Шляпу он носит на панаму что это значит
Почему в песне Гарика Сукачева поётся «а шляпу он носит на панаму»? Как вообще возможно натянуть шляпу поверх панамки?
Именно у Дмитриевича эта строчка так и звучит: «А шляпу он носит на панаму-наму»
Кто он? Если вам нравится подобные песни Сукачева, обязательно познакомьтесь с Дмитриевичем
И, понимаете, Дмитриевич, это отличный музыкант и певец, но:
«Французский аранжировщик болгарского происхождения Константин Казанский замечает по поводу владения Димитриевичем русским языком: «Все как-то забывают, но Димитриевич плохо говорил по-русски — у него русский был хуже, чем у меня. Очень маленький, очень своеобразный. Ведь он родился в Сербии в 1913 году — его отец был сербским цыганом, который женился на петербуржской цыганке. Димитриевичи жили в России, но совсем недолго — в 1917-м вместе с армией Колчака они уже едут в Сибирь и там в Китай, Японию… Он был в России четыре года, где он мог выучить язык?»
Поэтому «напанама» это такой артефакт, искажение того, что Дмитриевич слышал в исполнении других певцов.
Так вот, у Морфесси, у Баяновой и других в песнях исполнения 30-ых годов:
«Шляпу носит он панаму»
Алеша Дмитриевич (исполнение 60-70-ые):
Юрий Морфесси (исполнение 30-ые):
Ну, и, конечно, панама, это не панамка какая-нибудь глупая, а вот что изначально:
насчет ботинок еще уточни)))
во, никогда не слыхал ни об Алеше Димитриевиче, ни о Морфесси. Нашел на ютубе их записи, слушаю, очень даже неплохо.
Ну и Юл Бриннер неподражаем, когда по-русски поет!
Юл Бриннер? вот это неожиданный был бонус, спасибо
«Панама» это ж афера, жульничество, такого варианта не встечалось?
Я читал два варианта: 1)изначально были слова «Но шляпу носит он панаму «, на появилось потом. 2) Под панамой подразумевалась еврейская кипа.
Песня из серии «Красавица Икубка» и Скрипка лиса» и.т.д.
А шляпу он носит нах. панаму
Ботиночки он носит лабутьен
Шляпу с деньгами он в оффшор на Панаму носил.
Ещё до скандала с оффшорами.
Судмедэксперт здорового человека
Юра, мы все пролюбили
Шляпу он носит на панаму что это значит
Почему в песне » Я милого узнаю по походке» ОН шляпу носит НА ПАНАМА? Как это понять? песня шляпа походка панама
Где Безруков играет? Не смотрела
Что это все же означает? Особое, «одесское», как говорят некоторые, употребление предлога «на», подразумевающуюся под «панамой» кипу или что-то еще?
Оказывается правильно-а шляпу носит он панаму.
Это проделки Сукачева, и Северного— правильный текст— а шляпу носит он панаму.
Спасибо.
Спасибо! Спасибо огромное.
это вид шляпы Панама, широкополая шляпа, но с прямыми полями, Не как Сомреро
ту часть»Я милого узнаю по походке». Это понятно. А вторую не знаю
А шляпу носит он панаму,оказывается.
Шляпы разного вида, а ему захотелось просто панаму
Да. но слова немного «левака даванули». Звучит,а шляпу носит он панаму.
Точные слова «носит он панаму»,но там звучит фаршлаговая припевка «да-да панаму» отсюда и пошло на слух искажение текста, как и ботиночки. Правильно-на рипах,а нам уже спето и Нариман и ещё какая-то ерунда. А рипы-это подошвы со скрипом,которые носили пижоны и фраера.
Слышал вариант:»Я милого узнаю по колготкам».
nu da ta vegy mi i mnogo csevo drugovo toze nje ponjimajem v zsiz nji pocsemu
«На панаму»-как панаму.Поля опущены вниз.
скорее всего он на острове панама
Правильно звучит » а шляпу носит он-панаму. «,оказывается
Ботиночки он носит «Нариман»
Строчку из известной песни в исполнении Гарика Сукачева знает каждый. Но мало кто задумывается, а что это за ботиночки такие, по которым можно узнать «милого по походке». Поискал я кое-где и вот что «нарыл». Не стоит объяснять, чем вызвано мое любопытство? Делюсь.
