жареный лед что это
Устройство для моментального замораживания десертов «Жареный лед»
Выберите место доставки:
Расчет производится для всех товаров в корзине!
На этой странице представлено устройство для моментального приготовления волшебных холодных десертов. «Жареный лед» позволяет моментально охладить любую жидкость или твердый продукт до состояния заморозки. Вкусные, здоровые и полностью натуральные лакомства чудесным образом возникают прямо на вашей кухне.
«Жареный лед» пользуется большой популярностью среди детей и взрослых. Мамы ценят этот прибор за то, что необычная форма позволяет дать необходимую норму витаминов даже самому привередливому ребенку.
«Жареный лед» – это специальная чаша, которую перед использованием необходимо охладить в морозильнике. После того, как вы достанете его из отрицательной температуры, он начнет интенсивно отдавать холод. Просто налейте на поверхность сливки, сгущенное молоко, сок или другую жидкость, добавьте фрукты, ягоды, конфеты и любые другие интересные ингредиенты. Уже через пять минут вкусный, красивый десерт будет готов.
Процесс интересен детям, они с удовольствием экспериментируют с приготовлением своих первых кондитерских шедевров. Вы можете купить устройство для домашних холодных десертов «Жареный лед» в подарок для семьи с ребенком от 3 лет – не прогадаете!
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ИЛЛЮСТРИРОВАННЫЙ ЖУРНАЛ.
Основан в декабре 1993 года.
Шеф-редактор Аркадий ВАЙНЕР.
Главный редактор Александр КРИВЕНКО.
Алексей ЕРМОЛАЕВ. Жареный лед.
Моя служба в милиции началась весьма прозаично. Не было торжественных напутствий, бравурных маршей, слез умиления на глазах седых ветеранов. Этого не было, а было вот что: начальник распорядился поставить для меня стол и освободить половинку сейфа, потом ободряюще похлопал по плечу и со словами: «Засучивай рукава!» вывалил ворох писем, инструкций, жалоб. Я через силу улыбнулся и с тоской подумал, что выбраться из этой бумажной бездны вряд ли возможно. В глазах пестрели оттиски штампов, разнообразные заявления, грозные резолюции.
В довершение всего ко мне подошел старший лейтенант Дмитрук, человек, на чью помощь рассчитывал я очень сильно, и весело сказал:
— Привет подрастающему поколению! Обживаешься? — Дмитрук был настолько жизнерадостен, что совершенно не обратил внимания на мой кислый вид. А мне и впрямь было не по себе. Я-то устраивался на эту работу в надежде на романтику милицейского дела: погони, перестрелки и прочие «киношные» страсти-мордасти. Увы… Выходит, потоки писанины прорвались и сюда. С трудом я подавил чувство разочарования. Сколько раз со мной так бывало: мечтаешь, ждешь необыкновенного, а достается что-то уже много раз виденное, прочувствованное. В одном научно популярном фильме доходчиво демонстрировали ограниченность таракана. Он лез в темный угол и получал там электрический разряд. Но никак не мог угомониться. Конечно, сравнивать себя с жидконогой козявочкой обидно для самолюбия, но если быть объективным…
— Давай, милок, нагружайся, а я поеду старые кости греть, — балагурил старлей. — Понимаешь, некогда было раньше. Зато теперь отгуляю уж отпуск сразу за два года. Ты прямо как с неба свалился. Такая подмена! Молодой да симпатичный. В хоккей, слышал, играешь. Ну вылитый швед из «Тре крунур»…
Николай родом из нашего поселка, добрейшая душа. Только есть у него склонность к шуткам, над которыми он смеется один. Когда его начинает «нести», целая компания с глупым видом переглядывается, а Дмитрук вовсю заливается. Впрочем, в остальном Никола — симпатичный человек. А что до недостатков, то идеальных людей в природе вообще не существует. Нельзя сказать, что в наших с ним взаимоотношениях складывалось все гладко. Но главное и самое ценное его качество — порядочность: он не из тех, кто держит камень за пазухой. Режет матку-правду в глаза. На него почти никогда не сердятся. Не знаю, почему. Я прощаю ему резкость суждений за искренность. В них больше правды, чем в комплиментах, даже заслуженных. Да и говорит Дмитрук немного. Я и удивился потоку красноречия, хлынувшему тогда. Старший участковый продолжал петь дифирамбы, проявляя несвойственную для него осведомленность в спортивных делах. У меня появилось ощущение, что он последние месяцы проводил на необитаемом острове и соскучился по человеческому обществу. Николай не умолкал еще минут десять. Это была мука, но я простил Дмитрука — счастливчика, который может позволить себе спокойно смотреть на злосчастный стол и не замечать кучи документов. Он уже был в пути, надеясь поскорее погреть свои старые кости на жгучем солнце юга. Что же ему еще там делать? Этому дряхлому деду, тридцати лет от роду, с фигурой и мышцами портового грузчика…
