за что расстреляли зиновьева
Две пули на память
«Почти все бывшие вожди СССР оказываются наймитами капитала и прислужниками гестапо»
Перед расстрелом Зиновьев, бывший вождь Коминтерна, «партийный царь» Ленинграда, а до этого – сосед Ленина по вошедшему в большевистскую мифологию шалашу в Разливе, утратил человеческий облик. Он рыдал, выл, порывался целовать палачам сапоги, умоляя о пощаде. Был не в состоянии идти, так что к месту казни его дотащили, как мешок. Второй наиболее именитый из 16 казненных в ту ночь, Лев Каменев, вопреки мягкой профессорской внешности, держался стойко и с легкой брезгливостью сказал Зиновьеву: «Перестаньте, Григорий. Умрем достойно». Их расстреляли ровно 80 лет назад – в ночь на 25 августа 1936 года.
Пули, которыми были убиты два видных большевика, в качестве своего рода сувениров хранил у себя шеф НКВД Генрих Ягода. Когда через полтора года пришел его черед идти к расстрельной стенке, пули перекочевали к его преемнику Николаю Ежову, расстрелянному, в свою очередь, еще два года спустя. Пули, которыми были убиты сами Ягода и Ежов, не сохранились: возможно, следующий обитатель главного кабинета на Лубянке, Лаврентий Берия, считал дурной приметой коллекционирование подобных сувениров. (Что, как известно, не уберегло от пули его самого.)
Так выглядел политический менеджмент в исполнении Сталина: в середине 1930-х, по его мнению, пришла пора не просто сменить поколение партийных вождей-бюрократов, но и дать ясно понять советским гражданам, что хозяин в стране один, а любое инакомыслие и даже намек на него будет караться самым беспощадным образом. Именно для этого в качестве обвиняемых на первом из трех крупнейших политических процессов, прошедших в Москве в 1936-38 годах, предстала группа старых большевиков во главе с Зиновьевым и Каменевым – людей, чьи заслуги перед советским режимом еще за 10 лет до этого никем не подвергались сомнению.
О причинах так называемого Первого московского процесса, о том, как происходит смена политических поколений при диктатуре, и о логике репрессий вчера и сегодня мы беседуем с историком, специалистом по сталинскому террору, сотрудником Международного общества «Мемориал» Никитой Петровым.
То есть в данном случае нужно было показать, что оппозиция вела борьбу не только против руководства ВКП(б), а борьбу против Советского Союза как такового. Сталин, когда процесс уже закончился, был недоволен тем, как его ход освещали в печати. Он говорил, что газета «Правда» в освещении процесса провалилась, она изобразила дело, дескать, так, что были какие-то плохие люди, которые боролись против хороших людей, находящихся в руководстве. На самом деле ничего подобного: борьба против Сталина и других, писал сам Сталин, является борьбой против СССР. Итак, речь шла о введении некоего общего единомыслия: если ты против Сталина, значит, ты против СССР. Вот эта связка тогда восторжествовала. Для этого, собственно говоря, и делалось шоу, которое называлось «процессом троцкистско-зиновьевского террористического центра». Оно открылось 19 августа 1936 года и завершилось 24-го.
– Часто, анализируя историю различных авторитарных и диктаторских режимов, говорят о борьбе разных группировок внутри самой системы. Выражаясь современным политическим жаргоном, «борьба кремлевских башен». Можно ли говорить об отсутствии единства в окружении Сталина? Я встречал некоторые свидетельства о том, что даже Ягода незадолго до 1936 года в каком-то частном разговоре заявил, мол, что-то многовато расстреливаем, наверное, надо это дело сворачивать. Была ли тогда «борьба башен» внутри сталинской системы или там был гранит, монолит?
