Филиал довлатов про что
shvetsovmn
shvetsovmnЛучше старенький ТТ, чем дзюдо и карате 🙂
Пост навеян прочтением повести Сергея Довлатова «Филиал».
Справка
Автор: Сергей Донатович Довлатов
Полное название: «Филиал »
Жанр: повесть
Язык оригинала: русский
Годы публикации: 1989
Количество страниц (А4): 99
После дня выступлений в номер к автору раздался стук и на порогепоявилась его первая любовь и жена Тоська, с которой он развелся 20 лет назад и не виделся 15 лет. Дальше повествование постоянно переносится в прошлое: автор вспоминает, как у него зарождались отношения с Тоськой. Вся жизнь с ней была сопровождалась изрядной долей абсурда и странности. Он ее интересовал, но она вряд ли сильно его любила. Он же ее желал всегда видеть рядом, но тоже не понимал природу этого чувства, граничащего с сумасшествием. С годами Тоська почти не изменилась и время, которое они провели вместе, было оченб похоже на то, что они пережили в молодости.
Тоська постоянно просила у него денег, то появлялась, то исчезала, а однажды подарила ему щенка. В последний день симпозиума ее неожиданно выбралилидером оппозиции будущей России. Автор осознал, что любит Тоську и что если она попросит его остаться с ней, то он останется, несмотря на то, что у него есть жена и двое детей. Но она не попросила, удалившись с каким-то млачным турком и даже не взглянув на автора.
Смысл
Повесть «Филиал» Сергея Довлатова рассказывает о жизни самого обычного советского эмигранта, чья жизнь довольно нелепа и абсурдна. Такой она была в СССР, такой же она осталась в США. даже действующие лица во многом те же.
Вывод
Повесть понравилась. Читать рекомендую!
Записи из этого журнала по тегу «Довлатов Сергей»
Пост навеян прочтением записных книжек Сергея Довлатова «Соло на ундервуде» и «Соло на IBM». Справка Автор: Сергей Довлатов…
Пост навеян прочтением повести Сергея Довлатова «Заповедник». Справка Автор: Сергей Донатович Довлатов Полное название:…
Пост навеян прочтением повести Сергея Довлатова «Иностранка». Справка Автор: Сергей Довлатов Полное название: «Иностранка…
Пост навеян прочтением сборника рассказов Сергея Довлатова «Наши». Справка Автор: Сергей Довлатов Полное название: «Наши «…
Пост навеян прочтением короткого размышления Сергея Довлатова «Достоевский против Кожевникова». Справка Автор: Сергей…
Пост навеян прочтением короткого рассказа Сергея Довлатова «Хочу быть сильным». Справка Автор: Сергей Довлатов Полное…
Пост навеян прочтением короткого выступления Сергея Довлатова «Как издаваться на западе?». Справка Автор: Сергей Довлатов…
Пост навеян прочтением короткого рассказа Сергея Довлатова «Эмигранты». Справка Автор: Сергей Довлатов Полное название:…
Филиал
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Отзывы 19
До этого не читал Довлатова, это первое что я прочитал. Очень понравилось, натурально, без мусора. Очень приятное чтение. Думаю основная тема любовь, но по диссидентской тусовке автор тоже «хорошо проехался».Буду читать Довлатова ещё…
До этого не читал Довлатова, это первое что я прочитал. Очень понравилось, натурально, без мусора. Очень приятное чтение. Думаю основная тема любовь, но по диссидентской тусовке автор тоже «хорошо проехался».Буду читать Довлатова ещё…
удивительно, но эта книга у меня как то выпала из фокуса и прочитал только только. высочайшее удовольствие и стандартно высокий уровень Довлатова. Советую!
удивительно, но эта книга у меня как то выпала из фокуса и прочитал только только. высочайшее удовольствие и стандартно высокий уровень Довлатова. Советую!
