославился в Петербурге тем, что путь к благосостоянию начинал со спекулировния государственным имуществом — казёнными дровами, которые выдавались для зимнего отопления помещений университета, Академии наук и казённых квартир служащих по вверенному ему ведомству Министерства народного просвещения. Вот что пишет современник: «Будучи президентом Академии наук, Уваров назначил вдове шестинедельный срок для очищения казённой квартиры, прибавив свою любимую фразу: „Ни 24 часа долее,“ — и приказав немедленно прекратить отпуск казённого топлива, а это было в январе. Уваров, grand seigneur, большой вельможа, особенное имел внимание к дровам». Карьера господина Суркова началась с работы — к слову, под началом Михаила Ходорковского — в печально знаменитом финансовом объединении Менатеп, история которого окончилась, за исключением нескольких офшорных структур, грандиозным по последствиям банкротством.
Но оставим в стороне биографии – другое здесь интереснее. Впервые за очень долгое время человек из высших эшелонов власть попытался представить на суд публики не некий набор образов, или лозунгов, а нечто связное, системное, претендующее на звание, не побоюсь этого слова, доктрины. А ещё – на понимание сути того, что делается в России. По крайней мере подзаголовок материала, опубликованного Независимой газетой, вероятно авторский, гласит «О том, что здесь (тут, очевидно, подразумевается всё наше многострадальное Отечество) вообще происходит».
Итак, пойдём последовательно и прямо с цитатами по реперным точкам, ключевым тезисам текста. Первый из них: политический выбор есть иллюзия, хотя, пожалуй, и благотворная. Мысль занятная, хотя и, мягко сказать, не новая. Детерминистов разных сортов известно очень много – от уверенных в том, что весь исторический процесс находится в руках божьих и до радикальных позитивистов. Некоторые несмыслящие, или намеренно искажающие факты буржуазные учёные относили к ним даже марксистов – на том основании, что они выводят некоторые события в истории (например мировую революцию), как неизбежные. И яростно критиковали за то, что неизбежность того, что из определённого набора причин и предпосылок выйдет строго единственный набор следствий сильно бьёт по роли личности в истории. Персональная воля и таланты конкретного человека оказываются ничтожными перед лицом действия непреклонных и механистичных сил. В этом отношении начинающаяся с подобной декларации статья никак не может быть, казалось бы, панегириком в адрес чьего-либо единовластия. В общем, маху дал господин Сурков, едва ли не крамольно получается.
Впрочем, исправляется он слёту. За каким-то лешим приводится фраза Путина «Это только кажется, что выбор у нас есть» – сказанная 15 лет назад и вырванная из контекста. Автор этих строк потратил добрый час времени на то, чтобы обнаружить в какой же ситуации и по какому поводу президент, собственно, вышеуказанные слова произнёс. Выяснилось – это элемент выступления по телевидению на следующий день после штурма школы в Беслане, где в целом речь идёт о том, что у нас отсутствует выбор относительно того, противодействовать терроризму, или же с ним смириться. Конкретно с такой постановкой вопроса спорить сложно, но может ли кто-нибудь (в том числе и непосредственно Путин) увидеть в этом краеугольный камень некоей социально-политической концепции?
Нет, понятно, что хороший царедворец должен запоминать речения августейшей особы, но, право слово, не до такой же степени. Это уже выходит раб-номенклатор – были такие в Риме эпохи республики: в их обязанность им вменялось быть своего рода запасной памятью господина, подсказывать своему хозяину имена приветствовавших его на улице господ и имена рабов и слуг дома, воспроизводить фразы, произнесённые в тех или иных разговорах, или названия поданных к столу в разное время блюд. Довольно жалкая доля – при том, что кругозор у нашего автора достаточно широкий. Так он походя упоминает имена Барнума и Клисфена. Второй – архонт Афин, проведший ряд реформ в родном полисе, которые заложили институциональные основы знаменитой афинской демократии. Финеас Тейлор Барнум жил на два с лишним тысячелетия позднее в Соединённых Штатах и считается одной из крупнейших фигур в истории становления американского шоубизнеса, а также обладатель прозвища «Король надувательства».
Перефразируя несколько завуалированный через исторические аллегории и размазанный в тексте второй тезис мы получим следующее: западная демократия в свой сути есть шоу, создание видимости свободы. Что ж, весьма прогрессивно и смело, браво, господин Сурков! Между прочим, это то, что было табу с позднесоветского времени – критика не отдельных государств, ведущих неправильную политику по отношению к России, или на глобальной арене в целом, а самой системы западного политического процесса, которую мы усиленно копировали в 1990-е годы. Но каков дальнейший посыл, каков вывод? Наверное, назад к советам, расстрелянным и упразднённым «демократами» в 1993?
