Удивился что писал прозой
Крылатые слова и афоризмы. Говорить прозой.
Герой комедии Мольера «Мещанин в дворянстве», при помощи учителей натаскивающий себя на «образованность», удивляется: «Как!? Когда я говорю: Николь, принеси мне туфли и подай ночной колпак, — это проза? Скажите на милость! Сорок слишком лет говорю прозой — и невдомек!»
Говорят умней они…
Но что слышим от любова?
«Жомини да Жомини!»
А об водке ни полслова.
Д. Давыдов, «Песня старого гусара». Жомини был русский военный деятель и писатель половины XIX века.
Годы ученичества, годы учебы.
По роману Гете «Ученические годы Вильгельма Мейстера» (1795/96). (См. Lehrjahre).
Из 24-й оды 1-й книги Горация (65—8 г. до нашей эры). Истина, по древним легендам, ходила нагая. В современном употреблении под «голой истиной» подразумевается чистая, безусловная правда.
По «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина (1869/70) гл. 2-я, «О корени происхождения глуповцев», был в древности народ, головотяпами именуемый… «Головотяпами же прозывались эти люди оттого, что имели привычку «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадется — об стену тяпают; богу молиться начнут — об пол тяпают…» Когда они «содрали на лепешки кору с последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев, и нечем было «людской завод» продолжать, тогда они послали сказать соседям: будем друг с дружкой до тех пор головами тяпаться, пока кто кого перетяпает». Соседи на это согласились, и «сейчас же головотяпы их всех, с божьей помощью, перетяпали». Отсюда и вполне понятный термин «головотяпство».
Голоса взвешивают, а не считают.
Старинное положение, утверждавшееся еще Цицероном (I век нашей эры) и Плинием Младшим (I век до нашей эры). Многократно повторялось как художниками слова (Гете, Шиллером), так в особенности политическими писателями (Маколей, Бисмарк).
Голос крови, голос природы.
Из оперы Лорцинга «Стрелок», впервые поставленной в Германии в 1842 г.
В 1917 году русская армия «голосовала ногами» против продолжения войны, уходя батальонами с фронта (Ленин во время дискуссий о брестском мире весной 1918).
Синоним царского жандарма, охранника. См. Прощай, немытая Россия.
Неудержимый, раскатистый смех. Выражение в этой форме родилось во Франции: оно содержится в мемуарах баронессы Оберкирх, написанных в конце XVIII века. Первоисточником его являются «Одиссея» Гомера, гл. 8-я, стих 326, гл. 20-я, стих 346, и «Илиада» гл. 1, стих 599: «неукротимый смех».
Гони природу в дверь, она влетит в окно.
Встречается в комедии французского драматурга Филиппа Нерико Детуша (1680—1754), «Славный», действие 3-е, явление 5-е. Фраза заимствована им из 1-го послания Горация и во французском оригинале имеет такой вид: «Прогоните природу — она вернется галопом».
Очень древний образ. Встречается у Плутарха, Горация и др. древних писателей и многократно повторен новейшими (во Франции — Буало, в России — Тредьяковским В. К., поэтом, ученым и переводчиком (1703—1769); во вступлении к его «Телемахиде» сказано: «Пышутся горы родить, а смешной родится мышенок»).
Гордиев узел, разрубить гордиев узел.
Синоним насильственного разрешения трудного или запутанного вопроса. По легенде о колеснице царя Гордия фригийского, который завязал дышло своей колесницы, посвященной храму Зевса, крайне запутанным узлом. Развязавший узел должен был получить власть над Азией. Александр Македонский разрубил узел мечом.
Горе мое от запою,
Или от горя запой?
Некрасов, «Песня» (1876/77).
Горе мыкали мы прежде,
Горе мыкаем теперь.
См. Ах, не верь, не верь надежде.
Горе нежившим и горе отжившим!
См. Счастливы мы, что живем, что родились.
По преданию, сообщенному целым рядом римских писателей (Ливием, Флором и др.), галльский царь Бренн (390-й г. до нашей эры), наложивший на побежденный Рим контрибуцию в 1000 фунтов золота, бросил на чашку весов свой тяжелый меч, когда римляне вздумали было протестовать против его слишком тяжелых гирь, и воскликнул: «Горе побежденным!»