– Нет, я не хочу сказать про гранит и монолит, но всегда противоречия в сталинской верхушке советологами или людьми, которые пишут политическую историю, преувеличивались или сознательно педалировались только для того, чтобы поинтереснее каким-то образом описать эту историю. Да, Ягода действительно был не способен сделать некий качественный шаг, сказать, что он готов выполнять любые распоряжения Сталина, даже те, которые противоречат его внутренним убеждениям. Тем не менее Первый московский процесс подготовил Ягода, именно при Ягоде этот процесс состоялся и приговор был приведен в исполнение. Это был первый расстрел вождей революции. Если до этого общество проглотило саму идею, что Зиновьев и Каменев якобы организовали убийство Кирова по распоряжению Троцкого из-за границы, то теперь общество проглотило и то, что эти люди, бывшие лидеры большевиков, соратники Ленина, были приговорены к расстрелу и казнены. Всё, с этого момента начинается то, что образно привыкли описывать выражением «революция пожирает своих детей». На уровне политбюро никто не ставил под сомнение – может быть, внутри сомневался, но публично не поставил под сомнение, – сам факт, что убийство Кирова было совершено зиновьевцами. А это главная выдумка, на которой, как на трех китах, стоит вся остальная система сталинского Большого террора. Вырастает из этого ложного постулата все остальное. Тот же Бухарин, который оправдывается на пленуме ЦК после расстрела Каменева и Зиновьева, когда ему самому уже грозят обвинения, тоже не ставит под сомнение главный постулат: то, что Зиновьев и Каменев ответственны за убийство Кирова, что именно они это организовали. Если читать приговор по процессу «троцкистско-зиновьевского террористического центра» – это абсолютное пустословие и голословные обвинения в том, что они готовили покушения. Но никаких фактов подготовки этих покушений вообще не приводится, только признания обвиняемых. Эти признания не вызывали у членов политбюро сомнений, хотя, может быть, внутри, как я уже говорил, кто-то и понимал, что это чушь. Но все-таки все они приняли эти правила игры.
– Если брать логику поведения или мышления самого Сталина: насколько он был рационален? Можно ли говорить, что он рассчитывал тем самым, начав физическое истребление бывших соратников, сменить поколение в партийном руководстве, привести туда более молодых, более лояльных людей? То есть речь идет о том же – просто в более брутальной форме, – что мы наблюдаем и в других авторитарных режимах, включая нынешний российский?
– А вот феномен самооговора подсудимых, которые возводят на себя напраслину, абсолютно, выступая на процессе, со всем соглашаются, все обвинения подтверждают, – это только следствие тех мучений, которым они подвергались на следствии, или там есть какой-то другой политический, психологический слой? Потому что это одна из самых больших загадок, сопровождающих сталинские процессы.
– Да нет, никаких загадок нет. Дело в том, что по каждому из этих процессов в 1956 году КГБ составил большую обширную справку, где показывался механизм подготовки процесса и воздействия на подсудимых. Когда мы это читаем, когда понимаем, какие им давались посулы, какие сыпались угрозы, то видим, что Артур Кестлер в романе «Слепящая тьма» изобразил этот психологический момент абсолютно точно. Их, конечно же, обманули, и Зиновьева, и Каменева, каждому из них говорили, что их не расстреляют, просто нужно для дела революции изобразить, что любая оппозиция – это всегда прямые ставленники капитала. Вот в эту игру с ними играли. Это доказанные факты, это есть в тех реабилитационных определениях, которые публиковались в годы перестройки, и в тех записках, которые были поданы Хрущеву и руководству ЦК КПСС в 1956 году. Другое дело, что тогда Хрущев и его соратники не решились реабилитировать всех, понимая, что ни Зиновьев, ни Каменев, ни другие подсудимые, которые были выведены на процесс, в убийстве Кирова не виновны, виновен был только Леонид Николаев, но у него были отдельные, свои собственные мотивы.
– Вопрос более общего плана: если смотреть на режимы авторитарного или диктаторского характера, то, если начинается разгул репрессий, что мы наблюдаем на протяжении всей второй половины 30-х годов, насколько в этом случае сама система способна ими управлять? Насколько это подконтрольный власти процесс? Может быть, иногда власть и сама хотела бы остановиться, да не в состоянии прекратить то, что сама инициировала?
– В итоге к какому изменению самой советской системы привели чистки середины 30-х годов, помимо, естественно, человеческих жертв и тех трагедий, которые были порождены этим террором? Сам режим изменился каким-то образом или же прошла чистка, но суть системы осталась той же самой?
Зиновьев и Каменев: жалкие предатели или грамотные управленцы
Кем были ленинские соратники
В советской истории два ленинских соратника, два члена политбюро — Зиновьев и Каменев — остались жалкими и всеми презираемыми предателями. В реальности они лишь говорили о том, что партия меньшинства не вправе управлять огромной страной.