Дальше идут довольно пустые рассуждения о том, что Россия «обречена» на нескромную роль в мировой истории, про неизученность современной РФ и её политсистемы. А вот следом – нечто весьма интересное. Дословно: «Русской истории известны, таким образом, четыре основные модели государства, которые условно могут быть названы именами их создателей: государство Ивана Третьего (Великое княжество/Царство Московское и всей Руси, XV–XVII века), государство Петра Великого (Российская империя, XVIII–XIX века); государство Ленина (Советский Союз, ХХ век); государство Путина (Российская Федерация, XXI век). Большая политическая машина Путина только набирает обороты и настраивается на долгую, трудную и интересную работу. Выход ее на полную мощность далеко впереди, так что и через много лет Россия все еще будет государством Путина, подобно тому как современная Франция до сих пор называет себя Пятой республикой де Голля, Турция (при том, что у власти там сейчас антикемалисты) по-прежнему опирается на идеологию «Шести стрел» Ататюрка, а Соединенные Штаты и поныне обращаются к образам и ценностям полулегендарных «отцов-основателей».». Оставим в стороне надёжность и обоснованность такой концепции периодизации отечественной истории, равно как и то, что из неё изъят довольно весомый период (привет князьям Владимиру Великому и Ярославу Мудрому), важнее здесь иное – буквально сразу можно обнаружить одну… натяжку, если не сказать подлог. Вопрос о том, кого можно считать отцами-основателями того или иного государства весьма непрост, но, если руководствоваться формальными критериями, то можно получить следующее:
Таким образом, говоря о Государстве Путина в действительности Сурков подразумевает Государство Ельцина. Запомним это, отметим, так сказать, на полях. Именно ему он пророчит долгую жизнь. Можно бы было возразить, что в путинские годы работать ранее созданный механизм стал иначе, по-новому. Что ж, допустим, но тут нам помогает разобраться сам автор, вводя не только российские, но и зарубежные примеры. Пятая Республика во Франции была создана Де Голлем, но сейчас функционирует на принципах очень далёких от идеалов голлизма. Например генерал, превыше всего ценивший национальную самостоятельность, тесно сопряжённую в его понимании с величием, никогда не согласился бы войти в такую структуру, как нынешний Европейский Союз, членство в котором определяет в жизни французов очень и очень многое. Выходит, речь идёт именно о принципиальной роли Де Голля, как человека, при котором возникли институты власти и общества Франции, действующие поныне. Но тогда мы вновь приходим туда, откуда начали – к Ельцину.
Далее идёт довольно банальный набор славословий в адрес «путинизма» – при этом что же это такое, в чём его платформа, основа и суть – ведь это не личность Путина, раз провозглашается его универсальность и способность просуществовать до конца столетия (чего лично Владимир Владимирович при всех успехах современной медицины сделать никак не сможет), не поясняется. Снова интересно становится вот отсюда:
Что же, опять же, можно только поаплодировать эдакой смелой откровенности. Бис, господин Сурков! Так прямо у нас не обличали Запад не в смысле отдельных эго составных элементов-стран, а в отношении принципов его устройства с догорбачёвских времён – читаешь и сердце радуется. Но какова альтернатива? Помнится ещё сэр Уинстон Черчилль говаривал о демократии (естественно, подразумевая именно западный ей извод), что она «наихудшая форма правления, если не считать всех остальных». У них плохо, у них «насилие, подкуп и махинации» – это понятно. Но что же мы с вами? А у нас, согласно Суркову, никакого глубинного государства нет. Есть зато нечто, именуемое им «глубинным народом» – собственно, далее статья и концентрируется на нём и его взаимоотношениях с национальным лидером. В общем и целом это переложение ещё уваровских концептов на современный лад. Это не особенно занимательно.
А вот прав ли Сурков в своём первом тезисе? Отсутствие в нашей стране deep state он доказывает тем, что в России мол всё делается напоказ «Государство у нас не делится на глубинное и внешнее, оно строится целиком, всеми своими частями и проявлениями наружу». Конечно, показухи у нас крайне много, но разве этот аргумент достаточно? Не слишком ли поверхностно Сурков размышляет о глубинном государстве?