Город воли дикой,
Город буйных сил,
Новгород великий
Тихо опочил.
«Новгород» Э. И. Грубера (1814—1847).
Город желтого дьявола.
М. Горький о Нью-Йорке, в своих очерках Америки.
Город заговоров и сект.
«Ленинград», Александровского. О Петербурге до XX века.
Городничему всегда место найдется.
Афоризм синтезирован по «Мертвым душам» Гоголя, ч. 2-я, гл. 3-я, слова Петуха: «Да и в церкви не было места. Взошел городничий — нашлось».
Латинское Urbi et orbi, т. е. Риму и миру. Из церемониала возведения нового папы в достоинство «наместника Христа на земле». Сакраментальная фраза последнего момента кончалась: «да предстоишь ты городу и миру». Фраза восходит к началу XIV века.
По определению Салтыкова-Щедрина в «Современной идиллии» (1877—1883), гл. 18-я, гороховое пальто есть «род мундира, который, по слухам, одно время был присвоен собирателям статистики». Так назывались просто-напросто «шпики», филеры охранного отделения и жандармских управлений. Как «гороховое пальто», так и «собирание статистики» были «эзоповские», иносказательные формы обозначения шпионства в легальной печати.
Горький жребий одиночества.
См. Не сбылись, мой друг, пророчества.
См. Смех сквозь слезы.
Горький хлеб изгнания.
См. Есть горький хлеб изгнания.
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не сумеет —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой.
«Безумцы», по Беранже. В. Курочкина (1831—1875). В «На дне» Горького эти слова цитируются Актером.
Господа, лучше, чтоб эти перемены сделались сверху, — нежели снизу.
Из речи Александра II к московскому дворянству в 1857 г. по случаю подготовки к «освобождению» крестьян.
Значение слова «проза»
1. Нестихотворная речь. Радищев писал лучше стихами, нежели прозою. Пушкин, Александр Радищев. Кольцов совершенно увлекся стихотворством и даже почти перестал читать книги, написанные прозою. Добролюбов, А. В. Кольцов. || Нестихотворная литература. Его статьи по увлекательности изложения все бесспорно принадлежат к лучшему, что только до сих пор есть в нашей прозе. Чернышевский, Очерки гоголевского периода русской литературы (варианты). Сила исторической прозы в том, что она нужна своему времени, связана с ним и является его отражением. Каверин, Юрий Тынянов.
2. То, что является необходимым и обычным в жизни; повседневность, обыденность. Нередко людей окружала тогда невылазная проза жизни, та практическая сторона ее, которая знает лишь заботы о завтрашнем дне, о будущем гнездышке, об узком эгоистическом благополучии. Телешов, Записки писателя. Его нежданно вспыхнувшая любовь не меркла с годами и не спускалась с романтических высот в бытовую прозу. Панова, Времена года.
Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
ПРО’ЗА, ы, мн. нет, ж. [латин. prosa]. 1. Нестихотворная литература; противоп. поэзия. Писать прозой. Над ними надписи и в прозе и в стихах. Пушкин. Современная п. П. Пушкина. || Вся практическая, не художественная литература (устар.). Доныне гордый наш язык к почтовой прозе не привык. Пушкин. 2. перен. Повседневность, будничная обстановка, то, что лишено красочности, яркости, живости. Средь лицемерных наших дел и всякой пошлости и прозы. Некрасов. П. жизни или житейская п.
Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
про́за
1. нестихотворная речь; речь, не организованная с помощью ритма, рифмы ◆ Читает ли она стихи, говорит ли прозой, рождаются лексические панорамы, полные ослепительного огня страстей. Зана Плавинская, «Отражение», 2003 г. // «Лебедь» (цитата из НКРЯ)
2. литературный жанр, основанный на использовании такой речи; также произведения в этом жанре
3. перен. собир. то, что является обыденным, будничным, заурядным ◆ Обыденность и проза первоначальной задачи — построить забор — вылилась в протест. Мария Ожерельева, «Графские развалины», 2003 г. // «Ландшафтный дизайн» (цитата из НКРЯ)
Фразеологизмы и устойчивые сочетания
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: кубарем — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Что такое проза
Здравствуйте, уважаемые читатели блога KtoNaNovenkogo.ru. Что такое проза, на первый взгляд, понятно. Часто дети младшего школьного возраста говорят, что это сказка или рассказ, в котором нет рифмы (это как?).