31 октября 1917 года член ЦК партии большевиков Лев Каменев опубликовал в газете «Новая жизнь», издававшейся Максимом Горьким, заметку, в которой говорилось: «Взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для дела революции и пролетариата шагом».
В феврале 1917 года численность партии большевиков составляла всего 24 тысячи человек — в стране со 150‑миллионным населением. К апрелю увеличилась до 150 тысяч. К ноябрю — до 240 тысяч. Несмотря на бурный — в десять раз! — рост, все равно это была крайне малочисленная партия.
Вот почему два влиятельных большевика Григорий Евсеевич Зиновьев и Лев Борисович Каменев на заседании ЦК в октябре проголосовали против захвата власти. Остальные члены ЦК их не поддержали.
На следующий день после заседания Зиновьев и Каменев оповестили ЦК, что поскольку они остались в меньшинстве при голосовании, то считают своим долгом обратиться с письмом к московскому, петроградскому комитетам и областному финскому комитету партии с развернутой аргументацией, почему нельзя идти на вооруженное восстание.
Возник вопрос об исключении Зиновьева и Каменева из состава центрального комитета партии. Кстати, Сталин был против! В протокол занесли его слова: «Исключение из партии не рецепт, нужно сохранить единство партии; предлагает обязать этих двух товарищей подчиниться, но оставить их в ЦК».
Он вступился за людей, которых потом сладострастно унизит и уничтожит. Этот эпизод, сталинская примирительная позиция в октябре семнадцатого, свидетельствует о том, что палачами не рождаются, а становятся, когда создаются условия для беззакония.
ЗАЧЕМ ДЕЛИТЬСЯ ВЛАСТЬЮ?
А ведь Зиновьев и Каменев были, пожалуй, недалеки от истины, когда в своем знаменитом заявлении писали: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа в России и 2) за нас большинство международного пролетариата. Увы! — ни то, ни другое неверно…. В России за нас большинство рабочих и значительная часть солдат. Но все остальное под вопросом. Мы все уверены, например, что если дело теперь дойдет до выборов в Учредительное собрание, то крестьяне будут голосовать в большинстве за эсеров».
Они считали, что надо постепенно завоевывать массы на свою сторону и отстаивать правоту своих идей в Учредительном собрании, которое будет представлять интересы всего народа России.
Но Ленин не хотел ждать созыва Учредительного собрания! Понимал: на выборах большинство депутатских мандатов достанется другим партиям. Потому и требовал взять власть до начала работы Учредительного собрания.
Осенью семнадцатого года многие считали, что большевики — меньшинство! — не имеют права единолично управлять страной. Им следует вступить в коалицию с другими социалистическими партиями, чтобы опираться на большинство населения. Но Ленин не желал делиться властью и идти на компромисс с другими партиями.
НАСЛЕДНИК ЛЕНИНА?
Григорий Зиновьев годы эмиграции провел вместе с Лениным и Крупской. Более близкого человека у них не было. Они вместе вернулись в Россию в апреле 1917 года, вместе написали книгу «Против течения». Знаменитый октябрьский эпизод не испортил их личных отношений. До самой смерти Ленина Зиновьев входил в ближайшее окружение вождя и пользовался его полным расположением.
Он стал одним из самых влиятельных людей в стране. Владимир Ильич сделал его членом политбюро, хозяином Петрограда и всего северо-запада России. Поставил во главе Третьего Интернационала. В те годы эта должность имела особое значение. Российские коммунисты считались всего лишь одной из секций Коминтерна, таким образом, Зиновьев формально оказался руководителем всего мирового коммунистического движения.
Оказавшись у власти, он вел себя очень жестоко. Максим Горький, пытавшийся защищать питерскую интеллигенцию от репрессий, его ненавидел. Рассказывал о заседании, в котором участвовал Григорий Зиновьев: «Стали говорить, что в Зоологическом саду умерли детеныши носорога. И я спрашиваю: чем вы их кормить будете? Зиновьев отвечает: буржуями. И начали обсуждать вопрос: резать буржуев или нет? Серьезно. »
В 1924 году его родной город Елизаветград переименовали в Зиновьевск. На последнем при жизни Ленина ХII партийном съезде, когда сам Владимир Ильич не мог выступать, политический отчет ЦК прочитал Зиновьев. Он же произнес основной доклад на первом после смерти Ленина ХIII съезде.