Без опеки меня, разумеется, не оставили. Учили, наставляли, как того требуют приказы. Но мне казалось, что все идет как-то несерьезно. Наверное, не хватало антуража: посвящения в стражи закона протекало без холодящей душу таинственности, в спешке. Словно закавыка была в том, чтобы забить штатную единицу. Новичок с менее богатым воображением, наоборот бы, порадовался такому приему. Мне доверяли. Это ясно. Ведь в моем багаже был диплом о высшем образовании и хоть маленький, но опыт работы в прессе. Последнее обстоятельство особенно устраивало управление: там понимали, газета — это общение с людьми, разбирательство конфликтов. В общем, с милицейской службой схожего более чем достаточно.
Мне доверяли, а точнее, считали, что есть сотрудники, которые больше нуждаются во внимании старших. К тому же и Дмитрук сказал свое веское слово (он отвечал за меня). Да и спустя много времени Николай признался в собственном педагогическом кредо, за которое «в кадрах» его бы непременно взгрели.
— Милицейскую кашку, дорогой, — вдалбливал он молодым сотрудникам, косясь на нас, — нельзя пробовать по ложке. Не распробуешь. Надо сразу хлебнуть как следует: то ли вовсе охоту отобьет, то ли аппетит разгорится. А няньки лишь время даром потеряют, коли сосун бесталанный…
Потекла моя безрадостная одиссея. Запомнились тоскливые хождения по инстанциям и частным лицам с визитами весьма малоприятными. Целую пачку зловредных «входящих» и «исходящих» я таскал в специально приобретенном портфеле. В первые дни просто не было спасения среди моря документов, но вскоре я начал ориентироваться в проулках и тупиках юридической переписки и смог принять посильное участие в «войне» бумаг.
Сколько крови, а еще больше чернил стоил мне самый захудалый пьянчужка! То на работу его оформляй, то в ЛТП, то на пятнадцать суток. И для каждого места заготавливай десятки бумаженций. Причем на одну полезную справку приходится примерно так пять совершенно формальных. И тонкость в том, что не знаешь, какая из них сыграет решающую роль. Я быстро сообразил — тут нужна система. Один раз надо не пожалеть сил и времени, испробовать все варианты для достижения желаемого. А затем взять на вооружение наиоптимальнейший.
Жалобы и заявления пишутся на разный манер. Зато идут по накатанному пути. Результат на финише профессионал может угадать еще на старте, получая от начальства резолюцию: «Разобраться и доложить». Такой метод сберегает лоб от ненужных шишек и драгоценные часы. Даже маленькое слово в запросе способно склонить чашу весов. Напишешь не просто «просим», а «убедительно просим», и какое-нибудь ответственное лицо поощрит тебя за почтение. Но важно и не опуститься на коленки — тогда тобой будут пренебрегать. Наука эта не столь мудрая, сколь хитрая. И не с того хотелось начинать, однако жизнь заставила. Первым признанием моих успехов в бумаготворчестве стал вызов к начальнику отделения Ганину. Я испытывал к нему сложные чувства. Нравилась его ультрасовременная манера держаться, говорить. Этакая смесь манер, заимствованных в мастерской художника и профкоме предприятия с размахом. Не нравилось барское отношение к людям. Любое указание он спускал вниз исключительно через заместителей. Доходило до смешного. Встретив меня в коридоре, он просил срочно разыскать Дмитрука. Высунув язык, я битый час носился по следам моего непосредственного начальника и только для того, чтобы он «довел» до меня ганинский приказ о стрельбах. То есть Александр Васильевич принадлежал не к разряду обычных, домашних зазнаек, а к более серьезному клану, в котором личные качества отождествляются с занимаемым креслом, и это самое кресло возводится в культ. Кресло охраняют и от реальных посягательств конкурентов, и от неуважительных взглядов инакомыслящих. С одинаковым рвением. По службе мне с таким ярким представителем стражей иерархии встречаться больше не приходилось. В милиции для них климат неподходящий…
Жареный лед что это
Моя служба в милиции началась весьма прозаично. Не было торжественных напутствий, бравурных маршей, слез умиления на глазах седых ветеранов. Этого не было, а было вот что: начальник распорядился поставить для меня стол и освободить половинку сейфа, потом ободряюще похлопал по плечу и со словами: «Засучивай рукава!» вывалил ворох писем, инструкций, жалоб. Я через силу улыбнулся и с тоской подумал, что выбраться из этой бумажной бездны вряд ли возможно. В глазах пестрели оттиски штампов, разнообразные заявления, грозные резолюции.