Это все-таки уже не лучший Довлатов, не Заповедник. К натужной и несмешной сатире на эмиграцию неуклюже припаял свою раннюю повесть «Пять углов». Второй раз использовать собственные шедевральные афоризмы («ей противен сам звук твоего голоса» из того же Заповедника) – тоже не здорово для писателя такого уровня. Следует признать, что дар Довлатова питался исключительно абсурдом советской действительности. Абсурд действительности американской, привнесенный к тому же советскими эмигрантами, оказался мелковат, и Довлатову стало нечем питаться.
Это все-таки уже не лучший Довлатов, не Заповедник. К натужной и несмешной сатире на эмиграцию неуклюже припаял свою раннюю повесть «Пять углов». Второй раз использовать собственные шедевральные афоризмы («ей противен сам звук твоего голоса» из того же Заповедника) – тоже не здорово для писателя такого уровня. Следует признать, что дар Довлатова питался исключительно абсурдом советской действительности. Абсурд действительности американской, привнесенный к тому же советскими эмигрантами, оказался мелковат, и Довлатову стало нечем питаться.
Сергей Донатович БРАВО. Никто не может так передать словами жизнь и быт эмигрантов, как это делает Довлатов. Прочел у него абсолютно всё. Всем рекомендую.
Сергей Донатович БРАВО. Никто не может так передать словами жизнь и быт эмигрантов, как это делает Довлатов. Прочел у него абсолютно всё. Всем рекомендую.
Книги Довлатова – а в особенности серия эмигрантской «зарубежной» прозы (то есть, написанные в Америке, такие как «Филиал», «Иностранка», «Встретились – поговорили») – это какое-то совершенно особенное и уникальное явление. Это уже вроде и не литература, а документальные жизненные истории. Автор тонко балансирует между реальностью и вымыслом, органично вплетая себя в качестве персонажа в сюжет и структуру повествования. И это делает повествование объемным, дает возможность читателю взглянуть на происходящие в книге события в нескольких плоскостях – и глазами автора «с высоты прожитых лет», и «от первого лица» – глазами персонажа. Отдельного внимания, конечно, заслуживает язык и авторский стиль произведения – читается книга легко, весело, непринужденно, на одном дыхании, за короткими, рублеными строчками буквально чувствуется, слышится, ощущается интонация автора. А что по поводу лексикона – так произведения Довлатова (как и указано в аннотации) стали классикой едва ли не до их прочтения – поскольку сначала существуют в виде цитат и отдельных метких словечек, а потом уж складываются в полноценные трогательные книги, где каждое слово на своем месте.
Ну и закончить хотелось бы словами самого Довлатова, правда из эпилога к другой повести данного цикла, к «Иностранке»: «…Те, кого я знал, живут во мне. Они – моя неврастения, злость, апломб, беспечность. И т.д. Я – автор. Вы – мои герои. И живых я не любил бы вас так сильно».
Книги Довлатова – а в особенности серия эмигрантской «зарубежной» прозы (то есть, написанные в Америке, такие как «Филиал», «Иностранка», «Встретились – поговорили») – это какое-то совершенно особенное и уникальное явление. Это уже вроде и не литература, а документальные жизненные истории. Автор тонко балансирует между реальностью и вымыслом, органично вплетая себя в качестве персонажа в сюжет и структуру повествования. И это делает повествование объемным, дает возможность читателю взглянуть на происходящие в книге события в нескольких плоскостях – и глазами автора «с высоты прожитых лет», и «от первого лица» – глазами персонажа. Отдельного внимания, конечно, заслуживает язык и авторский стиль произведения – читается книга легко, весело, непринужденно, на одном дыхании, за короткими, рублеными строчками буквально чувствуется, слышится, ощущается интонация автора. А что по поводу лексикона – так произведения Довлатова (как и указано в аннотации) стали классикой едва ли не до их прочтения – поскольку сначала существуют в виде цитат и отдельных метких словечек, а потом уж складываются в полноценные трогательные книги, где каждое слово на своем месте.
Ну и закончить хотелось бы словами самого Довлатова, правда из эпилога к другой повести данного цикла, к «Иностранке»: «…Те, кого я знал, живут во мне. Они – моя неврастения, злость, апломб, беспечность. И т.д. Я – автор. Вы – мои герои. И живых я не любил бы вас так сильно».