Оставим пока Россию и подойдём к проблеме с другого конца. А как о наличии у них глубинного государства узнали турки с американцами? Приведём пример. Хотя Турция здесь была бы даже рельефнее, но дабы не путать и не утомлять читателя, возьмём США и Трампа – они свежее и на слуху. Итак, в чем суть? Схематично всё выглядит следующим образом: некто (к примеру Трамп) избирается (стоит добавить – именно благодаря демократической процедуре) на высший пост в стране с программой, положения которой вызывают принципиальное неприятие политических и экономических элит. При попытках реализовать свою линию этот человек, при том, что теоретически он обладает всеми необходимыми полномочиями и народным мандатом, сталкивается с сопротивлением на всех уровнях той системы-пирамиды, на вершине которой находится. Данное противодействие может осуществляться под любым предлогом, вплоть до откровенно бредовых типа «наш президент – на самом деле иностранный шпион», но по факту является массовым саботажем. И титульный лидер оказывается бессильным. Становится понятным, что помимо выборов и волеизъявления масс есть и нечто ещё…
А складывались ли у нас когда-либо условия для того, чтобы глубинное государство вышло на свет? Иными словами, а было ли в истории современной России такое, чтобы носитель высшей власти – президент проводил или даже оглашал намерения проводить такой курс, который вызвал бы резко негативную реакцию элит, угрожал бы их сущностным интересам? Едва ли. Где и в чём dark state должен бы был мешать Путину? Пенсионную реформу проводить? Или некогда монетизацию льгот? Ах Крым? Так там как раз было предостаточно весьма красноречивых примеров, вроде известно демарша Сбербанка, который отказался приходить на полуостров. Опять же, сама концепция глубинного государства предполагает, что есть некий элемент неопределённости, пусть и декоративной, иллюзорной в реальности, но он существует. О каких неожиданностях для политсистемы можно говорить в ситуации, когда сперва Ельцин официально обозначает своего преемника, затем он после двух сроков примерно аналогичным образом уступает власть Медеведеву (садясь при этом в кресло премьер-министра) – а потом они меняются местами назад?
На самом деле ответ на этот вопрос мы, быть может, узнаем в 2024 году – и вот здесь, резюмируя, остаётся порассуждать уже не над содержанием сурковской статьи, а над тем, зачем и для кого она была написана. Для народа? Нет. Это совершенно очевидно и из формы подачи материала – если бы Сурков в самом деле желал донести свою позицию до масс, то использовал бы не Независимую газету, а телевидение, и из формата – сам текст явно рассчитан не на среднего сравнительно аполитичного читателя. Наконец, а в чём посыл народу? Всё к лучшему в этом лучшем из миров? Ему это и так каждое воскресенье поведает господин Киселёв в новостях, причём куда доступнее. Может быть адресат – президент? Но, опять же, а зачем тогда газета? Сурков, как советник Путина, имеет все возможности действовать здесь напрямую, а не посредством прессы. У статьи при этом совершенно не подходящий и не укладывающийся в рамки субординации поучительно-наставительный тон. Вспомним и подзаголовок «О том, что здесь вообще происходит» – это Сурков Путину? Тот то президент не в курсе!
Нет, в действительности статья предназначена… российскому глубинному государству! Да-да, тому самому, которого якобы нет. Она – для среднего и крупного чиновничества, приближенного к нему бизнеса, для их обслуги из числа интеллигенции. Для людей, которых очень интересует ответ на вопрос – что будет после Путина? Что станется с системой – и с ними, её составными кирпичиками? Сурков даёт на него ответ – ничего не случится. Государство Путина будет существовать до конца века, если не больше, потому как на самом деле таковым не является. Систему создали ещё при Ельцине – она вполне может пережить и новую смену кормчего. Есть только одно условие – элиты в своей грызне вокруг Самого Главного Кресла не должны до такой степени раскачать лодку, чтобы в процессе окончательно десакрализовалась власть как таковая. Чтобы все не увидели вдруг кучку суетящихся жуликов, которые уже давным-давно начхали на демократию, свободу и то, что провозглашалось святым и наиважнейшим в 90-е, предали и продали державность, отказались от всех социальных обязательств. Противостояние, если до него дойдёт, должно быть не в публичном поле, а под ковром. Доверие к верхам и так уменьшилось до опасного предела, а » Современная модель русского государства начинается с доверия и на доверии держится. В этом ее коренное отличие от модели западной, культивирующей недоверие и критику. И в этом ее сила,» – это по Суркову.
На этом бы можно и кончить, но хочется верить, что народ ещё скажет своё веское слово поперёк всех расчётов, что эти господа, не знающие страны и людей, отчуждённые от них – да даже того особенно и не скрывающие, ошибаются. И однажды забурлит народная глубина, задуют ветры истории, вспенятся волны, накатит прибой – грянет буря! И мы отобьём назад право выбора!
Пресс-служба МГК КПРФ Мизеров Иван
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.