В довершение всего ко мне подошел старший лейтенант Дмитрук, человек, на чью помощь рассчитывал я очень сильно, и весело сказал:
— Привет подрастающему поколению! Обживаешься? — Дмитрук был настолько жизнерадостен, что совершенно не обратил внимания на мой кислый вид. А мне и впрямь было не по себе. Я-то устраивался на эту работу в надежде на романтику милицейского дела: погони, перестрелки и прочие «киношные» страсти-мордасти. Увы… Выходит, потоки писанины прорвались и сюда. С трудом я подавил чувство разочарования. Сколько раз со мной так бывало: мечтаешь, ждешь необыкновенного, а достается что-то уже много раз виденное, прочувствованное. В одном научно популярном фильме доходчиво демонстрировали ограниченность таракана. Он лез в темный угол и получал там электрический разряд. Но никак не мог угомониться. Конечно, сравнивать себя с жидконогой козявочкой обидно для самолюбия, но если быть объективным…
— Давай, милок, нагружайся, а я поеду старые кости греть, — балагурил старлей. — Понимаешь, некогда было раньше. Зато теперь отгуляю уж отпуск сразу за два года. Ты прямо как с неба свалился. Такая подмена! Молодой да симпатичный. В хоккей, слышал, играешь. Ну вылитый швед из «Тре крунур»…
Николай родом из нашего поселка, добрейшая душа. Только есть у него склонность к шуткам, над которыми он смеется один. Когда его начинает «нести», целая компания с глупым видом переглядывается, а Дмитрук вовсю заливается. Впрочем, в остальном Никола — симпатичный человек. А что до недостатков, то идеальных людей в природе вообще не существует. Нельзя сказать, что в наших с ним взаимоотношениях складывалось все гладко. Но главное и самое ценное его качество — порядочность: он не из тех, кто держит камень за пазухой. Режет матку-правду в глаза. На него почти никогда не сердятся. Не знаю, почему. Я прощаю ему резкость суждений за искренность. В них больше правды, чем в комплиментах, даже заслуженных. Да и говорит Дмитрук немного. Я и удивился потоку красноречия, хлынувшему тогда. Старший участковый продолжал петь дифирамбы, проявляя несвойственную для него осведомленность в спортивных делах. У меня появилось ощущение, что он последние месяцы проводил на необитаемом острове и соскучился по человеческому обществу. Николай не умолкал еще минут десять. Это была мука, но я простил Дмитрука — счастливчика, который может позволить себе спокойно смотреть на злосчастный стол и не замечать кучи документов. Он уже был в пути, надеясь поскорее погреть свои старые кости на жгучем солнце юга. Что же ему еще там делать? Этому дряхлому деду, тридцати лет от роду, с фигурой и мышцами портового грузчика…
Без опеки меня, разумеется, не оставили. Учили, наставляли, как того требуют приказы. Но мне казалось, что все идет как-то несерьезно. Наверное, не хватало антуража: посвящения в стражи закона протекало без холодящей душу таинственности, в спешке. Словно закавыка была в том, чтобы забить штатную единицу. Новичок с менее богатым воображением, наоборот бы, порадовался такому приему. Мне доверяли. Это ясно. Ведь в моем багаже был диплом о высшем образовании и хоть маленький, но опыт работы в прессе. Последнее обстоятельство особенно устраивало управление: там понимали, газета — это общение с людьми, разбирательство конфликтов. В общем, с милицейской службой схожего более чем достаточно.