В подобном наивном определении есть доля правды. Но мы сформулируем значение термина более чётко, а также вспомним, на какие жанры делится проза.
Проза — это.
Проза — это устный или письменный текст, в котором отсутствуют ритм и рифма как признаки поэтической речи.
Иными словами, предложения записаны последовательно, друг за другом, «сплошным текстом» и не делятся на короткие ритмические отрезки (строки и строфы).
С этой точки зрения, прозу можно рассматривать как противоположность поэзии. Однако существуют исключения, рождающиеся на стыке литературных жанров (что это?). О них мы поговорим позже.
Из истории прозы
Исторически поэзия древнее прозы. Она родилась как синтетическое искусство, близкое к музыке. Функции поэзии долгое время были сакральными.
В различные исторические эпохи в непохожих друг на друга социумах поэтическая речь использовалась как язык заклинаний, заговоров, мистериальных действ, а позже – молитв и народных песен. Проза возникла в период поздней античности, и её функции были совершенно иными.
Первым прозаическим жанром, получившим широкое распространение в Европе, а затем и во всём мире, стал роман. Своё название этот жанр получил по месту возникновения (древний Рим). Роман Петрония «Сатирикон» стал образцом прозаического сочинения. В «Сатириконе» развенчивались нравы современного Петронию общества.
Проза взяла на себя «чёрный» труд описания простой человеческой жизни. Она не витала в облаках, а клеймила позором конкретных людей.
Память о низменном, «плебейском» происхождении прозы позже закрепилась в романтической литературе, где оппозиция «поэзия-проза» стала восприниматься примерно как «небо-земля», «душа-тело».
В истории развития литературы периоды торжества прозаических жанров над поэтическими последовательно сменяют друг друга.
На рубеже столетий, когда общественные течения сдвигают привычные ценности, словно литосферные плиты, наступает потребность в поэтическом слове. Когда же наступают периоды стабильности, на первые позиции вновь выходят повести (что это такое?) и романы.
Также замечено, что в творчестве писателей по мере развития их дара закономерен переход от поэтической к прозаической речи. Мало кто знает, что в ранней юности стихи писали Н.В.Гоголь, И.С.Тургенев, Ф.М.Достоевский.
«Лета к суровой прозе клонят…», — отмечал А.С.Пушкин. Однако есть авторы, которые органично творили в том и другом жанре (А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов), писатели, до глубокой старости хранившие верность поэзии (А.А.Фет) или те, кто сразу начал свой творческий путь с прозы (И.А.Гончаров).
К ХХ веку проза стала доминирующим жанрово-родовым явлением в литературе. Она наиболее соответствует масштабу задач и глубине проблем, стоящих перед современными авторами.
Прозаические жанры
Традиционно проза делится на крупную, среднюю и малую.
К жанрам крупной прозы относят:
Средняя проза представлена:
Малая проза включает в себя:
Отдельно выделяют фольклорные прозаические жанры, к которым относят сказ, сказку, побасенку или прозаическую басню (фаблио), побасенку.
Поэзия и проза
Не всегда возможно противопоставить прозаические и поэтические жанры. Например, в ХХ веке появилось целое направление, получившее название «ритмическая проза». В России у его истоков стояли поэты-символисты В.Брюсов и А.Белый.
Роман «Петербург» и поэма в прозе «Котик Летаев» Белого — пример того, как преобразовывается прозаический текст, подчиняясь законам ритмики.
Другой образец синтеза прозы и поэзии – поэма Н.В.Гоголя «Мёртвые души», в которой эпический сюжет путешествия по Руси соединяется с лирическими отступлениями.