Зиновьев считал себя наследником Ленина, ведь он столько лет был самым близким к нему человеком, самым давним его соратником. Григорий Евсеевич был человеком малых талантов, о чем не подозревал. Не понимал, что своим высоким положением обязан особым отношениям с Лениным. На митингах в Питере молодые военные карьеристы в новых блестящих кожанках кричали: «Мы победим, потому что нами командует наш славный вождь товарищ Зиновьев!»
Сталин, еще не уверенный в своих силах, вел себя осторожно и некоторое время не мешал Григорию Евсеевичу изображать из себя хозяина страны. А Зиновьев наивно полагал, что Иосиф Виссарионович готов оставаться на вторых ролях.
ДОБИТЬ ПРОТИВНИКА!
Иосиф Виссарионович заключил союз с Зиновьевым и Каменевым, чтобы убрать Троцкого, а потом вступил в союз с Бухариным и Рыковым, чтобы избавиться от Зиновьева и от Каменева. И одного за другим оттеснил от власти ленинских ставленников.
Лишился своих постов и соратник Зиновьева — председатель Моссовета Лев Борисович Каменев. Ленин ценил Каменева как дельного администратора, поэтому сделал заместителем в правительстве и поручал в свое отсутствие вести заседания политбюро и Совнаркома. Ссора с Каменевым накануне революции, когда Лев Борисович категорически возражал против попытки большевиков в одиночку взять власть в стране, не имела для Ленина никакого значения.
Каменев был человеком без политических амбиций и надежным работником. Но Лев Борисович попал под влияние Зиновьева, поэтому Сталин и с ним расправился.
Каменеву принадлежит крылатая фраза: «Марксизм есть теперь то, что угодно Сталину». Но он же одним из первых отказался от политической борьбы против генерального секретаря. Выброшенный из политики, Каменев с удовольствием взялся руководить издательством «Академия» и Институтом мировой литературы имени А.М.Горького.
По его совету Зиновьев тоже писал статьи на литературные темы и даже сочинял сказки. Григорий Евсеевич утратил надежды на возвращение в политику и пытался начать новую жизнь. Но они с Каменевым состояли в черном списке. Сталин не мог успокоиться, пока не добивал противника, даже если тот не сопротивлялся.
Через две недели после убийства Кирова в декабре 1934 года Зиновьева, Каменева и еще несколько человек, прежде входивших в ленинградское руководство, арестовали. Обвинили всех в организации убийства Кирова и создании антисоветской организации. Обвинения ложные. Все они давно отошли от политической деятельности. Но Сталин помнил каждого, кто пытался ему перечить. В августе 1936 года военная коллегия Верховного суда приговорила Зиновьева и Каменева к смертной казни.
ПУЛЯ КАК СУВЕНИР
Ночью того же дня двух близких Ленину людей расстреляли. Акция считалась настолько важной, что при исполнении приговора присутствовали нарком внутренних дел Генрих Ягода и его будущий сменщик на Лубянке секретарь ЦК Николай Ежов. Пули, которыми убили Зиновьева и Каменева, Ежов хранил у себя в письменном столе. Сувенир на память.
Сталинские историки назвали Зиновьева и Каменева предателями, уверяли, будто они выдали план октябрьского восстания и едва не погубили революцию. Так это обвинение и осталось в истории.
На самом деле большевики готовились взять власть и открыто об этом говорили. За десять дней до взятия Зимнего дворца, 15 октября, «Петроградский листок» писал: «Вчера в цирке Модерн при полной, как говорится, аудитории прекрасная Коллонтай читала лекцию. «Что будет 20 октября?» — спросил кто-то из публики, и Коллонтай ответила: «Будет выступление. Будет свергнуто Временное Правительство. Будет вся власть передана Советам», — то есть большевикам. Можно сказать спасибо г-же Коллонтай за своевременное предупреждение».
Александра Михайловна Коллонтай летом 1917 года была избрана членом ЦК партии большевиков — вместе с Лениным, Троцким, Зиновьевым, Каменевым и Сталиным. После октября она войдет в состав первого советского правительства. В те октябрьские дни большевики в секрете ничего не держали, поскольку не сомневались в успехе.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Почему никто — в том числе правительство! — не решился помешать большевикам взять власть?