Запись конечно старенькая, но отчетливо слышится слова «на рипах». Всё сходится. Популярные в начале XX века ботиночки со скрипом. «на рипах», т. е. на специальных деревянных подошвах, издающих скрип (глагол «рипеть», до сих пор используемый на Юге России, означает «скрипеть»). Ри’пати (г. ср.) СкрипЪть. «Чого винъ ри’па, ри’пае?» Чего онъ скрипитъ двЪрями, ходитъ и выходитъ. «Чоботы з’ ри’пами». Сапоги скрипятъ.
Вроде бы все понятно и можно ставить точку. Но не надо спешить обвинять Гарика Сукачева в некорректном «прочтении» известной песни. В исполнении других певцов и музыкантов отчетливо слышно «Нариман» (правда, есть и другие версии: «на липах» «на лиман», «малиман» и т.д.). Оказалось, что еще в 20-е годы (по одной из версий сам Морфесси, по другой Алёша Димитриевич в 60-е) изменил выражение «на рипах» на слово «Нариман». Чем это было вызвано?
Русские эмигранты понимали, что парижской публике трудно будет понять, в чём же прелесть скрипа. Хотя в России и Советском Союзе даже после войны ещё «в моде» были «со страшным скрипом башмаки». Башмаки со скрипом в первой половине прошлого века считались очень продвинутой вещью. Особенно в рабочих кварталах. Чтобы потрафить клиентам, сапожники прокладывали кожаную подошву башмаков кусочками сухой бересты или сахарным песком. При ходьбе такие башмаки отчаянно скрипели, давая понять прохожим, что идет не босота какая-нибудь, а модный парень. Качество резиновой подошвы и других материалов заставляло их замолчать только через месяц-два носки. Особым «шиком» считалось, когда из пары скрипел только один ботинок. Морфесси (Димитриевичу) проще было заменить в песне ужасно скрипящую русскую обувь на благозвучные для публики фартовые ботиночки «Нариман».
Понятно, но почему ботинки так назвали? Когда это было?
«Захожу в парадную, навстречу идет Сережа. Увидел меня и окаменел. Бледный как мел. Трясется от страха, как будто приведение увидал. Я рассмеялся. Одет я во всем белое – белые брюки, рубашка, длинный белый плащ, белый шарф и ботинки нариман»… (воспоминания Анатолия Мариенгофа, поэта-имажиниста, 1923 год).
«Носил он фрак, гамаши
И Нариман носил.
В кармане финка,
Ни цента за душой
Зато бутылка с виски
Эх… не была пустой!»
Тогда мы с ним были абсолютно уверены, что «Нариман» был чем-то вроде шляпы или котелка. Несколько позднее я услышал «ботиночки он носит «Нариман» и совсем не знал что думать. Перебрал массу вариантов, но не нашел никаких доказательств и. забросил это дело.
И вдруг наталкиваюсь: «. ботиночки онъ носитъ «Нариманъ». На письме это обозначается именно так! Дело в том, что в районе Бачи… есть очень мощная дiаспора т.н. «горских iудеев». Так вот, в далёкiя времена НЭПа, у этихъ людей имелась фабрика, названная по имени владельца «Нариманъ», коя выпускала обувь. По заверенiям очевидцев, Одэсскiя блатныя iудеи предпочитали ботиночки именно этой фабрики…» Интересно, интересно. Начинаю искать и нахожу… еще одну версию.
Долгие странствия одесской панамы
Песню городских окраин «Я мила-друга знаю по походке» российский слушатель моложе сорока лет ассоциирует, как правило, с популярным отечественным исполнителем Гариком Сукачевым. Она появилась в его репертуаре во второй половине девяностых годов и до сих пор остается среди поклонников артиста одной из самых любимых. Песня и в самом деле хороша — прежде всего своей мелодией.
Между тем знаменитый болгарский музыкант и аранжировщик Константин Казанский, в семидесятые годы записавший в Париже с Алешей Димитриевичем сенсационный гигант «Белый альбом», включавший эту песню, так отозвался об исполнении Сукачева: «…какой-то парень кричит, сзади оркестр, ритм замечательно накручивается, и не по-русски, а черт знает как». Заметим, что к этому «черт знает как» российский артист шел прямо от Димитриевича, точнее, от той самой французской пластинки, однажды им услышанной. Но, видимо, путь Гарика Сукачева пролегал сквозь такие дебри «пролетарского джаза», что в его интерпретации от Димитриевича ничего, кроме мелодии, не осталось. Увы, других реаниматоров забытой городской песни конца XIX – начала XX веков до сего дня у нас, к сожалению, не нашлось. Если, конечно, не считать таковой Любовь Успенскую, исполнение которой, по-моему, не дотягивает даже до определения «черт знает как».