До Гоголя поэзию и прозу оригинально соединил в одном из своих главных произведений А.С.Пушкин. Его роман в стихах «Евгений Онегин» модернизировал жанр европейского романа, придав его конструкции почти ювелирную хрупкость.
И.С.Тургенев создал знаменитую серию «стихотворений в прозе», отличительными особенностями которых стали лаконичность, наличие лирического сюжета и чёткая ритмическая структура.
Из писателей ХХ века оригинальными лиро-эпическими сочинениями прославился К.Вагинов. В 60-70-е годы появилось такое направление, как «лирическая проза», представителями которого стали О.Берггольц, В.Солоухин, В.Лихоносов, Ю.Казаков.
Заключение
Писать и анализировать прозу можно без особой литературоведческой подготовки, но это не значит, что труд прозаика легче, чем вдохновенный взлёт поэта.
Чтобы написать добротную повесть или пухленький роман, нужно хорошо знать предмет, о котором собираешься рассказать, обладать особым взглядом на мир, жизненным опытом и, конечно, усидчивостью!
Удачи вам! До скорых встреч на страницах блога KtoNaNovenkogo.ru
Эта статья относится к рубрикам:
Комментарии и отзывы (2)
В статье приведена абсолютно всем известная информация. Зачем все это так подробно расписывать? Не уверена, что кому-то статья будет полезной. Неужели есть такие, кто не может отличить прозу от поэзии?
В равной степени люблю как прозу, так и поэзию, не стоит преуменьшать одно за счет другого, я считаю. В мире много гениальных прозаиков, которые могут посоперничать с поэтами.
Говорите прозой!
В 1824 году Пушкин написал цикл стихотворений под названием «Подражания Корану». Интересно, в частности, что здесь впервые появилось выражение «дрожащая тварь», которое потом так эффектно обыграл Достоевский: «Наполеон я или тварь дрожащая?» Наполеон – тоже из Пушкина: «Мы все глядим в Наполеоны, Двуногих тварей миллионы…». Но в «Подражаниях Корану» упоминается не Наполеон, а, само собой разумеется, пророк Магомет. Некоторые стихи даны как слова самого Аллаха:
Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот, и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.
Есть у Пушкина и такой образ из Корана:
Земля недвижна – неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас с собой.
К этим стихам Пушкин делает примечание: «Плохая физика; но зато какая смелая поэзия!»
Эти пушкинские слова вспомнились, когда недавно я прочитал в «Нью-Йорк Таймс» статью Майкла Слакмана, посвященную вполне политической проблеме: какие трудности ожидают Соединенные Штаты, если они начнут переговоры с Ираном.
Конечно, несправедливо называть всех иранцев лгунами. Это клеветническое суждение, эксплуатирующее известные стереотипы. Более точный подход должен учитывать отношение иранцев к честности, как сами иранцы понимают это: прямота, откровенность и высказывание правды не являются похвальными в Иране. В Иране существует принцип поведения, называемый «таароф», — понятие, означающее неискренность как установленную в обществе манеру поведения: например, вы приглашаете человека на обед, когда в действительности не хотите, чтобы он приходил. Это входит в иранский кодекс хороших манер и отнюдь не оскорбляет иранцев.
Майкл Слакман приводит слова иранского ученого, много лет прожившего в Англии и Соединенных Штатах, профессора Киан Таджбахша:
«Да» на Западе означает «да». В Иране это может означать «может быть» или даже «нет». Иранцы знают, что слова их собеседника не обязательно означают то, что на деле подразумевается. Это создает богатую, многомерную лингвистическую культуру, в которой люди привыкли иметь дело с нюансами. С другой стороны, такой язык непригоден для политического дискурса. В европейских языках 70% слов денотативны, в персидском – 80% слов коннотативны.