Сергей Довлатов, господи, спасибо за все написанное. Спасибо за так изящно прожитую судьбу. Спасибо за точно такой же изящный её пересказ. Чувствую каждое слово.
Сергей Довлатов, господи, спасибо за все написанное. Спасибо за так изящно прожитую судьбу. Спасибо за точно такой же изящный её пересказ. Чувствую каждое слово.
Типичный Довлатов: смешной, ироничный, сентиментальный и ностальгирующий. Книга сюжетно пересекается с одной из новелл его «Чемодана». Читается на одном дыхании
Типичный Довлатов: смешной, ироничный, сентиментальный и ностальгирующий. Книга сюжетно пересекается с одной из новелл его «Чемодана». Читается на одном дыхании
С этого произведения когда-то началось моё знакомство с Довлатовым и я уже не смогла остановиться. Уважаю и почитаю тонкий юмор, сквозящий с каждого абзаца, с каждой строчки. Книга растерзана мною на цитаты, да что уж там…весь Довлатов – одна сплошная цитата.Шедеврально! Никакой воды и тягомотины… всё всегда по делу и всё всегда к месту.
С этого произведения когда-то началось моё знакомство с Довлатовым и я уже не смогла остановиться. Уважаю и почитаю тонкий юмор, сквозящий с каждого абзаца, с каждой строчки. Книга растерзана мною на цитаты, да что уж там…весь Довлатов – одна сплошная цитата.Шедеврально! Никакой воды и тягомотины… всё всегда по делу и всё всегда к месту.
Люблю этого писателя, стиль, язык, темы. Его проза, как удивительный разноцветный узор, и грустно и смешно, хорошо, что он жил, писал, думал и отдавал читателям кусочек своей души)
Люблю этого писателя, стиль, язык, темы. Его проза, как удивительный разноцветный узор, и грустно и смешно, хорошо, что он жил, писал, думал и отдавал читателям кусочек своей души)
Мама говорит, что когда-то я просыпался с улыбкой на лице. Было это, надо полагать, году в сорок третьем. Представляете себе: кругом война, бомбардировщики, эвакуация, а я лежу и улыбаюсь…
Сейчас все по-другому. Вот уже лет двадцать я просыпаюсь с отвратительной гримасой на запущенной физиономии.
Напротив моего окна светящаяся вывеска — «Колониальный банк». Неоновые буквы вздрагивают и расплываются. Светает.
Хозяйка ланчонета миссис Боно с грохотом поднимает железную решетку.
Из мрака выплывает наш арабский пуфик, детские качели, шаткое трюмо… Бонжур, мадемуазель Трюмо! Привет, сеньор Качелли! Здравствуйте, геноссе Пуфф!
Мне пора. Я — радиожурналист. Точнее — анкермен, ведущий. Мы вещаем на Россию. Радиостанция «Третья волна». Программа «События и люди». Наша контора расположена в центре Манхэттена.
В России ускорение и перестройка. Там печатают Набокова и Ходасевича. Там открывают частные кафе. Там выступает рок-группа «Динозавры». Однако нас продолжают глушить. В том числе и мой не очень звонкий баритон. Говорят, на это расходуются большие деньги.
У меня есть идея — глушить нас с помощью все тех же «Динозавров». Как говорится, волки сыты, и овцы целы.
Я спешу. Солдатский завтрак: чашка кофе, «Голуаз» без фильтра. Плюс заголовки утренних газет:
«Еще один заложник… Обстреляли базу террористов… Тим О’Коннор добивается переизбрания в Сенат…»
Впрочем, нас это волнует мало. Наша тема — Россия и ее будущее. С прошлым все ясно. С настоящим — тем более: живем в эпоху динозавров. А вот насчет будущего есть разные мнения. Многие даже считают, что будущее наше, как у раков, — позади.
Час в нью-йоркском сабвее. Ежедневная психологическая гимнастика. Школа выдержки, юмора, демократии и гуманизма. Что-то вроде Ноева ковчега.