Начало в номерах «МК» от 19 декабря, 9 января, далее — в каждый понедельник, а также 28 апреля, 5 мая, 9 июня
«Порядочный трус». Как Зиновьев потерял власть и жизнь в борьбе со Сталиным
23 сентября 1883 года в Елисаветграде родился Григорий Радомысльский, позднее ставший известным на весь мир под псевдонимом Зиновьев. С ранних лет войдя в ленинское окружение, Зиновьев быстро взобрался на политическую вершину после революции, долгие годы руководил Коминтерном, а после смерти вождя большевиков его шансы стать преемником были даже повыше, чем у Троцкого. Однако в политической борьбе за власть, развернувшейся после смерти Ленина, Зиновьев в конце концов проиграл человеку, которого сам же и возвысил в стратегических целях — Иосифу Сталину. Лайф выяснил историю человека, который некоторое время был лидером Советского Союза, но в итоге закончил свои дни в расстрельном подвале.
Зиновьев родился в достаточно богатой семье. Его отец — Аарон Радомысльский — был владельцем молочной фермы, которая приносила неплохой доход. К тому же юный Зиновьев подрабатывал частным репетитором. При рождении он был наречён именем Герш-Евсей. Позднее, с началом революционной деятельности, имя Герш трансформировалось в Григорий, а Евсей — в отчество.
Примерно до 18 лет не существует никаких данных о революционной деятельности Зиновьева. Самое ранее его упоминание в контексте РСДРП — 1901 год. Подпольная деятельность Зиновьева продлилась недолго: как только им заинтересовались в полиции, он уехал из страны. Зиновьев осел в швейцарском Берне, где начал учиться в местном университете. Там он и познакомился с Лениным, который жадно искал контактов с беглыми марксистами из России. Так Зиновьев, не имевший сколько-нибудь значимого революционного стажа и заслуг, вошёл в ближайшее окружение Ленина, что предопределило его дальнейшую судьбу.
Ленин и Зиновьев были весьма близки. Нельзя сказать, что это была тесная дружба, но Ленин молодому соратнику определённо доверял и вскоре Зиновьев начал играть роль своеобразного доверенного лица лидера большевиков.
Ленин, в то время находившийся в конфронтации с меньшевиками, нуждался в надёжных соратниках, и по его протекции Зиновьев был выбран в состав ЦК на съезде в Лондоне в 1905 году. Это был головокружительный взлёт, Зиновьев не мог похвастать заслугами на революционном поприще и был почти не известен подпольщикам в России. Не отметившись ничем, кроме близости к вождю, Зиновьев вошёл в руководящий орган партии.
Зиновьев во время ареста в 1908 году.
В эмиграции он провёл почти всё время до революции. Вместе с Лениным и двумя своими жёнами (бывшей и настоящей) Зиновьев вернулся в революционную Россию в пломбированном вагоне. Он всюду позиционировал себя как главного ученика Ленина, что в итоге сыграло с ним дурную шутку.
После неудавшегося июльского выступления большевиков, Зиновьев вместе с Лениным был объявлен в розыск. Они ушли в подполье и вместе делили один шалаш в Разливе, что в позднейшее советское время послужило поводом для сальных анекдотов. В том числе и благодаря весьма двусмысленным мемуарам самого Зиновьева, который вспоминал, как, тесно прижавшись к Ильичу, слушал биение его сердца.
Размолвка с Лениным
В августе 1917-го в окрестности ленинского шалаша начали всё чаще заходить местные охотники и партия решила, что Ильича надо переправить к надёжным товарищам в Финляндию. Зиновьев же скитался по квартирам соратников.
В этот период и произошла единственная по-настоящему серьёзная размолвка Ленина и Зиновьева, которая едва не завершилась его изгнанием из партии. Всё дело было в спорах по поводу революции. Находившийся в Финляндии Ленин категорично требовал от соратников немедленно начать вооруженное выступление против Временного правительства. Однако большинство ЦК было против столь радикальных мер. Даже Троцкий предлагал какое-то время повременить.
На решающем совещании ЦК с огромным трудом победила позиция Ленина. Однако Зиновьев и Каменев выступили резко против и разослали свои возражения в городские партийные комитеты, пытаясь опереться на их поддержку. В тот момент оба выступали за формирование коалиционного социалистического правительства, а не за вооружённый захват власти. Дело было не в том, что они не хотели власти. Ещё как хотели. Просто осторожные Зиновьев и Каменев опасались, что неудачное выступление (одно такое уже состоялось в июле) окончательно погубит партию и революцию, и считали, что лучше действовать более аккуратно и размеренно.