Денотация, коннотация – термины как лингвистики, так и современной логики; упрощенно, первое – это отнесение к прямому значению понятия, выражаемого словом, второе – смысловое поле, в котором присутствует многообразные оттенки, ассоциации, возникающие вокруг какого-нибудь понятия или слова. Это как бы прямой смысл и метафора. Майкл Слакман продолжает:
Американцы говорят так, что их слова прямо означают цель их высказывания. Иранцы же – поэты, они употребляют слова так, как будто это краски – оттенки, нюансы, скрытые значения. Вы хвалите человека, но это не означает, что он вам нравится. Вы приглашаете его к себе, но отнюдь не хотите, чтобы он пришел. Вы что-то обещаете, но это не значит, что вы исполните обещанное. Иранцы понимают это.
Интересное получается сочетание – поэзия и ложь. Нужно быть Смердяковым, сказавшим в отрочестве, когда его обучали грамоте и заставляли читать «Вечера на хуторе близ Диканьки»: всё про неправду написано. Можно и Пикассо вспомнить, сказавшего: искусство – это ложь, которая правдивее правды. Или Горького: в мемуарах Ходасевича приведен случай, когда Горький уверял одного посетителя, зная, что отец его расстрелян, — что тот жив. Горький вообще был лгун, и ненавидел себя за это, поэтому всячески отрекался от своего величайшего создания старца Луки из пьесы «На дне». «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой» — метафизический эпиграф пьесы. Чуковский писал в дневнике в 1919 году, что Горький, как всякий талантливый русский человек, любит лгать, говорит одному то, что не скажет другому, и наоборот. Тут мы видим непозволительность поэтического мировоззрения в житейских отношениях. Но иранцы, как нам объяснили, — поэты. Религия тоже ведь форма поэтического сознания, ее язык насквозь метафоричен. Вспомните библейский рассказ о семи днях творения или Христа. В религии даже простые гигиенические или кулинарные правила приобретают сакральный смысл религиозных законов — все эти омовения и опресноки. Религиозный фанатизм, овладевший нынешним Ираном, — это некая поэтическая регрессия, исходящая из самого духа языка, главного орудия поэзии. Это не значит, что на Западе нет поэзии, это значит, что западные люди поняли неуместность поэтического мироотношения в практических делах. Если угодно, это и есть прогресс.
Понятно, что таким языком нельзя говорить о психологии самоубийства или о статистике длительности жизни в разных странах. Но люди, обсуждающие подобные проблемы не в стихах, а на языке практическом, прагматическом, между прочим, добиваются невиданной раньше продолжительности жизни. Лет десять-пятнадцать назад некрологи в американских газетах пестрели цифрой «80» как средней у поминаемых покойников, сейчас это всё чаще – 90 с различными хвостиками, а нередко встречается и сотня. Недавно полиция забрала одну старушку, которая на автомобиле сбила дорожного рабочего, а на попытки ее задержать орала: «Я опаздываю на партию бриджа в моем клубе!»; старушке этой 87 лет, вполне бодрое существо.
Еще из Тынянова, на этот раз из его романа «Смерть Вазир-Мухтара» — о Грибоедове и его смерти в Персии, то есть в Иране нынешнем, при нападении толпы на русское посольство. Описывается экзамен в школе восточных языков, на котором скандалит Осип Сенковский, знаменитый Барон Брамбеус, бывший знатоком Востока (правда, речь идет о поэзии не персидской, но арабской):
Это вроде как у поэта Горького в его дурацкой «Песне о Соколе»: «мне там приятно, — говорит Уж, — тепло и сыро». Еще из «Вазир-Мухтара»:
— Кто лучше пишет стихи, оседлые и спокойные аравитяне или же бродячие и воинственные? – кричал в воздух Сенковский.
— Оседлые и спокойные, – ответил благонравно ученик.
— Кочевые, — кричал Сенковский. — Разбойники, нищие, воины. Поэты аравитян презирают оседлых, они называют их толстяками, что на языке сухого, тощего бедуина значит: трус, лентяй, мерзавец.
Вот вам и формальная школа в литературоведении, звездой которой был Тынянов: оказывается, литература не столько сумма приемов, сколько личность поэта.
Я не знаю, какая сейчас поэзия на мусульманском Востоке, но разбой и воинственность мусульманских фундаменталистов в обсуждаемом контексте вполне сойдут за поэзию. А Запад говорит с ними, так сказать, смиренной прозой.