Мне доверяли, а точнее, считали, что есть сотрудники, которые больше нуждаются во внимании старших. К тому же и Дмитрук сказал свое веское слово (он отвечал за меня). Да и спустя много времени Николай признался в собственном педагогическом кредо, за которое «в кадрах» его бы непременно взгрели.
— Милицейскую кашку, дорогой, — вдалбливал он молодым сотрудникам, косясь на нас, — нельзя пробовать по ложке. Не распробуешь. Надо сразу хлебнуть как следует: то ли вовсе охоту отобьет, то ли аппетит разгорится. А няньки лишь время даром потеряют, коли сосун бесталанный…
Потекла моя безрадостная одиссея. Запомнились тоскливые хождения по инстанциям и частным лицам с визитами весьма малоприятными. Целую пачку зловредных «входящих» и «исходящих» я таскал в специально приобретенном портфеле. В первые дни просто не было спасения среди моря документов, но вскоре я начал ориентироваться в проулках и тупиках юридической переписки и смог принять посильное участие в «войне» бумаг.
Сколько крови, а еще больше чернил стоил мне самый захудалый пьянчужка! То на работу его оформляй, то в ЛТП, то на пятнадцать суток. И для каждого места заготавливай десятки бумаженций. Причем на одну полезную справку приходится примерно так пять совершенно формальных. И тонкость в том, что не знаешь, какая из них сыграет решающую роль. Я быстро сообразил — тут нужна система. Один раз надо не пожалеть сил и времени, испробовать все варианты для достижения желаемого. А затем взять на вооружение наиоптимальнейший.
Жалобы и заявления пишутся на разный манер. Зато идут по накатанному пути. Результат на финише профессионал может угадать еще на старте, получая от начальства резолюцию: «Разобраться и доложить». Такой метод сберегает лоб от ненужных шишек и драгоценные часы. Даже маленькое слово в запросе способно склонить чашу весов. Напишешь не просто «просим», а «убедительно просим», и какое-нибудь ответственное лицо поощрит тебя за почтение. Но важно и не опуститься на коленки — тогда тобой будут пренебрегать. Наука эта не столь мудрая, сколь хитрая. И не с того хотелось начинать, однако жизнь заставила. Первым признанием моих успехов в бумаготворчестве стал вызов к начальнику отделения Ганину. Я испытывал к нему сложные чувства. Нравилась его ультрасовременная манера держаться, говорить. Этакая смесь манер, заимствованных в мастерской художника и профкоме предприятия с размахом. Не нравилось барское отношение к людям. Любое указание он спускал вниз исключительно через заместителей. Доходило до смешного. Встретив меня в коридоре, он просил срочно разыскать Дмитрука. Высунув язык, я битый час носился по следам моего непосредственного начальника и только для того, чтобы он «довел» до меня ганинский приказ о стрельбах. То есть Александр Васильевич принадлежал не к разряду обычных, домашних зазнаек, а к более серьезному клану, в котором личные качества отождествляются с занимаемым креслом, и это самое кресло возводится в культ. Кресло охраняют и от реальных посягательств конкурентов, и от неуважительных взглядов инакомыслящих. С одинаковым рвением. По службе мне с таким ярким представителем стражей иерархии встречаться больше не приходилось. В милиции для них климат неподходящий…
Ганин любезно улыбался. Он словно демонстрировал свое расположение ко мне. Гладкие щеки округлились еще сильнее, крупные, чуть раскосые глаза почти утонули в припухлых веках.
— Как протекает период становления? — промурлыкал он, по-прежнему источая радушие. Разумеется, отрицательный ответ либо требовательный тут исключался.
— Все идет замечательно.
— Ой-ой, сколько энтузиазма! — остановил меня майор.
Непонятно было, правда, одобряет он бравое заявление или осуждает. В любом случае имело смысл сбавить тон.
— Единственное неудобство — три стержня исписал.
— А это похвально. Читал ваши рапорта… — Ганин задумался. Выдерживал паузу, скорее всего, чтобы поселить в моей душе неуверенность. Действует безотказно. В горле у меня пересохло.