Здесь самые толстозадые в мире полицейские. Самые безликие менеджеры и клерки. Самые темпераментные глухонемые. Самые шумные подростки. Самые вежливые бандиты и грабители.
Здесь вас могут ограбить. Однако дверью перед вашей физиономией не хлопнут. А это, я считаю, главное.
Радио «Третья волна» помещается на углу Сорок девятой и Лексингтон. Мы занимаем целый этаж гигантского небоскреба «Корвет». Под нами — холл, кафе, табачный магазин, фотолаборатория. Здесь всегда прогуливаются двое охранников, белый и черный. С белым я здороваюсь как равный, а перед черным немного заискиваю. Видно, я демократ.
На радио я сотрудничаю уже десять лет. В первые же дни начальник Барри Тарасевич объяснил мне:
— Я не говорю вам — что писать. Я только скажу вам — чего мы писать категорически не должны. Мы не должны писать, что религиозное возрождение с каждым годом ширится. Что социалистическая экономика переживает острый кризис. И так далее. Все это мы писали сорок лет. За это время у нас сменилось четырнадцать главных редакторов. А социалистическая экономика все еще жива.
— Но она действительно переживает кризис.
— Значит, кризис — явление стабильное. Упадок вообще стабильнее прогресса.
Барри Тарасевич продолжал:
— На спусковом крючке войны?
— Я десять лет писал это в советских газетах.
— О кремлевских геронтократах?
— Нет, о ястребах из Пентагона.
Иногда меня посещают такие фантазии. Закончилась война. Америка капитулировала. Русские пришли в Нью-Йорк. Открыли здесь свою комендатуру.
Пришлось им наконец решать, что делать с эмигрантами. С учеными, писателями, журналистами, которые занимались антисоветской деятельностью.
Вызвал нас комендант и говорит:
— Вы, наверное, ожидаете смертной казни? И вы ее действительно заслуживаете. Лично я собственными руками шлепнул бы вас у первого забора. Но это слишком дорогое удовольствие. Не могу я себе этого позволить! Кого я посажу на ваше место? Где я возьму других таких отчаянных прохвостов? Воспитывать их заново — мы не располагаем такими средствами. Это потребует слишком много времени и денег… Поэтому слушайте! Смирно, мать вашу за ногу! Ты, Куроедов, был советским философом. Затем стал антисоветским философом. Теперь опять будешь советским философом. Понял?
— Слушаюсь! — отвечает Куроедов.
— Ты, Левин, был советским писателем. Затем стал антисоветским писателем. Теперь опять будешь советским писателем. Ясно?
— Слушаюсь! — отвечает Левин.
— Ты, Далматов, был советским журналистом. Затем стал антисоветским журналистом. Теперь опять будешь советским журналистом. Не возражаешь?
— Слушаюсь! — отвечает Далматов.
— А сейчас, — говорит, — вон отсюда! И помните, что завтра на работу!
Радио «Третья волна» — это четырнадцать кабинетов, два общих зала, пять студий, библиотека и лаборатория. Плюс коридор, отдел доставки, техническая мастерская и хранилище радиоаппаратуры.
Кабинеты предназначены для штатных сотрудников. Общие залы, разделенные перегородками, для внештатных. Здесь же работают секретари и машинистки. В особых нишах — телетайп, селектор и копировальное устройство.
Есть специальная комната для вахтера.
В Союзе о нашей радиостанции пишут брошюры и книги. Десяток таких изданий есть в редакционной библиотеке:
«Паутина лжи», «Технология ненависти», «Мастера дезинформации», «Под сенью ФБР», «Там, за железной дверью». И так далее.
Кстати, дверь у нас стеклянная. Выходит на лестничную площадку. У двери сидит мисс Филлипс и вяжет.
В брошюрах нашу радиостанцию именуют зловещим, тайным учреждением. Чем-то вроде неприступной крепости. Расположены мы якобы в подземном бункере. Охраняемся чуть ли не баллистическими ракетами.
В действительности нас охраняет мисс Филлипс. Если появляется незнакомый человек, мисс Филлипс спрашивает:
— Чем я могу вам помочь?