Иосиф Сталин, Алексей Рыков, Лев Каменев, Григорьев Зиновьев, июнь 1925 года, Москва.
Но в городских комитетах привыкли ориентироваться на высшее руководство и поддержали платформу победителей. На этом Зиновьев и Каменев не успокоились и опубликовали в близкой к меньшевикам газете «Новая жизнь» воззвание против вооружённого захвата власти, фактически выдав планы большевиков Временному правительству. Ленин был в ярости и назвал этот поступок «неслыханным штрейкбрехерством», заявив, что больше не считает обоих товарищами по партии.
Однако ЦК отказался применять в отношении проштрафившихся дисциплинарные меры, а Зиновьев и вовсе сумел выкрутиться с минимальными потерями, свалив всю вину на Каменева. Дескать, он не давал разрешения товарищу публиковать это воззвание в прессе и не несёт за него ответственности. В итоге досталось одному только Каменеву, которого исключили из ЦК, тогда как ловкий Зиновьев сохранил своё место.
Позднее Зиновьев ещё раз пошёл против Ленина, предложив вступить в переговоры с профсоюзом железнодорожников (Викжель) о создании коалиционного социалистического правительства, что Ленин охарактеризовал как дезертирство.
Однако размолвка с Лениным была временной. После захвата власти Ленину остро не хватало людей, и он вынужден был назначать на высокие посты даже тех, с кем давно разругался (как это было с Красиным). Тем более что с Зиновьевым у Ленина были не идеологические, а сугубо тактические разногласия.
Зиновьев получил должность главы Петроградского комитета партии. Это был очень высокий пост. Дело не только в том, что на тот момент Петроград ещё был столицей. Власть большевиков в первые недели ограничивалась только рядом крупных городов в центральной части. На юге, в национальных окраинах и в Сибири большевикам не удалось крепко взять власть и они вскоре потеряли её.
Зиновьев противился переносу столицы из Петрограда в Москву. Тем не менее этот переезд был компенсирован созданием Союза коммун Северной области. Это было объединение большинства западных и северных регионов страны, главой которого стал Зиновьев. Фактически в состав союза входила едва ли не половина европейских территорий страны, на тот момент контролировавшихся большевиками. Ловкий Зиновьев пристроил обеих своих жён в руководящие органы Союза. Бывшая жена Сарра Равич стала комиссаром внутренних дел, а действующая жена Злата Лилина — комиссаром по делам социального обеспечения.
Владимир Ильич Ленин беседует с Николаем Ивановичем Бухариным и Григорием Евсеевичем Зиновьевым (слева направо) в дни работы II конгресса Коммунистического интернационала. Петроград. 1920 год.
Поддержав Ленина в важнейшем для него вопросе о заключении Брестского мира (значительная часть партии выступала против), Зиновьев вновь вернул себе его расположение. С этого момента он начинается превращаться в вождя номер 3. Первым был Ленин, руководивший партией, вторым — Троцкий, возглавлявший армию, третьим — Зиновьев, ставший не только главой Петрограда, но и руководителем нового Коммунистического интернационала. Учитывая, что в то время все надежды большевиков возлагались на мировую революцию, Коминтерн рассматривался как один из важнейших инструментов по её осуществлению. Соответственно, он получал приоритетное финансирование даже несмотря на реальный голод, начавшийся в стране. Должность «вождя Коминтерна» сделала Зиновьева по-настоящему влиятельным человеком. Кроме того, он вошёл в состав Политбюро.
Трус и «ромовая баба»
Однако чем сильнее укреплял свой статус Зиновьев, тем большее недовольство он вызывал у своих соратников. Здесь сказывалась и элементарная зависть, и некоторые негативные черты характера самого Зиновьева и его окружения. Многие из соратников по партии считали, что Зиновьев слишком труслив для вождя. Ещё в дореволюционное время он старался избегать подпольной деятельности, а как только он оказывался в поле зрения полиции, сразу же бросал всё и уезжал в Европу под предлогом обострения болезни. Мало кто из лидеров большевиков побывал на каторге, но через ссылку прошли почти все. Зиновьев лишь раз был арестован на несколько недель, но и тогда под предлогом больного сердца добился освобождения и сразу же уехал.