Жареный лед
А что же теперь, когда бесплатного жилья практически нет, цены на услуги ЖКХ галопируют, а бесплатное образование и здравоохранение явно скукоживаются? И вообще может ли образование быть бесплатным?
Если спросить наших сограждан, являются ли они сторонниками бесплатного образования, то почти все ответят «да». При этом практически все знают, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И почти каждый понимает, что учителя в школах и профессора в вузах не работают совсем бесплатно, что соответствующие здания стоят денег, требуют отопления, освещения и ремонта, что современное образование невозможно без компьютеров и иной техники и т.д. Однако все эти конкретные знания парадоксальным образом уживаются в головах наших сограждан с идеей бесплатности. Как же это происходит?
Все дело в лукавом словосочетании бесплатное образование. Действительно ни ученики в школах, ни студенты в университетах не должны платить за свое обучение. Я, разумеется, не имею в виду различные школьные поборы на «нужды школы», на «подарки учителям», «на праздничные мероприятия» и т.д. И уж, конечно, не говорю о вузовских репетиторах и прочих университетских финансовых изобретениях. Однако деятельность всей системы образования уже заранее оплачена центральными и местными властями за счет налогов с юридических и физических лиц, за счет продажи национальных богатств и за счет иных источников доходов федерального и местных бюджетов. Иными словами, за счет тех средств, которые принадлежат всем членам общества и должны так или иначе быть распределены между всеми ними в форме зарплат, пенсий, пособий и иных выплат. Этого, однако, не произошло. И граждане, не получившие принадлежащей им части национальных богатств, за это имеют возможность (не бесплатно!) отправить своих детей учиться. При этом плата уже непосредственно в момент учения конечно же не взимается.
Вопрос же о том, насколько эффективно (и честно!) распределили высшие власти и чиновники от образования общую сумму недоданных гражданам средств, не обсуждается. А если и обсуждается, то исключительно в рамках централизованной распределительной системы: «Мы лучше знаем, как потратить уже недоданные вам деньги на образование ваших детей». При этом никто не спрашивает, стоит ли управлять этими средствами как-то иначе. Например, по строго целевому принципу расходования материнского капитала. А в нашем случае каждая семья, имеющая детей, получает некоторую сумму, которую она может расходовать исключительно на их образование. Сама решая, как именно ею распорядиться, но только в пределах образования.
Не будучи в состоянии даже теоретически просчитать все последствия такого перехода от финансирования системы образования из принудительного «общака» к принципам расходования материнского капитала (кроме ликвидации множества чиновничьих должностей сомнительной ценности), хочу отметить следующее. В последние годы власти последовательно проводят политику перекладывания социальных обязанностей на самих граждан. Начав не очень удачно с «монетизации льгот» (не привилегий!), правительство теперь хочет, чтобы сами граждане копили на достойную будущую пенсию, участвовали, хотя бы частично, в расходах на образование и здравоохранение. В принципе эта тенденция объяснима и по-своему логична. Она должна привести к смене иждивенческой позиции человека по отношению к власти на позицию самодостаточную и гражданскую. Однако реализация этого курса может происходить только при честной компенсации тех расходов, которые правительство хочет переложить на граждан. Точнее, сопровождаться адекватным увеличением доходов, в первую очередь ростом зарплат. Попытка обмануть при таком перекладывании расходов уже привела к неприятным эксцессам при «монетизации льгот».
Жареный лед
Центр города. От площади Победы иду в офис МТС. Под ногами грязный снег неубранного тротуара. Под снегом лед. И вдруг – метров 60-70 чистейший тротуар! А-а-а…, понятно, это территория Сбербанка России. Чисто там, где деньги. Но деньги в Смоленске и области далеко не везде. Госдолг региона вырос за последние три года в два раза. На начало года федеральному бюджету и коммерческим банкам Смоленщина задолжала 30,4 млрд рублей. Область практически ничего не производит. За последние три года официальными банкротами признаны более десятка крупных промышленных предприятий области.
Печален конец градообразующего предприятия Рославля. В августе этого года арбитражный суд Смоленской области признал ЗАО “Рославльский автоагрегатный завод АМО ЗИЛ” (ЗАО РААЗ) банкротом.