Позволю себе личное воспоминание. В конце восьмидесятых годов в перестроечной России сняли глушение иностранных радиостанций. Стали приходить отзывы слушателей, да и в прессе российской появились многочисленные высказывания. Одно относилось ко мне – довольно большая статья, целый «подвал» в московской газете. Автор удивлялся, почему это Б.М. Парамонов нападает на поэзию, считает русское увлечение поэзией, точнее сказать, русскую литературоцентричность вредным явлением. А вот потому и считал – по тем же причинам, о которых говорю сейчас.
В тогдашней «Литературной газете» появилась статья «Ахматов и Цветаев». Автор радовался тому факту, что помимо общеизвестных Ахматовой и Цветаевой появились поэты Ахматов и Цветаев, выпустившие каждый по книге стихов. Точно по Гоголю («Невский проспект»): это не тот Шиллер, который написал «Историю тридцатилетней войны», а известный Шиллер, сапожник с Гороховой улицы. Вот я и говорил, что таким фактам не радоваться надо, а скорее стыдиться их, этого поэтического поноса. Тогда же в числе дебютантов появились поэты Василий Ноздрев и, самое интересное, — Александр Пушкин. Как будто мало автора «Истории села Горюхина»!
Конечно, кропать стишки – занятие само по себе безвредное. Но инфляция стихов если не болезнь сама по себе, но симптом некоей болезни, именно – фантастического представления о действительности, способности увлекаться различными химерами, утрата трезвости в суждениях о мире. Коммунизм тоже ведь был своего рода поэзией, всякая утопия – поэтична. Такой утопией и такой поэзией является нынешний мусульманский фундаментализм, выступающий с проектом и требованием восстановления великого Халифата, куда, так сказать, на законных основаниях включают испанскую Андалузию.
Так и в России до сих пор находятся люди, тоскующие и даже злящиеся, что когда-то русская Аляска была продана американцам. Так что же теперь – бомбы кидать? подрывать аляскинские нефтепроводы? Дай этим мечтателям волю и власть, они так бы и действовали.
Поэзия хороша там, где ей и место: в жизни языка, в динамических его проявлениях. А в повседневности лучше говорить прозой, как мольеровский Журден, и не замечать этого.
Удивился что писал прозой
Учитель философии. Не иначе, сударь. Все, что не проза, то стихи, а что не стихи, то проза.
Г-н Журден. А когда мы разговариваем, это что же такое будет?
Учитель философии. Проза.
Г-н Журден. Честное слово, я и не подозревал, что вот уже более сорока лет говорю прозой.
Этот термин произошел от латинского выражения prosa oratio, что означает «прямо направленная», «простая речь».
В период Античности прозой называли нехудожественные произведения, философские или политические сочинения. Прозу регулировали правила риторики — науки об ораторском искусстве, а поэзию — правила поэтики.
В Средние века в прозе создавали в основном бытовые и публицистические произведения, в то время как поэзия считалась литературой высокохудожественной. В России до конца XVIII века сочинения в прозе считали несопоставимыми с высоким искусством поэзии. Выдающиеся прозаические произведения того времени, как правило, были сатирическими: например, в 1783 году вышла в свет комедия Дениса Фонвизина «Недоросль». Изменили отношение к прозе сочинения Николая Карамзина: его сентиментальные повести признавали и образованные читатели, и широкая публика.
На XIX век пришелся расцвет прозы. Были опубликованы романы и повести Александра Пушкина, сочинения Николая Гоголя, а также первый русский социально-психологический роман «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова. Великими русскими прозаиками XIX века стали Лев Толстой и Федор Достоевский, издав романы «Война и мир» и «Преступление и наказание».
В XX веке проза по-прежнему преобладала над поэзией. К этому периоду относятся повести и романы Михаила Булгакова, Андрея Платонова, Владимира Набокова и других писателей. В начале XXI века эти тенденции все так же актуальны: у читателей особенно популярна проза Дмитрия Быкова, Дины Рубиной, Людмилы Улицкой.