Секретарь Сталина Бажанов, позднее бежавший в Европу, вспоминал, что Зиновьев слыл в партии «порядочным трусом» и что существовала партийная поговорка: «Сталин предаст, а Зиновьев убежит». Свердлов однажды сказал, что «Зиновьев — это паника». Троцкий вспоминал, что во время наступления Юденича на Петроград Зиновьев запаниковал и обороной города пришлось руководить ему самому. Нагловский, знавший его по работе в Петрограде, писал: «в периоды опасности Зиновьев превращался в дезориентированного, панического, но необычайно кровожадного труса. В периоды же спокойного властвования Зиновьев с большим удовольствием предавался всем земным радостям».
Даже английский агент Пол Дюкс, сумевший просочиться со своей тайной миссией в советские органы и близко познакомившийся с вождями, характеризовал Зиновьева как человека, который «первым теряет голову от страха и впадает в панику, как только на горизонте замаячит опасность».
Кроме того, выступая перед горожанами с демагогическими и откровенно популистскими речами, сам Зиновьев вовсе не был образцом революционного аскетизма. Его сын Стефан Радомысльский учился в самой элитной школе города, приезжал на уроки когда хотел на своём личном мотоцикле (в те времена и велосипед считался предметом недостижимой роскоши), да ещё и обзывал одноклассников «мелкобуржуазными сволочами» и пытался диктовать учителям свои условия при поддержке матери — Златы Лилиной, которая считала себя специалистом в вопросах школьного образования (в органы просвещения она попала по протекции мужа). Сам Зиновьев, вернувшийся в Россию достаточно худым и едва ли не измождённым, так отъелся на спецпайке, что даже соратники стали именовать его за глаза ромовой бабой. И это во времена военного коммунизма, когда в Петрограде люди в буквальном смысле слова голодали.
Тем не менее, несмотря на все недостатки, Зиновьев был вполне реальным кандидатом на пост преемника. В некотором отношении, его позиции были даже сильнее, чем у Троцкого. Формально Троцкий был вождем № 2 и имел достаточно мощный клан на важных постах. Но на деле он всегда был инородным телом в партии. Большевики не любили Троцкого и считали его высокомерным выскочкой, который в последний момент пришёл в партию со своим кланом «межрайонцев» и сходу занял высокие посты. К тому же Троцкий был силен в идеологических баталиях, а не бюрократических. Поэтому его шансы удержаться у власти были невелики. Зиновьев же, несмотря на нелюбовь соратников, всё же мог позиционироваться себя как старого большевика и главного ученика Ленина и знал толк в интригах. К тому же он возглавлял Коминтерн, что в условиях ожидания грядущей мировой революции значительно повышало его шансы. Зиновьев это понимал, но ему также было ясно, что в одиночку Троцкого не одолеть.
Так, ещё при жизни Ленина сложился новый альянс — Зиновьев, Каменев, Сталин. Именно с их подачи Сталин был назначен на должность генерального секретаря. Зиновьев ожидал, что при бюрократической поддержке Сталина ему удастся без труда одолеть слабого в интригах Троцкого, а затем провести Сталина, которого никто в партии интеллектуалом не считал. Последнему отводилась чисто техническая роль — переманивать на сторону блока региональную номенклатуру, чтобы получить большинство на съездах.
Троцкого удалось свалить очень быстро. Он недальновидно выдвигал лозунги революционной борьбы с бюрократией, в то время, как Сталин поддержкой этой региональной бюрократии заручался. В итоге региональные руководители стали видеть в Сталине своего покровителя, который оберегал их и выбивал для них привилегии в обмен на лояльность.
После крушения Троцкого Зиновьев стал самым могущественным человеком в стране и де-факто некоторое время являлся лидером государства. Именно он зачитывал политические доклады на съездах партии, что было прерогативой лидера. Но это был триумф на час. Новый вождь явно недооценил Сталина и слишком поздно понял, что он уже не является технической фигурой. Теперь за его спиной стояла армия региональной партийной номенклатуры, которая отправляла делегатов на съезды партии, и Сталин мог провести на съезде любое своё решение, которое после резолюции становилось обязательным для исполнения.