Формальным основанием для этого послужило заявление ООО “Смоленскрегионтеплоэнерго”, которому завод задолжал 6,32 млн рублей. Как отмечается в решении суда, по результатам анализа финансового состояния ЗАО «Рославльский автоагрегатный завод АМО ЗИЛ» временным управляющим сделаны выводы о невозможности восстановления платежеспособности должника ввиду убыточности деятельности предприятия.
За последние годы арбитражными судами рассмотрено несколько десятков дел, в которых ответчиком был Рославльский автоагрегатный завод. Общая сумма требований кредиторов составила 1 052 287 109 руб. 05 коп.
«Лохматая» лапа Москвы
“В Москву, в Москву, в Москву!” Призыв героини чеховской пьесы до сих пор остается актуальным. И проблемным. Проблемным для таких городов, как Гагарин, Вязьма, Рославль, да и Смоленск не далеко ушел.
По данным Рославльского центра занятости, “бездельная” молодежь составляет около 35% от общего числа безработных. Это очень много для районного города. Причем без работы остается самый трудоспособный люд, на котором должна держаться вся экономика района. Но, увы. Народ бежит. В 1991 году численность сотрудников РААЗа составляла 8 300 человек. Сегодня все они или в Москве, Подмосковье, или безработные
Молодежь, да и рабочий люд среднего возраста едут на вахты, на сезонные строительные работы. Соглашаются часто на все предлагаемые им (часто кабальные) условия работы и проживания. А что делать, коль в районе и области нет нормальных условий для работы, как и никакой возможности получать “нормальные” деньги.
Вместе с обанкротившимся заводом рухнул и его (лучший в южном регионе области) Дом культуры “Россия”. Еще в 2009 году около 90 его работников вынуждены были уйти. Кто-то нашел работу, кто-то нет. Кстати, ненасытная Москва в лице головного предприятия АМО “ЗИЛ” запросила за “Россию” всего лишь (?!) 340 миллионов рублей. Ни область, ни, тем более район таких денег найти не могли. По определению.
Сегодня в частные руки проданы физкультурно-оздоровительный комплекс завода (ФОК), спортивно-оздоровительная база “Прудок”. А частники, как известно к подбору кадров подходят оптимизированно. Большое начальство области и района упустило в свое время инвестиционный проект по строительству у нас в городе сборочного производства концерна “Рено”. Зато в соседней Калуге такое, или подобное, производство появилось. Там почему-то думают о перспективах развития и людях. На Смоленщине не думают?
В конце 2011 года новым генеральным директором ЗИЛа стал Игорь Захаров. Кстати, перешедший с обанкроченного завода «ИЖ-Авто». По его инициативе была создана управляющая компания «Автокомпоненты» с штатом в 48 человек и уставным капиталом 10 тысяч рублей. «Автокомпоненту» были делегированы полномочия полного управления дочерними предприятиями ЗИЛа, в том числе Рославльского автоагрегатного. Это стало началом и продолжением конца.
Первой в оборот новых управленцев попала заводская котельная, которая давала неплохую прибыль и внесла весомый вклад в погашение долгов перед кредиторами. Получив «на халяву» важный объект, управляющая компания обратила внимание на автотранспортный цех и очистные сооружения. Эти подразделения также могли приносить дивиденды. Следующей целью «оптимизации» стала торгово-финансовая компания (ТФК) Рославльского автоагрегатного завода, до того успешно выполнявшая роль аккумулятора оборотных средств предприятия. Завод продолжают дробить, отдавая в частные руки, или на аутсорсинг все более-менее доходные объекты. Понимая, что завод в прямом смысле пилят, рабочие не раз выходили на митинги, писали президенту, премьеру, губернаторам.
Губернатор Сергей Антуфьев встречался с Сергеем Собяниным, губернатор Алексей Островский привозил на РААЗ представителя правительства Москвы, которому принадлежит контрольный пакет акций предприятия. Однако ничего после этого не изменилось. А управляющая компания не нашла ничего лучше, как… взять кредит в банке, связанном с правительством Москвы. И всего-то в 430 миллионов рублей (!) под залог недвижимого имущества завода. А все активы в 2011 году оценивались аудиторами в 865 миллионов рублей, при рыночной стоимости раз в тридцать выше.
Так Рославльский автоагрегатный и оставшиеся 2 тысячи работников стали заложниками управленцев из Москвы.