Как будто дело происходит в ресторане.
Если же незнакомый человек уверенно проходит мимо, охранница восклицает:
Сюда можно приводить друзей и родственников. Можно приходить с детьми. Можно назначать тут деловые и любовные свидания.
Филиал
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Продолжаем уникальную серию аудиокниг по произведениям Сергея Довлатова!
Прибыв в Лос-Анджелес на эмигрантский симпозиум «Новая Россия», герой встречает подругу своей юности. В результате прошлое, настоящее и будущее завязываются в единый, неразрывный узел…
• У нас есть свобода и молодость. А свобода плюс молодость вроде бы и называется любовью.
• Запомните… это большая честь для мужчины, когда его называют грубым животным.
• Женщины не любят тех, кто просит. Унижают тех, кто спрашивает. Следовательно, не проси. И сам по возможности – не спрашивай. Бери, что можешь, сам. А если нет, то притворяйся равнодушным.
• Я напоминал садовника, который ежедневно вытаскивает цветок из земли, чтобы узнать, прижился ли он.
• Не деньги привлекают женщин. Не автомобили и драгоценности. Не рестораны и дорогая одежда. Не могущество, богатство и элегантность. А то, что сделало человека могущественным, богатыми и элегантным. Сила, которой наделены одни и полностью лишены другие.
• «Вечером нам показывали достопримечательности. Сам я ко всему этому равнодушен. Особенно к музеям. Меня всегда угнетало противоестественное скопление редкостей. Глупо держать в помещении больше одной картины Рембрандта…»
• Я борюсь с тоталитаризмом, а вы мне про долги напоминаете?!
• После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов!
© Сергей Довлатов (наследники)
Запись произведена продюсерским центром «Вимбо»
«Заповедник» или «Филиал»: место Сергея Довлатова
3 сентября исполняется 80 лет со дня рождения писателя, которого до сих пор не втиснули в подходящий литературный жанр
Довлатов – крупная фигура, в буквальном смысле. Он вымахал до 196 см, имел атлетическое телосложение и внешность, которую одни называли латиноамериканской, другие сравнивали его с египетско-голливудским актером Омаром Шарифом.
Говорят, что на следующий день после смерти Довлатов “проснулся” знаменитым. Очень быстро произошло то, чего он не дождался лично: его начали массово печатать на покинутой Родине. Книжки с лаконичными и не слишком понятными названиями «Заповедник», «Компромисс» не затерялись среди модной литературы 90-х, конкретно обучающей «Как завоевать любого мужчину» и «Как стать богатым и счастливым». Вторую Довлатов, может быть, и сам бы купил…
Детство
Ему выпало родиться у весьма интересной пары. Донат Мечик и Нора Довлатян обучались театральному искусству. Он – еврей, она – тбилисская армянка, оба были хороши внешне. Отец получил режиссерское предложение от самого Мейерхольда, но отказался из-за занятости. Как говорил Довлатов, если бы отец согласился, вряд ли бы сын появился на свет. Потому что вскоре Мейерхольда арестовали, а потом расстреляли.
Мать начинала как актриса, потом перешла в дикторы на радио, а в итоге стала блестящим корректором. Семья Доната и Норы образовалась в Ленинграде. Они дружили с выдающимся советским артистом Николаем Черкасовым, который еще до войны прославился в картинах «Депутат Балтики», «Дети капитана Гранта» и особенно – «Александр Невский». Благодаря Николаю Константиновичу глубоко беременная Нора была эвакуирована из военного Ленинграда, поэтому местом рождения Сережи Мечика стала Уфа. Только в 1944 году семья вернулась в Питер.
От матери он унаследовал уважительную любовь к слову. Нора Сергеевна очень точно расставляла не только фонетические, но и смысловые ударения, отличалась чувством юмора и сарказмом. От обоих родителей Сергею перепала артистичность, которая в юности обычно считается пижонством.
В раннем детстве у Довлатова были няньки. Говорят, что к одной из них ушел Донат Мечик. Но из жизни сына он не исчезал никогда и с бывшей женой сохранил прекрасные отношения. Сережа тоже очень нравился девушкам, тем более что в коридорах филфака его фигура была самой заметной во всех смыслах.