Заручившись поддержкой Сокольникова и Крупской, Зиновьев попытался обвинить Сталина в отходе от ленинизма. Это был его главный козырь, ведь Зиновьев позиционировал себя как главного ученика Ленина, именно по его инициативе Петроград был переименован в Ленинград. Однако было уже поздно. Во-первых, Сталин уже перетянул на свою сторону региональную номенклатуру. Во-вторых, изменилось лицо самой партии. Это был уже не междусобойчик интеллектуалов, лично знавших друг друга. После рабочего и крестьянского наборов партия превратилась в большую структуру. Среднестатистический член партии мог перепутать портреты Маркса и Энгельса и не мог цитировать их переписку, зато по инерции считал главным Сталина, благодаря которому состоялся его карьерный взлёт, и поддерживал именно его.
Но в Ленинграде Зиновьев пока ещё оставался полновластным хозяином. Ему удалось добиться того, чтобы в ленинградских делегациях на съездах партии были только его сторонники. Но этого было мало. За Сталиным было не только большинство рядовых делегатов, но и Бухарин с Рыковым.
Решающая схватка произошла на XIV съезде партии в декабре 1925 года, где оппозиция собиралась поставить вопрос об отставке Сталина. Зиновьев стремился заручиться поддержкой трёх самых крупных и влиятельных партийных организаций: ленинградской, московской и украинской. Однако Сталин и здесь перехитрил оппонента. Он успел пролоббировать назначение генсеком украинской компартии преданного ему Кагановича. А московского лидера Угланова, который был готов подержать группу Зиновьева, Сталин в последний момент переманил на свою сторону. В результате на съезде Зиновьев вообще не получил поддержки ни от кого, кроме ленинградской делегации.
Окончательно окрепнув, Сталин начал добивать противников. Троцкий и Зиновьев были исключены из партии. Троцкий, будучи по натуре борцом, не сдался и до последних дней свою борьбу со Сталиным продолжал, погибнув, можно сказать, в бою. Зиновьев же предпочел сразу капитулировать. Но он не понял, что в партийной борьбе должен остаться только один. Последующие годы стали для Зиновьева чередой унизительных покаяний и публичных самоуничижений с тюремными сроками.
Сталин умело разыгрывал доброго и злого полицейского поочерёдно. В 1928 году после публичного покаяния Зиновьева его восстановили в партии и даже позволили поруководить Казанским университетом. Но в 1932 он опять был исключен из партии и выслан в Кустанай. Поводом стало появление так называемого Союза марксистов-ленинцев, в котором оказались замешаны несколько бывших зиновьевцев (хотя сам Зиновьев там не числился).
Однако через год Сталин снова «простил» непутёвого Зиновьева и вернул в Москву на совсем уж ничтожный пост. Он стал одним из редакторов журнала «Большевик». Правда, взамен ему надо было выступить на очередном съезде партии и очень убедительно покаяться и оплевать себя перед сталинскими делегатами.
Зиновьев образцово-показательно покаялся, но в декабре 1934 года снова был арестован. На этот раз в связи с убийством главы Ленинграда Кирова. Зиновьев не имел к нему никакого отношения, всех его ставленников в Ленинграде зачистили ещё девять лет назад. Тем не менее Сталин воспользовался ситуацией, чтобы окончательно добить поверженного противника. По его поручению Ягода начал работать над привязкой Зиновьева и Каменева к этому убийству. Однако задание он провалил, ни тот ни другой не взяли на себя вину и под нажимом следователей признали только моральную ответственность за гибель Кирова.
Вероятно, следователи обещали им сохранение жизни в обмен на участие в судебном спектакле. Зиновьев в очередной раз отыграл отведённую ему роль, как и все остальные участники за исключением одного, который наотрез отказался признавать вину.
Но у Сталина были на старых соратников другие планы. Именно на этом судебном процессе Вышинский произнёс знаменитую речь со словами: «Взбесившихся собак требую расстрелять — всех до одного!». Партийная пресса неистовствовала, требуя стереть негодяев с лица земли.
24 августа 1936 года Зиновьев был признан виновным и расстрелян через два дня. Пуля, которой он был убит, в дальнейшем хранилась в качестве трофея сначала у Ягоды, а затем у Ежова. Родственники Зиновьева также не избежали преследований. Вторая жена Зиновьева — Злата Лилина, умерла за несколько лет до этих событий. У остальных были неприятности. Первая и третья жёны Зиновьева — Сарра Равич и Евгения Ласман — находились в лагерях и ссылках вплоть до смерти Сталина. Единственный сын Зиновьева Стефан Радомысльский, тот самый, который любил приезжать в школу на мотоцикле, был расстрелян в 1937 году.