Летом 2102 года «Автокомпаненты» прислали на завод нового антикризисного конкурсного управляющего Александра Имидиева. Последний с коллектива завода даже не встречался. Собрал лишь руководство высшего звена управления, раздал им на листочках свою биографию, а потом эти листочки забрал.
А далее выяснилось, что на момент назначения Имидиева «очередным «спасателем» завода, он уже проходил обвиняемым в уголовном деле. Александром Флоровичем серьезно интересовались компетентные органы Ульяновска в рамках возбуждённого уголовного дела по статьям «Использование служебного положения» и «Мошенничество, совершённое в особо крупных размерах». Следствие хотело знать, куда делись 13,5 миллиона рублей из государственной казны в пору его работы руководителем предприятия «Ульяновскдорремсервис».
Да, господин с уголовной статьей был отозван и порулил заводом недолго. Но в голове не укладывается, как на РААЗ-е мог появится такой «антикризисный менеджер», сумевший развалить и довести до предбанкротного состояния дорожное предприятие Ульяновска.
Продается «Россия» в… розницу
Сегодня с полным основанием можно утверждать: традиции Рославльского автоагрегатного завода не только не сохранились, но разрушены, а главные активы проданы. На корню и за копейки.
Два года назад в руки директора ДК «Россия» Анатолия Калинина почти случайно попал любопытнейший документ – договор купли-продажи недвижимого имущества, датированный 23 октября 2014 года. В нем черным по белому было написано: ЗАО «РААЗ АМО ЗИЛ», в лице директора управляющей организации Игоря Принцева, продает 37 помещений первого этажа ДК «Россия» общей площадью 1422 кв. метра некоей женщине, проживающей в Орехове-Зуеве (Московская область).
Согласно договору, в собственность покупателя всего за 3 млн. рублей(!) переходят самые лакомые части Дома культуры: кафе, кухня, танцевальный зал, фойе танцевального зала, туалеты.
Что тут скажешь? И продавца, и покупателя не волнует, что 150 детей возрастом от 4 до 17 лет танцевального коллектива «Калинка», лауреата различных международных и российских конкурсов, лишились танцевального зала и вынуждены будут переезжать на второй этаж.
Сам директор Анатолий Калинин тоже уходил, но вернулся. Думал, что все-таки найдутся во властных структурах чиновники, понимающие и реально готовые помочь спасти «Россию». Не нашлись.
Странный, парадоксальный факт: о вышеупомянутом договоре продажи «России» в розницу никто не знал. Ни в районе, ни тем более в области.
Вместо послесловия или, очень личное
Моя дядька Виктор Иванович Крупченков, его жена Галина Борисовна, их дочь Оксана и сын Игорь работали на рославльском хлебокомбинате. Причем, Виктор Иванович и его жена пекли хлеб всю жизнь, работая на старом хлебозаводе еще в 60-70-х года прошлого века. Вся семья потомственных хлебопеков в единый час потеряла работу в 2005 году. Так же, как еще порядка 800 человек работников ООО «Рославльский хлебокомбинат».
«Блажен, кто верует…». Я ошибся ровно на столько, на сколько был наивен.
«Хлебный передел по-черному». Так назывался материал- расследование, в котором я рассказал, как по заказу московских владельцев-учредителей Смоленского ООО «Хлебопек» был обанкрочен рославльский хлебокомбинат, как и кем всего за две недели (по ночам!) с предприятия было вывезено основное дорогостоящее оборудование, как, кто и зачем приезжал к главе МО «Рославльский район», почему никто не ищет пропавшего с 30 млн. кредитных рублей директора хлебокомбината Юрия Клюева… А в конце этого материала высказал мысль: не могу поверить в то, что чекист-губернатор Виктор Маслов ничего не знал и не ведал о криминальном заказном банкротстве ООО «Рославльский хлебокомбинат». Тем более, что люди-работники-хлебопеки обращались, писали и в Москву, и в областные властные инстанции.
Материал этот не был опубликован в губернаторской газете. Ни одна другая газета области тоже не осмелилась его опубликовать.
Когда я рассказал о ситуации с заказным банкротством хлебокомбината Рославля, о том, что материал «Хлебный передел по-черному» не берет ни одна газета, другому знакомому коллеге, опытному журналисту, он ответил странно-односложно: жареный лед.