Теперь несколько слов об истории песни. Ее музыкальная основа представляет собой упрощенный вариант мелодии русской народной песни «Зачем тебя я, милый мой, узнала», граммофонных записей которой, насколько мне известно, до революции сделано не было. Наиболее ранней считается запись, осуществленная в 1934 году для пластинки Апрелевского завода в исполнении Антонины Неждановой. Из более поздних я бы выделил исполнение замечательной армянской певицы Эльвиры Узунян (сопрано) в сопровождении Академического оркестра русских народных инструментов п/у Н. Некрасова, увековеченное в 1980 году на гиганте фирмы «Мелодия».
Между тем еще в 1913 году на петербургской фирме «Граммофон» выходила пластинка, на которой малоизвестный тенор Д. Ершов (до революции записал семь песен) сделал запись на эту мелодию — песню в духе городского фольклора под названием «Скоро милая уедет». Имена авторов отсутствовали, что указывало на достаточно длительный период ее существования.
Поскольку в Советской России ни в годы нэпа, ни впоследствии никто не решился продолжить начинание Ершова, популярная мелодия, перебравшись в эмигрантское рассеяние и несколько упростившись, продолжила свою жизнь там, где это было возможно.
В 1929 году в Нью-Йорке фирма Columbia выпустила пластинку с записью женского варианта песни, рассказывающей о разлучившихся влюбленных. На этикетке она была обозначена как «Одесская панама»; под аккомпанемент гармони пели супруги Донцовы — Люся и Николай. По некоторым сведениям, они были отнюдь не одесситами, происходили из донских казаков, причем перебрались в Америку еще до революции. Правда, не исключено, что через Одессу. Солировала Люся, типичная городская народница, Николай подключался при повторе двух последних строчек куплета. Однако в отличие от варианта, исполненного Ершовым, текст американской новинки выдавал ее явно одесское происхождение:
Зачем же я вас, родненький, узнала?
Зачем полюбила я вас?
Лучше б я этого не знала,
И не страдала каждый час.
Я милого узнала по походке,
Он носит белые штаны,
Шляпу носит он панаму,
Ботиночки он носит на рипах.
Белые штаны, панама и модные ботиночки уже настраивали на одесский лад. Далее Люся пела о том, что уедет из Одессы, больше туда не вернется, но с милым все же повстречается, они обворуют две-три квартирки и, прежде чем снова расстаться, поживут на славу. Текст, понятно, еще тот, но пела Люся, надо отдать ей должное, замечательно.
В 1930-м баян русской песни Юрий Морфесси на немецком филиале «Парлофона» в сопровождении оркестра Отто Добриндта записал третий вариант песни, которая была названа «Панама», причем указан автор: А. Александров. Очевидно, имелся в виду дореволюционный питерский куплетист А.П. Александров, успевший незадолго до революции записать на «Граммофоне» две песни собственного сочинения. Не исключено, что проживавший и записывавшийся там же Юрий Спиридонович лично знал Александрова и получил от него текст «Панамы» либо слышал эту песню в его исполнении.
У Морфесси она начиналась почти так же, как спустя сорок с лишним лет распевал в Париже Алеша Димитриевич:
Я мила-друга знаю по походке,
Он носит серые штаны,
А шляпу носит он панаму,
Ботиночки он носит на рипах.
Панама у одессита Морфесси оказалась отнюдь не одесской: кавалер, бросивший героиню, от лица которой пелась песня, проживал в Москве. Впрочем, с таким же успехом он мог проживать в любом другом российском городе. По тому, как лихо исполнил «Панаму» Морфесси, нетрудно представить, насколько живо и ярко мог бы он осовременить другую популярнейшую песню тех лет «Ухарь-купец» (музыка Я. Пригожего, стихи Н. Некрасова). Она была записана им до революции в сопровождении фортепиано и мужского хора, что в 1930-е годы звучало уже несколько архаично. К сожалению, Юрий Спиридонович этого не сделал. Но шлягерный потенциал песни «Ухарь-купец», благодаря парлофоновской интерпретации «Панамы», чутко уловил младший современник Морфесси — проживавший в Аргентине (одном из важнейших мест сосредоточения российских эмигрантов) еврейский певец Макс Залкинд (1909–1988).