Ася, первая любовь
Выбрав филологический факультет ЛГУ, Довлатов поступил на оригинальное финско-угорское отделение. Финны в советском Ленинграде бывали, и с ними тесно общались фарцовщики.
Первой серьезной любовью будущего писателя стала Ася Пекуровская. Вспоминают, что это была необыкновенно красивая девушка, подстриженная под мальчишку, но обладавшая притягательными формами. Ася была умна, общительна и всегда имела материально обеспеченных поклонников. У Довлатова денег хронически не было. Они жили с матерью в двух комнатах в коммуналке на улице Рубинштейна, Нора Сергеевна умела готовить из воздуха, в комнатах все блестело и топорщилось от крахмала, но одет был Сережа очень скромно, тем более на такую фигуру в советских магазинах нельзя было подобрать ни костюм, ни обувь.
Внешне Довлатов и Пекуровская были одной из самых красивых ленинградских пар. Внутри же у них бушевали шекспировские страсти. Об этих отношениях Довлатов потом писал очень много и изображал Асю весьма нелестно, но всё равно – с затаенной любовью. Пекуровская выпустила воспоминания с прихотливым названием «Когда случилось петь С.Д. и мне» и в долгу не осталась. Правда, ее стиль изобилует филологическими «переподвыподвертами » и продраться к истине достаточно сложно.
Ясно одно: Ася всю жизнь имела особое мнение об окружающих ее мужчинах. Довлатов – не выдающийся писатель, Бродский – малообразованный и т.д. Говорят, что от Довлатова она потом ушла к Василию Аксенову.
Во время учебы на филфаке Довлатов только пробует перо. Так или иначе сочиняли все его друзья. Некоторые уже ходили в гениях. Безусловным авторитетом, даже полубогом, для Довлатова сразу стал Иосиф Бродский. Тогда они понятия не имели, как тесно сплетутся их жизни. Именно Иосиф Александрович поможет Довлатову, когда тот окажется писателем в эмиграции.
…Образ жизни молодых ленинградских гениев был примерно таков: они читали своё друг другу, собираясь в коммуналках, слушали джаз, почти все «переболели» Хемингуэем и подражали ему. Девушек водили в рестораны. Довлатов имел хронические долги, но постоянно перезанимал и отдавал деньги в срок. Еще он имел обыкновение взять в долг, пойти выпить со своим кредитором и занести стоимость выпивки на свой счет.
Вскоре над ним нависла угроза отчисления из университета за прогулы. Сыгранная с Асей свадьба обернулась фарсом: официальная семейная жизнь прекратилась чуть ли не назавтра. Так Довлатов попал на военную службу, стал охранять заключенных в Коми АССР, и из этого получилась «Зона». Но поначалу из армии Довлатов слал письма исключительно со стихами.
Неудачник
Отслужив, Сергей женился на девушке Лене, с которой случайно познакомился за несколько лет до этого, родилась дочь Катя. К тому времени Довлатов, возможно, под влиянием гения Бродского, перестал писать стихи «с дальним прицелом», что не мешало ему всю жизнь сочинять эпиграммы на лету, в том числе про себя. Когда в 1974 году в очень известном журнале «Юность» появился рассказ Довлатова «Интервью», он раздаривал экземпляры и писал на собственной фотографии: «Портрет хорош, годится для кино, но текст – беспрецедентное г…но». А ведь должен был радоваться – его наконец-то опубликовали во всесоюзном журнале.
…Вернувшись в родной город после службы, Довлатов твердо решил, что хочет быть писателем. Ленинград середины 60-х, в отличие от Москвы, не сотрясали большие поэтические вечера, в городе на Неве не было такой творческой вольницы, но казалось, она не за горами. В северной столице даже появилось литобъединение «Горожане», в него входили друзья Довлатова. Но Сергей вступил туда в неудачное время. Во-первых, в 1968 году «Горожанам» уже было четыре года, достаточный срок для превращения в «террариум единомышленников». Во-вторых, и это важнее, «оттепель» закончилась, у руля страны встал неторопливый аппаратчик Брежнев, подняли головы МВД и КГБ. Довлатову удалось единственный раз выступить с товарищами на большом творческом вечере. Там же выступал и Бродский. Огромный успех моментально был перечеркнут доносом: это, мол, не творческий вечер, а митинг сионистов.