Макс родился в Вильно, был исключительно музыкальным ребенком и с шести лет пел в хорах двух местных синагог. Кстати, именно в Вильно, на фирме «Зонофон», в 1912 году вышли первые пластинки Юрия Морфесси, на одной из которых был записан «Ухарь-купец». После эмиграции в Латинскую Америку Макс Залкинд, обладатель чрезвычайно выразительного тенора, участвовал в музыкальных спектаклях южноамериканских еврейских театров. Можно не сомневаться, что именно с его подсказки аранжировщик Лейбуш Лернер переложил «Ухаря-купца», превратив его в типичный шлягер 1930-х годов под названием «Шарманщик» (с текстом на идише), который вышел на аргентинской пластинке Залкинда. Эта еврейская интерпретация старой русской песни была так же свежа и оригинальна, как и осовремененная Юрием Морфесси в Германии «московская» «Панама».
Вообще же относительно записанных Юрием Спиридоновичем в эмиграции городских песен («Бублики», «Сухая корочка», «Бубенцы», «Кирпичики», «Что за хор», «Гори, гори» и др.) можно сказать, что практически все последующие исполнители этого пласта городского фольклора вышли из Морфесси, как русская литература из «Шинели» Гоголя. Он показал, что, во-первых, к освоению низкого жанра вокалисту следует подходить со всей серьезностью, а, во-вторых, создавая новые аранжировки, строго следить за их соответствием духу времени, дабы эти жемчужины фольклора не превращались в то, что услышал когда-то Константин Казанский.
Этим принципам следовали Петр Лещенко, Константин Сокольский, Сара Горби, Владимир Слащов, Алеша и Валя Димитриевичи, Володя Поляков, Борис Рубашкин, Юля Запольская, Миша Гулько. Называю далеко не всех, но, на мой взгляд, лучших исполнителей, в той или иной мере отдавших дань этому пласту песенного фольклора.
Что же касается «Панамы» (или, если угодно, «Я милого узнаю по походке»), то этой замечательной песне после Алеши Димитриевича решительным образом не везло. Долгое время никто, очевидно, не решался конкурировать со знаменитым парижским цыганом и его болгарским аранжировщиком.
Потом наступил период, когда большинству населения страны и вовсе стало не до песен, особенно старых. Жаль, конечно, что в свое время ее не записал Борис Рубашкин или тот же Миша Гулько. Может быть, тогда «Панама» возродилась бы у нас не как грубоватый кич, тщетно претендующий на продолжение сугубо индивидуального и неповторимого дела Алеши Димитриевича, а как подлинно народная песня, требующая исполнителей и аранжировщиков высокого музыкального и, что не менее важно, общекультурного уровня.
Шляпу он носит на панаму что это значит
На сайте «Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи» опубликована 1-я часть статьи Андрея Сёмина «»Чужие» песни Владимира Высоцкого» – «Романсы и песни»
Отклики можно размещать на этом форуме или направлять автору – sio-min@mail.ru
Спасибо за статью!
Ваш труд впечатляет!
Благодарю за уточнение даты рождения П.Леонидова. А место уточнить нельзя?
На сайте «Владимир ВЫСОЦКИЙ. Каталоги и статьи» опубликована 2-я часть статьи Андрея Сёмина «»Чужие» песни Владимира Высоцкого» – «»Блатной» и городской «фольклор»»
Отклики можно размещать на этом форуме или направлять автору – sio-min@mail.ru
Панама-мама Забытый головной убор из 1990-х вернулся. И это круто
Солдаты советской армии в тропической форме. Фото: Юрий Сомов / РИА Новости
Долгое время, практически до 1960-х годов, появление мужчины на улице без головного убора считалось если не правонарушением, то нарушением всех приличий, и демонстрировало его крайне низкий социальный статус (женщины, кстати, избавились от этого ограничения несколько раньше). Представители сильного пола превратили требование этикета в способ выражения своей индивидуальности, введя в моду множество самых разнообразных шляп и кепок различных фасонов. «Лента.ру» выяснила, как респектабельная плетеная «панамская шляпа» со временем превратилась в панаму военнослужащих, рэперов и хипстеров.
Все дело в пальме
Как это нередко бывает, название обманчиво: панама впервые появилась вовсе не в Панаме. Шляпы из волокна пальмы токилья из семейства циклантовых (испанское название toquilla, латинское — Carludovica palmata, местное — хипихапе), впервые стали плести в Эквадоре. Однако в обиходе токилью называли панамской пальмой, что и привело к путанице понятий. Впрочем, неважно, где появилась шляпа: она стремительно вошла в моду, заменив популярные в 1900-1930-е годы плоские канотье из соломки.
Поскольку солома — это высушенные стебли травянистых растений, панамские шляпы тоже можно назвать соломенными: циклантовые по ботанической классификации относятся к многолетним травянистым растениям. Плели их, как и европейские соломенные шляпы, вручную, и местные ремесленники, у которых навык передавался из поколения в поколение, достигли в своем деле немалого мастерства. Пальмовое волокно токильи достаточно пластично для плетения и неплохо держит форму, а это важно именно в производстве шляп: дело в том, что классические панамы вовсе не походили на то, что понимают под ними сейчас. Эквадорские мастера, многие из которых были потомками индейцев, быстро освоили ассортимент, который были готовы покупать белые из привилегированного класса.
Виктор Сен Юнг (слева) в фильме «Чарли Чан в Панаме»
Кадр: фильм «Чарли Чан в Панаме»
Это были шляпы с четко выраженными полями, широкими или средними, с контрастной репсовой или атласной лентой вокруг тульи, классических форм — федора со сплющенной спереди с двух сторон тульей, оптимо с проходящим по центру верха шляпы и тульи узким выступом, как на британских тропических шлемах, плантер (или «телескоп») с углублением верха шляпы на манер линзы, и наконец гольф с сетчатым верхом — самые неформальные и легкие из панамских шляп.
Кинопанама
Режиссер Вуди Аллен в панаме
Фото: Zelig Shaul / ACE Pictures / REX / Shutterstock
Сходство панамы оптимо с тропическим шлемом не случайно: бравые британские служаки, будучи в отпуске или уйдя на покой, желали, чтоб их штатские головные уборы чем-то напоминали военную форму. Тропические шлемы изначально были жесткими, из пробки. Но впоследствии военный головной убор стали шить из плотной хлопковой ткани — парусины и брезента. Он сохранил форму традиционного шлема с круглой тульей и полями (широкими или средней ширины), и такая «военная шляпа», в которой американцы, в частности, воевали в Корее и Вьетнаме, тоже стала называться панамой.
Джонни Депп в фильме «Страх и ненависть в Лас-Вегасе»
Кадр: «Страх и ненависть в Лас-Вегасе»
Этот головной убор существенно больше походил на то, что мы называем панамой теперь. Разве что единственно возможный в армии защитный цвет — хаки или песочный — либо камуфляжная раскраска в обычном городском обиходе заменяется каким угодно оттенком: от белого и желтого до синего или розового. В такой современной панаме, или sun hat, появляется на экране Джонни Депп в фильме «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» (1998). Действие фильма происходит в 1971 году, но кинозвезда первой величины Депп сделал вроде бы старомодную шляпу архипопулярной: в ней стали ходить представители молодежных субкультур 1990-х.
Наш человек в панаме
У советского человека 1930-1950-х годов, для которого теплое время года продолжалось в лучшем случае месяца три (жителей курортных провинций в расчет не берем), панама ассоциировалась с детскими панамками из хлопка, которые назывались панамами скорее иронически, едва ли не как издевка над «буржуями». Мужчины носили летом главным образом кепки из плотного хлопка. Этот головной убор считался и выглядел символом принадлежности к рабочему классу: где вы видели памятник великому Ленину или вождю народов Сталину в шляпе?
В 1930-1940-е еще встречались канотье — на отдыхе и даже в городах, главным образом на «старорежимных старичках» из числа университетской профессуры и лиц артистических профессий. Потом эта морально устаревшая шляпа исчезла. Символ того, что соломенные шляпы с низкой тульей превратились в анахронизм в послевоенные годы — сказка Лагина про Хоттабыча, где в канотье ходит тысячелетний джинн, с трудом согласившийся сменить на эту шляпу свою чалму. Оригинальные panama hat могли себе позволить только очень состоятельные люди из числа функционеров, верхушки советского промышленного менеджмента, художественная интеллигенция высшего ранга.
- как делается квартира взятая в ипотеку при разводе
- как в южной корее относятся к однополым отношениям