В отличие от Бродского, который принципиально не желал сотрудничать с властью, Довлатов устраивался на официальную работу, прежде всего для того, чтобы иметь постоянную зарплату. Рассказы его не печатали, разве когда он уже в отчаянии писал что-то правильное, от чего его самого тошнило. Места предлагали только в многотиражных газетах. В Союз писателей не принимали. Предаваясь традиционной русской болезни, он исчерпал терпение жены и от неудач решил махнуть в Таллинн.
Компромисс
Если читать только уморительно смешной «Компромисс», то жизнь Довлатова в Эстонии кажется почти раем: авторитет в редакции, преданная любовь женщины, как обычно – гениальные друзья. Кстати, очень многие, и не только в Таллине, находились потом в легком обмороке от того, какими изобразил их обычно очень деликатный Сережа.
За кадром осталась работа в кочегарке и в той же многотиражке, бесприютность. Главное то, о чем Довлатов не умолчал: его почти готовую первую книгу «Пять углов» уничтожили прямо в таллиннской типографии. Накануне рукопись довлатовской «Зоны» была обнаружена на квартире неблагонадежного человека. Понятно, что после этого ни о каких официальных книгах речи быть не могло.
Так погиб первый литературный ребенок Довлатова. А его реальное потомство на тот момент увеличилось до трех дочерей. В 1970 году, в результате дружеских визитов к бывшей возлюбленной Асе родилась девочка Маша. А дочка Саша — от Тамары Зибуновой, у которой Довлатов некоторое время жил, приехав в Таллинн.
Мария Пекуровская, ныне занимающая высокий пост в Universal Pictures, узнала о том, кто ее отец, только в день смерти Довлатова. Саше Сергей Донатович старался помогать, вот только возможности были далеко не всегда.
Последней попыткой внутренней эмиграции стало пушкинское Михайловское, а ее итогом – совершенно прелестный «Заповедник». На заключительных страницах лирический герой не видит иного выхода, как уехать вслед за то ли бывшей, то ли вновь обретенной женой и дочкой Катей в Штаты.
Марш одинокого
Люди, которым можно доверять, говорят в один голос: писателем Довлатов стал в эмиграции. Дело не в том, что именно там у него вышли 12 книг, а восемь его рассказов напечатали в журнале «Нью-Йоркер». Неслучайно Довлатов в завещании запретил публиковать все тексты, которые выходили в СССР. А те, кто читал его ранние рассказы, свидетельствуют: это были чугунные болванки, которые Сергей Донатович беспощадно редактировал и превратил в произведения высокого искусства.
Довлатова похоронили больше 30 лет назад, и все это время спорят: где его место, в неприкосновенном «заповеднике» отечественной литературы или все же в «филиале», который изначально менее престижен. «Филиалом» Довлатов назвал довольно едкую повесть, где изобразил эмигрантскую литературную среду, причем не пощадил даже тех, кого через несколько лет в России упоминали только с придыханием. Он вообще умел превращать в анекдот любой случай, любую жизнь, прежде всего – свою. Сам себя называл не писателем, а рассказчиком. И многие постоянно хватаются за эту цитату, говорят, что Довлатов – мастер романтического анекдота или анекдотического реализма, в общем – он не серьезный и до классиков не дотянул.
Ну, во-первых, вряд ли нынешнее поколение дотянет до того, чтобы убедиться: классик Довлатов или бытописатель «конца прекрасной эпохи». Пока что его просто читают. Иногда даже не замечая того, о чем сказал друг Сергея Донатовича Валерий Попов: «Мы до сих пор остались его героями…».
В статье использованы кадры из документального фильма “Жизнь нелегка. Ваш Сергей Довлатов”, снятого телеканалом “История”.